Система поэтических мотивов. - Художественный мир М. Лохвицкой

Основные мотивы поэзии Лохвицкой уже так или иначе были упомянуты. В данной главе, которая не случайно по названию совпадает с подзаголовком книги А. Ханзена-Леве "Русский символизм", мы постараемся сопоставить их с мотивами раннего символизма. Эти мотивы мы перечислим, в целом стараясь придерживаться той же последовательности, в какой приводит их Ханзен-Леве, указывая, однако, и отличительные особенности, свойственные именно Лохвицкой.

Одним из главных раннесимволистских мотивов Ханзен-Леве называет мотив дуализма. У Лохвицкой он выразился в раздвоенности между мраком и светом. Этот мотив намечен уже в одном из первых стихотворений с характерным названием "Мрак и свет" (1889 г.), и в другом, возможно, чуть более позднем: "Чары любви", тоже вошедшим в I том. Далее тот же мотив продолжается в стихотворении "В кудрях каштановых моих": "Слилось во мне сиянье дня со мраком ночи беспросветной" (II, 1). Особенно ясно раздвоенность выразилась в V томе, где целые циклы противопоставлены друг другу по принципу "мрака" и "света". Отличительная особенность Лохвицкой, на наш взгляд, в том, что она не любуется своей противоречивостью с пассивным самодовольством, но старается преодолеть ее.

Мотив замкнутости, изолированности, одиночества для раннего творчества Лохвицкой нехарактерен. Он начинается во II томе, стихотворением "Мы, сплотясь с тобою", причем уже в этот период выражается как мотив "одиночества вдвоем": "Мы одни в разлуке, мы одни - вдвоем". В том же томе этот мотив продолжается стихотворением "Я жажду наслаждений знойных". Еще более ясно то же настроение проявляется в III томе (1898 - 1900 гг.): сти-хотворения "В белую ночь", "Власти грез отдана...", "Я хочу быть любимой тобой" и др. В IV томе особо акцентируется мотив одинокого противостояния избранника/избранницы косному окружению и его/ее неколебимого стояния в истине: стихотворения "На высоте", "Я верю, я верю в загробные тайны...",

"На смерть Грандье", "Мученик наших дней", "Мой Ангел-утешитель...". Та же тема продолжается в V томе во вступительном цикле "Песни возрождения". Лохвицкая наследует традиционный для поэзии "чистого искусства" мотив избранничества поэта, его пророческого служения ("Моим собратьям" (II т.), "Вы ликуете шумной толпой", "Не для скорбных и блаженных" (IV т.), "Материнский завет" (V т.) и др.). Но понимание избранничества лишь отчасти является христианским. В большей мере оно связано с мотивом посвященности, тайного знания ("Нет, мне не надо ни солнца, ни ясной лазури...", "Чародейка" (I т.), "Повсюду, странница усталая..." (IV т.), "Я верю, я верю в загробные тайны..." (V т.) "Я - жрица тайных откровений..." (ПЗ). В III томе появляется образ замка, отделяющего избранницу от мира (стихотворения "Мой замок", "Настурции"), тот же образ ретроспективно вспоминается в стихотворении "Крылья" (V т.). С темой замкнутости связан образ заколдованного сада ("Светлое царство бессмертной идиллии...", "Цветы бессмертия" (III т.); "Лилит" (IV т.), "В саду над бездной" (V т.), "Остров счастья" (ПЗ).

Следующая группа мотивов: пути, безысходности, кружения и падения у Лохвицкой представлена лишь частично и преломляется по-своему - в духе христианской веры. Для нее сквозной является тема пути к небесному Отечеству, представленная во множестве стихотворений. В I томе это "Душе очарованной снятся лазурные дали...", "Вечерняя звезда", "Если смотрю я на звезды...", "Под впечатлением сонаты Бетховена "Quasi una fantasia"", "Окованные крылья", "Quasi una fantasia" и др. Во II томе: "Спящий лебедь", "Триолет",

"Ты жжешь меня, Молох..." Из более поздних можно назвать стихотворения "Пробужденный лебедь", "Элегия" (III т.), "Брачный венок" (IV т.), "Крылья", "Небесные огни" (V т.), "Пилигримы", "Врата вечности", "Остров счастья". Для этой темы характерен образ души-птицы. С темой пути к небесному Отчеству связан также евангельский мотив брачного чертога (начало этой теме положило раннее стихотворение "Спаситель, вижу Твой чертог...", не включенное поэтессой в сборники, далее тема продолжается в стихотворениях "Брачный венок" (IV т.), "Небесные огни" (V т); "Песнь о небе", "У брачного чертога (ПЗ).

