Рецепции "Фауста" Гете в пьесах Л. Андреева - Литературоведение и критика о своеобразии творческого метода Л. Андреева

Художественное произведение не существует изолированно, в отрыве от литературной традиции. Смысловую полноту и глубину художественное произведение приобретает во многом благодаря взаимодействию с другими в общем межтекстовом (интертекстуальном) пространстве культуры. Интертекстуальный подход к художественному произведению получил особенно широкое распространение в последние десятилетия.

Одним из ключей к интерпретации драматургии Андреева служат межтекстовые (интертекстуальные) связи произведений, проявляющиеся во включении в него фрагментов других текстов или отсылки к ним. Пьесы Андреева содержат рецепции из текстов других литературных деятелей, например, Гете, Эдгара По.

Андреев по-новому интерпретирует библейский мотив дьявольского искушения. Cуществуют типологические творческие параллели Гете и Л. Н. Андреева в аспекте их схождения и различий в решении темы "фаустианы". Гетевские архетипы Фауст и Мефистофель у Андреева осмыслены в другом измерении. Так, в пьесе "Жизнь Человека" ярко выражен эсхатологический трагизм всего сущего, трагизм самого бытия на фоне безрадостной картины мира.

В драме "Жизнь Человека" сплетены два разных уровня фабульного действия: злободневный и общефилософский, конкретно-исторический и отвлеченно-условный. Разыгрываемое действо выводит зрителя на уровень философских обобщений о смысле жизни, о судьбе человека, о роли любви и страдания. Но главной философской проблемой трагедии остается фаустовская проблема ограниченности человеческого разума, невозможности полного познания истины, т. к. любое знание о судьбе лежит за пределами человеческого сознания. Однако Андреев призывает к познанию и бунту против существующего миропорядка. Выстраивается образ: Человек - бунтарь - богоборец. У Л. Н. Андреева "сверхэмпирическим выходом" является протест человека, взбунтовавшегося против жестокого безразличия к его судьбе высшей силы, воплощенной в драме "Жизнь Человека" в образе Некоего в сером.

Мотив фаустовской сделки с дьяволом приобретает в драме Андреева новое значение, трансформируясь в завещание наследства, нажитого человеком в земном бытии. Этот мотив здесь соприкасается с мотивом трагизма, непознаваемости Истины. В пьесе в образе Давида слились воедино черты таких библейских персонажей как Моисей и Иов Многострадальный. Давид не ведает того, что происходит, и, кто является "нотариусом" сделки. Так как дьявол завладел душой Давида в его неведении, то андреевский Бог снисходительно дарует старому еврею "бессмертие в бессмертии огня" и в "бессмертии света, который есть жизнь". Андреев интерпретирует библейские слова: "И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только не простирай руки твоей". У Л. Н. Андреева факт касания рукой приобретает значение покупки дьявольского овладения душой человека. В основе образа Давида, как и образа Фауста, лежит трагизм одиночества.

У Гете искушаемый Фауст устремлен к познанию, обретению истины, тогда как у Андреева "взыскует истины" сам дьявол, ограниченный в знании. Художественно перерабатывая концептуальную схему "Фауста", Андреев концентрирует действие своей пьесы вокруг образа Анатэмы. Образ Анатэмы в сравнении с Мефистофелем шаржирован, местами доведен до гротескных крайностей. Такой художественный прием автор пьесы использует с целью подчеркнуть родство со змием-искусителем.

Таким образом, интертекст ряда андреевских пьес "представлен рецепциями "Фауста" Гете. Объективно "Анатэма" воспринимается как своего рода "Анти-Фауст". Драмы Андреева наполнены религиозными реминисценциями и аллюзиями, элементами сюжетно-композиционного, идейно-тематического уровней трагедии "Фауста" Гете. Наиболее подходящей художественной формой для писателя становится гротеск, контраст, парадокс, ирония и лирика.

Похожие статьи




Рецепции "Фауста" Гете в пьесах Л. Андреева - Литературоведение и критика о своеобразии творческого метода Л. Андреева

Предыдущая | Следующая