Антитеза Париж-провинция - Париж как художественный феномен в романах Г. Газданова

В общем французском художественном пространстве романов Газданова особое место занимают два антитетичных образа: Париж и французская провинция, которые одинаково важны, весомы и выступают как два разных полюса, оформляя таким образом главную антитезу французского мира в романах писателя. Они противопоставлены друг другу как бренный мир и рай, как реальность и мечта, как тьма и солнце, как умирание и возрождение. Автор постоянно подчеркивает непреодолимую разницу между ними: и внешнюю, через расстояние и смену обстановки, и внутреннюю, через чувства героев. Например, герои романа "Полет" - Сережа и Лиза - бегут от "ледяной неуютности Парижа" на Лазурный берег, где все "похоже на немую музыку" (1; 344); в романе "Пробуждение" Пьер Форэ в южном департаменте Франции, в лесу, ощущает "неправдоподобную густую тишину" вместо "печального безмолвия парижской квартиры" (2; 402), герой-рассказчик из романа "Эвелина и ее друзья" испытывает "чувство облегчения", поселившись "в тысяче километров от Парижа" (2; 553), и т. д.

Итак, прежде всего, эти два центральных образа французского мира Газданова противопоставлены семантически. Образ Парижа неоднороден и многозначен, но в целом он являет собой символ бесконечного экзистенциального поиска, олицетворяет бренный мир со всеми его тяготами и испытаниями. Кто бы ни был герой романа: русский эмигрант, "средний француз", представитель городского дна или вполне обеспеченный человек - в Париже он не находит счастья и душевной гармонии. Начиная с первого романа "Вечер у Клэр", где столь долгожданная встреча с любимой в Париже приносит герою разочарование, и вплоть до последнего романа "Эвелина и ее друзья", герои Газданова, находясь в Париже, испытывают внутренний разлад, ищут и не могут найти душевный покой, истины бытия, смысл жизни и любовь. Париж изображается городом, где "десятки тысяч людей задыхаются, ненавидят, умирают" (1; 450). Город наполнен ощущением одиночества, заброшенности, тоски, печали.

Совершенно иным смыслом Газданов наполняет образ французской провинции. Это "отдохновение" героев в долгом экзистенциальном путешествии. Как полная противоположность Парижу провинция дарит героям душевную гармонию, счастье, любовь, духовное возрождение. В целом изображение провинции у Газданова складывается из двух художественных образов: вполне конкретного Лазурного берега (регион на юго-востоке Франции) и обобщенного образа леса (нередко Газданов отправляет своих героев туда, где есть лес, ограничиваясь лишь указанием расстояния, например, "в девяноста километров от Парижа", "за сотни километров от Парижа").

Важно, что автор распределяет роли между этими двумя основными составляющими образа провинции. Лес играет ключевую роль в духовном возрождении героев. Он мыслится писателем как символ вселенной, наполненной жизненной энергией, как символ настоящей, полноценной жизни. "Это соединение света, земли и деревьев" (2; 334) поражает героев своим величественным спокойствием, многовековой мудростью и вызывает в них "движение души". Не случайно именно в лесу начинается духовное возрождение Пьера Форэ в романе "Пробуждение", а бывший сутенер Фред в романе "Пилигримы" перерождается в "маленьком именьи, которое так плотно обступил со всех сторон лес" (2; 263).

Что касается Лазурного берега Франции, столь любимого Газдановым места отдыха от суеты Парижа, то в художественном мире писателя он становится олицетворением любви, счастья и душевной гармонии. Газданов создает образ этого благословенного места как своеобразную модель рая. Его изображение всегда проникнуто особым теплом и действительно напоминает райский уголок: там плещется море такого цвета, "для которого на человеческом языке не существует названия" (1; 388), светит жгучее, знойное солнце, неподвижные пальмы стоят на берегу... Именно в такой обстановке погружаются в безмятежную любовь герои Газданова: Сережа и Лиза в романе "Полет", Роберт и Жанина в романе "Пилигримы". Только в атмосфере Лазурного берега забывает о Париже и обретает душевный покой ("счастливую пустоту") герой-рассказчик в романе "Эвелина и ее друзья": "самое важное было все-таки именно это - путешествие в неизвестность над этим южным морем, в летнюю ночь...и что все остальное - Париж и то тягостное, что было с ним связано, сейчас непостижимо растворялось..." (2; 563).

Таким образом, в романах Газданова наблюдается явное смысловое противостояние Парижа и провинции, противостояние двух миров. Эта антитеза выражается автором и при помощи средств поэтики. Важнейшим среди них является хронотоп. Парижский хронотоп предельно точен, реален, порой даже документален. Газданов называет конкретные улицы, площади, кафе, вокзалы, указывает время года, суток и промежутки времени, которые отделяет определенные события. Одним словом, это хронотоп реальной жизни, протекающей в Париже. Такое изображение подчеркивает бренность, обыденность, обычность парижского существования.