Тема безысходности заменена у Лохвицкой мотивом невозможности земного счастья ("Вечер в горах" (II т.), "Есть райские видения", "Море и небо, небо и море..." (IV т.), "В стране иной" (ПЗ). Но эта невозможность счастья воспринимается поэтессой с покорностью судьбе: "Счастье - далеко, но счастья

- не жаль" ("Море и небо...", IV,77). Соответственно, счастье и единение с возлюбленным ожидается в иной жизни ("В саркофаге" (III т.), драма "Бессмертная любовь" (IV т.), "Любовь совершенная" (V т.) "В скорби моей никого не виню", "Восковая свеча" (ПЗ). Мотив падения прослеживается в раннем творчестве ("Первая гроза", поэма "У моря"). Падение для Лохвицкой - явление всегда временное. Для нее более характерен уже неоднократно упоминавшийся мотив рокового искушения ("Миг блаженства" (I т.), "Полуденные чары", "Разбитая амфора", "Вампир" (II т.), "Ангел ночи", "В час полуденный" (III т.), "Смейся!", "Отрава мира", "Искуситель" (V т ) и др.).

Весьма богато представлен мотив страсти / бесстрастия. Теме страсти посвящены многие стихотворения уже I тома (например, цикл "Сонеты") и в особенности II тома (циклы "Осенние мелодии", "Молох" и отдельные стихотворения), в III томе цикл "В лучах восточных звезд". С мотивом страсти неразрывно связаны мотивы забвения и мгновения ("Пустой, случайный разговор", "Что ищем мы в бальном сиянии?", "Миг блаженства" (I т.), цикл "Осенние мелодии" (II т.) и др.). Со страстью, естественно, связан мотив ревности ("Ревность", "Сопернице", "В любви, как в ревности, не ведая предела" (II т.)

В раннем творчестве Лохвицкой страсть понимается как высшее счастье ("Гимн возлюбленному", "Кто - счастья ждет, кто - просит славы...", "Посмотри, блестя крылами...", (II т.) и др.). Вообще любовь в раннем творчестве поэтессы ассоциируется с красотой и радостью - отсюда специфический мотив любви среди цветов ("Призыв", "Среди цветов", "Среди лилий и роз",

"Весенний сон" (I т.), "Между лилий", "В полевых цветах", "Ветка туберозы" (II т.). При этом довольно рано возникает и все более усиливается в поздний период мотив любви-страдания ("Покинутая" (I т.), "Небесный цветок" (II т.),

"Гимн разлученным", "Метель", цикл "В лучах восточных звезд" (III т.), цикл "Любовь" (V т.). В позднем творчестве появляется также мотив любви-поединка ("О божество мое с восточными очами", "Шмель" (III т.), "Есть для тебя в душе моей...", "Волшебное кольцо" (V т.), "Великое проклятье", "Под крестом" (ПЗ). Мотив любви за гробом упоминался уже неоднократно.

Тема бесстрастия появляется довольно рано, впоследствии усиливается и развивается ("Мертвая роза", "Вампир" (II т.) цикл "Голоса" (IV т.). В зрелом творчестве появляется мотив борьбы со страстями ("Вампир", "Ты жжешь меня, Молох!..." (II т.), "Нереида" (III т.), "Отрава мира" (V т.).

Мотив усталости для раннего этапа творчества Лохвицкой нехарактерен, но появляется уже во II томе ("Мы, сплотясь с тобою..." и др.), в дальнейшем занимает все большее место ("Ляг, усни, забудь о счастии...", "Осенний закат",

"Я хочу быть любимой тобой" (III т.); "Ты изменил мне, мой светлый гений..." (IV т.), "Осенняя буря" (V т), "Перед закатом" (ПЗ).

В связи с мотивом скуки Ханзен-Леве упоминает Лохвицкую, говоря, что "в раннем символизме этот мотив приобрел тривиально-поэтический характер", - в чем сказывается обще-негативное отношение исследователя к творчеству поэтессы. Он цитирует стихотворение "В наши дни" (II т.). Собственно "скуку" Лохвицкая считала темой не поэтической, это то, чего она всячески старалась избежать в своем творчестве, и о чем писала скорее как о свойстве современной ей эпохи. Жалобы на скуку обыденной жизни действительно являются общим местом в литературе рубежа XIX - XX вв. Но у Лохвицкой есть совершенно особый и никоим образом не "тривиальный" поворот этой темы, о котором уже было сказано в предыдущих главах: мотив подвига скучных будней (поэма "Праздник забвения" (II т.), стихотворение "Черный ангел" (IV т.) и др.)

Характерный для поэтики символизма мотив ограниченности возможностей человеческой речи у Лохвицкой тоже проявился, причем достаточно рано ("Поймут ли страстный лепет мой?", "Пустой, случайный разговор" (I т.),

"Бывают дни, когда в пустые разговоры..." (II т.), "Белая нимфа под вербой печальной..." (III т.). Характерно название цикла "Песни без слов" (IV т.). Тот же подзаголовок имеет стихотворение "Настурции" (III т.).

