Преодоление мечты - Художественный мир М. Лохвицкой

Представление о Лохвицкой как о "певице мечты" укоренилось так же прочно, как и репутация "певицы страсти". Немало способствовала этому поэтическая активность Игоря Северянина, сближавшего Лохвицкую и Фофанова. Действительно, у них есть очень похожие стихи, но то общее, что есть между ними, далеко не исчерпывает своеобразия каждого поэта. Наивные "звезды ясные, звезды прекрасные" характерны лишь для раннего творчества Фофанова, в наиболее значительных произведениях позднего периода преобладает трагическое, уже напрочь лишенное иллюзий, восприятие действительности - что естественно для человека, измученного жизненными невзгодами, нищетой и тяжелой болезнью.

У Лохвицкой преодоление мечты шло по другой линии - религиозной. Понятие "мечта поэта" давно стало штампом и право лирика на вымышленный мир никогда не оспаривается. Между тем, с духовной точки зрения мечта таит серьезную опасность. Мечтая, человек создает мир, автономный от Бога, а потому открытый воздействию темной силы. Лохвицкая почувствовала это довольно быстро, потому-то ее светлые грезы вскоре сменились кошмарами.

Северянинская страна грез, которую поэт по имени Лохвицкой назвал Миррэлией, на самом деле имеет больше сходства с сологубовской "землей Ойле". Тема зрелого творчества Лохвицкой - уже не мечты, а реальные душевные страдания, от которых не спасает ничто.

Моя печаль всегда со мной.

И если б птицей я была,

И если б вольных два крыла

Меня умчали в край иной:

В страну снегов - где тишь и мгла,

К долинам роз - в полдневный зной, -

Она всегда со мной. (IV, 28)

Мысль о том, что мечта - это плен, высказывается в поэме "Лилит" (1900 г.) Этот древнесемитский миф использовался и Сологубом, но для него Лилит - светлая мечта: "И вся она была легка, / Как тихий сон, - как сон безгрешна", - в противоположность Еве, олицетворяющей грубую прозу жизни. У Лохвицкой Лилит - могучая волшебница-губительница:

Смотрю я в даль из замка моего; Мои рабы, рожденные в печали, Несчастные, чьих праотцев изгнали Из райских врат, не дав им ничего, Работают над тощими снопами.

А я смотрю из замка моего,

Сзываю их нескaзанными снами

И знаю я, что - позже иль теперь -

Они войдут в отворенную дверь... ("Лилит", IV, 20)

Какая участь ждет тех, кто, кто попадает в ее царство, прямо не сказано, но можно об этом догадаться:

Тихо жертвенник горит Пред волшебницей Лилит. Слышен вздох то здесь, то там,

Каплет кровь по ступеням... ("Лилит", IV, 18)

Перемежающееся повествование - то в первом, то в третьем лице, не дает отождествить авторскую позицию с позицией Лилит. Сторонний взгляд открывает правду: пленников Лилит ждет вечная погибель в аду.

Как показатель умонастроения Лохвицкой в последний период ее жизни, интересны два стихотворения: "Злая сила" и "Остров счастья".

Первое из них, посвященное младшему сыну Валерию уже приводилось в пример как свидетельство верности Православию. Время его написания - очевидно, конец 1904 г. Царство мечты в нем прямо отождествляется царством зла. Демон-искуситель, в виде "тяжелой мухи" кружащий над матерью, убеждает ее отдать ему ребенка:

За радость карая, за грех наказуя, Ваш рок неизбежный тяжел и суров. Отдай мне ребенка, - его унесу я

На бархат моих заповедных лугов. ("Злая сила", ПЗ, 29)

В царстве мечты "минет избранника жребий земной". Мать отвечает категорическим отказом:

"Исчезни, исчезни, лукавая муха!"

В дремоте мои прошептали уста.

"В тебе узнаю я могучего духа,

Но сила твоя от тебя отнята".

Завершается стихотворение цитированной выше строфой: "Спасен мой ребенок от снов обольщенья..."

Интересно что в значительно более раннем стихотворении, тоже о материнстве - "Мое небо", написанном за десять лет до того и адресованном кому-то из старших детей, поэтесса мечтала как раз о таком "рае":

Где та страна, о которой лепечут нам сказки?

В край тот чудесный тебя на руках бы снесла я,

Молча, босая, по острым каменьям пошла бы,

Лишь бы избавить тебя - терний земного пути! (Мое небо" - I, 103)

В позднем стихотворении чувствуется полемика с самой собой, отказ от прежних заблуждений.

В стихотворении "Остров счастья" тяжело больная, обессилевшая героиня просит "художника-мага" нарисовать ей "остров счастья":

Художник-маг взял кисть мою и, смело,

Вершины гор набросил наугад; Морская даль под солнцем заалела, Из мирт и роз расцвел чудесный сад.

Окончил он - и, вот, с улыбкой странной,

Мне говорит: "Хорош ли твой эдем?" Но я молчу. Мой край обетованный В моих мечтах стал холоден и нем.

Все то же, да, - и все одно и то же;

И океан, и горы, и цветы. Моей душе печаль ее дороже Знакомых снов обычной красоты.

Иллюзорная красота оказывается несовершенной. Но существует и иная, подлинная, совершенная красота к которой можно только отдаленно приблизиться посредством мечты. В земной жизни ее олицетворяют крылья на фоне закатного неба: крылья - символ порыва души, закат представлялся Лохвицкой тонкой стеной, отделяющей земной мир от мира горнего:

О, где следы недавнего бессилья?

Могуч и тверд ложится каждый взмах.

И вижу я, - сверкают крылья, - крылья, -

Сплетенные в вечерних небесах.

О, сколько света! Счастья! Трепетанья! Что купы роз? Что море алых вод? Бессмертных душ подземные мечтанья Возносят нас до ангельских высот! (ПЗ, 34)

Здесь одновременно с развенчанием мечты дается и ее оправдание, правда, несколько парадоксально: "подземные", то есть греховные по сути, недозволенные мечтания, будучи рождаемы бессмертной душой, возводят саму душу к ее небесному отечеству.

Похожие статьи




Преодоление мечты - Художественный мир М. Лохвицкой

Предыдущая | Следующая