Совершенно противоположным образом можно охарактеризовать хронотоп провинции: как размытый, обобщенный, неясный. Зачастую это просто один из южных департаментов Франции, именье в девяноста километрах от Парижа, лес или "какая-то глушь". Даже если Газданов и указывает географическое название, то оно выступает как отвлеченный образ-символ (как, например, Лазурный берег). Складывается ситуация, обратная существованию в Париже: в художественном мире провинции нет места обыденности и приземленности, здесь становятся неважными суета и проблемы реальной жизни, отвлеченность существования помогает сконцентрироваться на более возвышенных сферах жизни.

Важно отметить, что пространство Парижа открыто для всех, легкодоступно, многолюдно ("многомиллионный Париж", куда съезжаются люди со всего мира). Пространство же провинции, напротив, относительно закрыто, малолюдно, труднодоступно (и внешне, и внутренне). Например, в южный департамент, куда отправился Пьер Форэ в романе "Пробуждение", ему нужно было ехать сначала на поезде, а затем на деревенской телеге по местам, где "дороги больше не было: было две глубоких колеи, которые шли медленными изгибами" (2; 412), а расстояние измеряется ухабами. Кроме внешних трудностей пути, Пьер преодолевал и внутренние: это было путешествие, в которое он не хотел ехать. В итоге он оказался в отгороженном от внешнего мира пространстве, в "какой-то глуши, за сотни километров от Парижа" (2; 428), где жили только он и семья его друга (всего 4-6 человек). Для Сережи в романе "Полет" путь на Лазурный берег тоже не был простым: "У Сережи слегка ныло тело от длительного мускульного напряжения, чуть шумело в голове. То смутное и нехорошее чувство к Лизе...овладело им окончательно, и он уже не мог оторваться от него. Оно мучило его всю дорогу..." (1; 432). По приезде на Ривьеру герои также оказались в закрытом и малолюдном по сравнению с парижским пространстве: на вилле, где жили только они и несколько человек обслуживающего персонала. В такой же обстановке оказались и герои романа "Пилигримы": "Днем Роберт и Жанина купались; под вечер, когда спадала жара, они гуляли по лесу, почти никого не встречая" (2; 415).

Кроме того, пространство Парижа протяженно и вместительно: это большой город, раскинувшийся вдоль Сены на километры. В противоположность этому французская провинция мыслится героями Газданова как небольшой кусочек пространства, небольшой мирок. Это может быть даже лишь частичка леса, которую видно из окна автомобиля, как в романе "Призрак Александра Вольфа": "...я видел, сквозь забрызганные стекла машины, деревья, обступавшие нас со всех сторон" (2; 98). Из этого вытекает еще одно противопоставление: пространство Парижа публично (у всех на виду), пространство провинции интимно, скрыто от посторонних, часто существует только для двоих. Газданов подчеркивает безлюдность обстановки и постоянно употребляет числительное "вдвоем": "Был уже глубокий вечер, когда Сережа и Лиза вышли вдвоем; они шагали по безлюдной дороге" (1; 354), "...он засыпал и просыпался рядом с ней, они вместе купались, вместе гуляли и жили вдвоем, почти не замечая ничего окружающего" (1; 347), "Они лежали вдвоем на берегу небольшой песчаной заводи" (1; 375). Также автор подчеркивает принадлежность мира провинции только героям: "Высоко над ней (заводью) шла аллея, проходящая мимо их дома, справа был ровный, почти вертикальный обрыв берега, слева - их маленькая бухта" (1; 390). Закономерно, что в отличие от Парижа, где практически полностью отсутствует описание пространства дома, жилища героев, в провинции такое пространство появляется. Например, довольно подробно (для Газданова, который вообще редко уделяет внимание изображению внешней обстановки) описывается домик, в котором поселился Пьер Форэ в романе "Пробуждение": "Потом Франсуа показал Пьеру его комнату. Она находилась довольно далеко от дома, в маленьком флигеле, крытом черепицей, и точно соответствовала тому описанию, которое Франсуа дал Пьеру еще в Париже, - шершавые стены, кровать и хромая табуретка. В комнате пахло сыростью" (2; 514). Обстановка в доме соответствует ощущению первобытного мира, напоминает "нечто вроде пещеры", помогает герою вернуться к истокам, возродиться, начать все сначала.

Интересно, что если внешне пространство провинции представляется как закрытое, как небольшой мирок, то внутренне оно бесконечно. Находясь в провинции, герои получают мощный толчок духовного развития, их внутренний мир растет, ширится. Так, Пьер Форэ в лесу ощутил себя частью бесконечной вселенной, "ему вдруг показалось, что он живет бесконечно давно и знает очень много вещей, которые он неизвестно почему забыл почти безвозвратно, но смутное воспоминание о том, что они существовали, все-таки в нем было, он только не отдавал себе в этом отчета" (2; 435). Мир героев романа "Полет" - Сережи и Лизы - внутренне не ограничивается стенами виллы, садом или только бухтой, он так же бескраен, как открытое море. Границы их мира свободны, подвижны, он начинается здесь, на Лазурном берегу, а простирается дальше, в мечтах и фантазиях влюбленных.

