Нехристианский мистицизм - Художественный мир М. Лохвицкой

При демонстративном равнодушии к современности, Лохвицкая была верной дочерью своей эпохи, - времени, когда более существенной представлялась оппозиция "идеализма" и "материализма", а противостояние между христианской верой в чистоте той или иной концессии, с одной стороны, и различными гностическими и оккультными учениями с другой, - менее важным. Интерес к "области таинственного" Православной Церковью если не поощрялся, то и не преследовался. В истории XIX в. немало случаев, когда вполне благочестивые христиане совмещали свои убеждения с увлечением спиритизмом (пример поэтов Ф. Глинки, А. Толстого). Известно, насколько сложным и неоднозначным был личный мистический опыт Владимира Соловьева. На рубеже веков соблазна гностических учений не могли избежать даже люди богословски образованные и находящиеся в сане (о. Павел Флоренский). Как свидетельство широкого интереса к подобного рода вопросам упомянем книгу плодовитого православного писателя-компилятора прот. Григория Дьяченко "Область таинственного", в которой приводятся всевозможные доказательства существования "мира иного", в том числе и опыты спиритических сеансов.

Интерес к сфере таинственного был присущ и Лохвицкой. Как было сказано, в ее случае он был отчасти обусловлен наследственно. Семейная склонность к мистицизму проявилась и у Тэффи, наиболее полно отразившись в книге рассказов "Ведьма", почти сплошь состоящей из автобиографических произведений, посвященных воспоминаниям детства.

Мирра Лохвицкая тоже нередко обращалась к теме народных верований и суеверий, колдовства и волшебства. Однако у нее всегда в той или иной степени присутствовал этический оценочный аспект, - наиболее ясно ощущается он в балладе "Чары любви", представляющей собой попытку содержательно и стилистически имитировать народный духовный стих.

Я послушалась голоса тайного:

Коль бессильны все чары недобрые,

Так поможет мне сила небесная,

Сила Божия! (I, 147)

Молитвой и постом героиня баллады добивается того, в чем не помогли ей колдовские чары - ответной любви своего избранника.

Мистика любви и страсти интересует Лохвицкую не меньше, если не больше, чем земная психология этого чувства - и с годами мистическая настроенность поэтессы проявляется все ярче. Несомненное воздействие на нее оказало учение Владимира Соловьева, раскрытое как в его лирике, так и в трактате "Смысл любви". В последнем Соловьев доказывает, что самая сильная любовь бесплодна в земной действительности и таинственному назначению ее только предстоит раскрыться в будущей жизни. Очевидно, некоторые идеи были почерпнуты Лохвицкой и из сонетов Шекспира, которым она отчасти подражала в своих ранних сонетах.

Подобную теорию "бессмертной любви" развивает и Лохвицкая - преимущественно в зрелом своем творчестве, начиная с 3-го тома, причем не только в лирических стихотворениях, но также в поэмах и драмах. Преодолевая искушение страсти, лирическая героиня взращивает в душе зерно той любви, которая продолжает существовать и по смерти, расцветая в вечности.

И лишь в смертный единственный час

Мы усталую душу сольем

С той, что вечно сияла для нас

Белым снегом и чистым огнем. ("Любовь совершенная" - V, 31)

Это стихотворение особо выделил Е. Поселянин. Он тонко подметил, что оно найдет отклик не во всякой душе и понятно будет лишь тем, кому знакомо крушение земных надежд на счастье. Действительно, этот момент весьма важен: чувство, воспеваемое Лохвицкой - это по преимуществу любовь несчастливая, которая не может реализоваться в земной действительности, но награда за нее - бессмертие.

Пределы есть и скорби и забвенью,

А беспредельна лишь - любовь!

Что значит грех? Что значит преступленье?

Над нами гнет незыблемой судьбы. Сломим ли мы предвечные веленья, Безвольные и жалкие рабы?

Но эту жизнь, затопленную кровью

Придет сменить иное бытие.