Широко представлена тема лунного мира ("Ночи" (I т.), "Как будто из лунных лучей сотканы" (I т.), "Лионель", "Моя душа как лотос чистый" (II т.),

"Дурман" (III т.), "Лесной сон", "Sonnambula" (IV т.), "Союз магов" (V т.) Образ лунного мира у Лохвицкой находит явные соответствия в поэзии Бальмонта, у которого этот мотив разрабатывается еще более активно.

Мотив тени и отблеска - представлен не столько отдельными стихотворениями, которых не так уж много ("Месяц серебряный смотрится в волны морские...", "Из царства пурпура и злата...", "Сумерки" (I т.), "Грезит миром чудес..." (IV т.), "Горные видения" (V т. ) и некоторые другие), сколько общим принципом понимания земной красоты как отблеска мира горнего (о чем будет сказано ниже в главе о специфике пейзажа).

Один из наиболее характерных для Лохвицкой мотивов, представленных на протяжении всего ее творчества - мотив сна и мечты. Притом, что он является сквозным, легко проследить эволюцию, приблизительно соответствующую той, которая наблюдается в теме любви: от радостных видений юности до мучительных кошмаров позднего периода ("Вы снова вернулись, весенние грезы",

"Фея счастья", "Царица снов", "Да, это был лишь сон...", "Сон весталки", "Во сне", "К Солнцу!", "Четыре всадника" (I т.), "Вампир" (II т.), "Утренний сон", "Сон-трава" (III т.), "Невеста Ваала", "Серебряный сон", "Лесной сон" (IV т.), "Спящая", "Злые вихри", "Сон" (V т.). Особую группу составляют стихотворения, посвященные теме любви во сне ("Марш", (II т.), "Горячий день не в силах изнемочь...", "Нет, не совсем несчастна я, - о, нет!...", "Когда средь шепотов ночных", драма "Вандэлин" (III т.). Из последних стихов очень значительно упоминавшееся уже стихотворение "Злая сила" (ПЗ), в котором царство мечты развенчивается. В то же время понимание сна как способа познания истины остается до конца ("Я спала и томилась во сне..." (IV т.), "Крылья" (V т.), "Остров счастья" (ПЗ).

С темой сна связана тема безумия и болезни, о которой уже было сказано. Она представлена в драматических произведениях (особенно в драме "Бессмертная любовь" и в стихотворениях ("Метель", "Сон-трава", "Дурман" (III т.), "Виолончель", "На дне океана" (IV т.), цикл "Наваждения" (V т.).

Тема зла, о которой также уже говорилось выше, всегда дается в аспекте нравственной оценки и никогда не имеет самодовлеющего значения. С ней связан мотив колдовства, появляющийся уже в ранних стихах, но получивший развитие только в позднем творчестве ("Незванные гости", "Чародейка", "Наговорная вода" (I т.), "Мюргит" (IV т.), циклы "Средние века" и "Наваждения" (V т.), "Забытое заклятье" (ПЗ), драматические произведения).

Символистскому мотиву объятий со злом, который упоминает Ханзен-Леве, у Лохвицкой отчасти соответствует, отчасти противостоит мотив любви или любви-ненависти, связывающий героиню с существом иного мира ("Змей Горыныч", "Азраил" (I т.), "Кольчатый змей"; "Грезы бессмертия" (II т.), "Лесной сон" (IV т.) и др.). Соответственно, и героиня может представать как неземное существо ("Ни речи живые ни огненный взгляд...", "Титания" (I т.), "Забытое заклятье" (ПЗ).

Не количественно, но качественно важен мотив сошествия во ад, в полной мере представленный только одним стихотворением ("Заклинание XIII в. - III т.).

В заключении еще раз укажем мотив призвания сил небесных и исповедания христианской веры ("Искание Христа",252 "Предчувствие грозы" (II т.), "Ангел ночи" (III т.), "Молитва о гибнущих" (IV т.), "Святое пламя", цикл "Небеса" (V т.), "Каменная швея", "День Духа Святого" (ПЗ).

Ниже еще будут отдельно рассмотрены стихи, посвященные теме материнства и стихи, написанные для детей.

Приведенный перечень, конечно, не исчерпывает всех тем поэзии Лохвицкой, но дает представление, с одной стороны, о близости ее системы поэтических мотивов поэтике символизма, с другой показывает существенное отличие, выразившееся в специфике постановки проблем. Совершенно очевидно, что поэтесса никого не перепевает и ничего не "тривиализует" - она по-своему подходит к решению вопросов, волновавших ее поколение.

Похожие статьи




Система поэтических мотивов. - Художественный мир М. Лохвицкой

Предыдущая | Следующая