Тебя люблю я вечною любовью

И в ней - бессмертие мое. ("Бессмертная любовь" - IV, 235)

"Бессмертная любовь", по мнению Лохвицкой, имеет совершенно самостоятельную ценность и ничем не может быть ни разрушена, ни осквернена, - даже если любящий совершает поступки этически недопустимые. Так в "Сказке о принце Измаиле, царевне Светлане и Джемали Прекрасной" одна из героинь губит сначала соперницу, потом возлюбленного, в конце концов гибнет сама, но любовь, жившая в ее сердце, все-таки сохраняется в вечности: Но и смерть не властна над любовью, И любовь Джемали не погибла,

А зажглась лазурною звездою

Над широкой, мертвою пустыней. И горит, горит звезда пустыни, Все ей снится, что из синей дали

Вместе с ветром чей-то голос плачет:

"Любите ли вы меня, Джемали?" (IV, 48)

"Мистика любви" Лохвицкой не встретила сочувствия у современников. Считалось, что "ее дух был слишком слаб, чтобы выработать в себе всеобъемлющую мистическую идею" Связи и сходства с Соловьевым современники тоже не замечали, - масштаб личностей казался несопоставимым.

Тема сна, распространенная у символистов, занимает заметное место и у Лохвицкой. Но для нее это не была дань литературной моде. Она с большим вниманием относилась к собственным снам, находя в них отражение истины.

Нет такой волшебной, странной сказки, Чтоб могла сравниться с правдой жизни, В странных снах - таятся тайны духа,

В тайнах духа - скрыто откровенье. ("Сон" - V, 63)

На рубеже XIX - XX вв. стало широко распространяться увлечение разного рода восточными учениями. Идеи буддизма смешивались с христианством, создавая причудливые комбинации как в умозрительных построениях философов, так и в образных фантазиях поэтов. Об одной из таких идей писал А. Волынский:

"Физический мир, писал Беркли, - тот, который я вижу и чувствую, из которого делаю известные выводы, ничто иное, как мой сон, от которого пробуждает нас только смерть. Истинно реальный мир открывается за чертою жизни, потому что на земле мы имеем дело с одними тенями, а не реальными предметами".

Эта фраза вполне могла дать первый импульс к созданию образа "Спящей"

1. Легко дышать в гробу моем. Проходит сказкой день за днем. Всегда полны, всегда ясны

Мои пленительные сны.

    2. И вижу я в мечтах своих - Спешит прекрасный мой Жених В одежде странника святой С певучей арфой золотой, 3. В сиянье бледном вкруг чела, С крылами, черными, как мгла. Вот Он простер благую длань, -

Вот властно молвил мне: "Восстань!" (V, 21)

Но Лохвицкая ничего не писала просто под впечатлением прочитанного. Статью Волынского и ее стихотворение разделяет несколько лет, за которые вычитанная мысль превратилась в ее собственное мироощущение. Очевидно, идея усваивалась тем легче, что образ "мертвости для мира" характерен и для христианского учения, - ср. у ап. Павла: "Всегда носим в теле мертвость Господа Иисуса" (2 Кор., 4: 10).

В некоторых стихотворениях Лохвицкой чувствуется знакомство с теософским учением Е. П. Блаватской (можно указать, к примеру, один из ранних сонетов

"В святилище богов прокравшийся как тать...", где упоминается Изида).

Другая восточная (или, может быть, пифагорейская) мистическая теория, представленная в поэзии Лохвицкой - разновидность учения о переселении душ. Речь не идет о вере в посмертное перевоплощение в разнообразные живые существа, характерной для восточных мировоззренческих систем.

Подобные оккультные мистические теории восходят к античному циклическому восприятию времени и на рубеже XIX - XX веков входят в моду. Они встречаются у некоторых поэтов того времени - например, у Сологуба, Бунина, Гумилева. В сознании авторов они зачастую мирно сосуществуют с христианским учением о Страшном Суде и воскресении. Так было и у Лохвицкой.

Конкретный источник возникновения тех или иных мистических представлений Лохвицкой, явно выросших из существующих религиозно-философских учений, вычислить довольно трудно: не имея специального философского образования, она чутко улавливала идеи, витавшие в воздухе, но воплощала их в творчестве лишь тогда, когда они соответствовали ее субъективному состоянию. Поэтесса, несомненно, имела личный мистический опыт, хотя сама оценивала свой мистицизм неоднозначно, понимая, что вторгается в область "непознанных сил". Но соблазн "тайного знания" был едва ли не сильнее соблазна чувственной любви, - в этом сказались и индивидуальная склонность, и общий дух эпохи.

Похожие статьи




Нехристианский мистицизм - Художественный мир М. Лохвицкой

Предыдущая | Следующая