Интересно, что пространство леса в романах Газданова имеет еще одну важную особенность: автор делает его трехмерным, вводит третье измерение - высоту, выражающееся в высоте "огромных", могучих деревьев, среди которых Пьер Форэ заметил "несколько низких одноэтажных домов" (автор намеренно подчеркивает контраст между высокими деревьями и низкими домами). Или: "Пьер смотрел вверх. Огромные деревья, каких он никогда до сих пор не видел, громоздились перед ним, и над его головой тянулся бесконечный переплет зеленых листьев" (2; 496). Вследствие подобного третьего измерения герой испытывает своеобразное преклонение перед лесом, который олицетворяет собой вселенную, и в то же время герой ощущает себя частью миробытия, и это побуждает его к духовному движению.

Если пространство Парижа неоднородно, противоречиво (например, вмещает в себя и широкие авеню благополучных районов, и узкие улочки городских окраин), то пространство провинции лишено противоречий, оно однородно и гармонично, в основном это пространство природы: лес, пляж, море.

И еще один способ подчеркнуть противостояние Парижа и провинции у Газданова - это расположить их как север и юг. Провинция у писателя - всегда южнее Парижа: южный берег Франции - Ривьера, южный регион Прованс или просто "южный департамент". Так противопоставляется холодность Парижа теплоте провинции, что выражается и в преобладающих временах года - зиме и лете. Северный Париж у Газданова окутан влажной, холодной зимой, а в провинции - всегда лето, и светит солнце. "Он (Пьер Форэ) дотронулся до стены и тогда вспомнил, что он за сотни километров от Парижа, на юге, в гостях у Франсуа...Был жаркий августовский день, солнце было высокое и горячее" (2; 563).

Таким образом, антитеза "Париж-провинция" строится на следующих координатах, характерных для категории художественного пространства:

    - открытость-закрытость; - легкодоступность-труднодоступность; - многолюдность-малолюдность; - большой город-небольшой мирок; - публичность-интимность; - неоднородно-однородно; - двумерность-трехмерность (лес).

Антитеза "Париж-провинция" строится Газдановым и в области художественного времени. Как уже было замечено, время Парижа точное, реальное, адекватное, а главное - это время настоящего, современности. Общей особенностью хронотопа провинции является отсутствие времени как символа чего-то преходящего, того, о чем говорят "это придет и уйдет". Французская провинция у Газданова - это мир, существующий вне времени, мир вечных, непреходящих ценностей. Герои, находясь и на Лазурном берегу, и в лесу, теряют счет времени, вообще о нем забывают, и обретают вечные истины.

Однако художественное воплощение подобного хронотопа в двух образах французской провинции разное. Как уже было замечено, образ леса играет решающую роль в духовном возрождении героев, он возвращает их к истокам, к начальным истинам бытия, запускает "движение души". Для этого автор соприкасает героя с вечностью, погружая его в атмосферу леса: "Я много лет не был в лесу, - сказал он (Павел Александрович Щербаков). - Но я не забыл о чувстве, которое я всякий раз там испытывал, - чувстве временности всего существующего. Посмотришь на дерево, которому несколько сот лет, и вдруг особенно ясно ощутишь свою собственную кратковременность" (2; 435). Создавая образ леса в романе "Пробуждение", Газданов специально указывает на отсутствие примет настоящего: в этом месте, куда приехал герой, нет ни электричества, ни канализации, ни телефона. Дом Пьера автор называет пещерой, до места назначения герой добирается на телеге. "Газа нет, электричества тоже нет. Ты погружаешься в четырнадцатое столетие - без газет, без журналов, без радио. Деревья, вода и трава, больше ничего" (2; 506). В данном случае "четырнадцатое столетие" выступает символом не средневековья как такового, а символом прошлого вообще, бытийного начала, указывает на то, что герой в этих условиях оказался отброшен сильно назад, к началу начал, в вечность. "И хотя он знал, что в двух или трех километрах от того места, где сейчас проезжала их телега, был городок с вокзалом, через который проходили парижские поезда, он не мог отделаться от впечатления, что попал в глубокую лесную глушь, где годами стоит неподвижная тишина, в которой медленно растут эти огромные деревья и где десятилетия следуют за десятилетиями, не принося с собой никаких изменений" (2; 567). Именно обстановка такого "первобытного мира", существующего в вечности и хранящего вечные истины бытия, возродила Пьера Форэ к новой жизни: "В этот день, именно здесь, на юге, в лесу, что-то вдруг сдвинулось в его жизни", "парижская жизнь казалась ему неутомительной только оттого, что он никогда не знал о возможности такого существования, какое он вел здесь" (2; 617).

Образ Лазурного берега в творчестве Газданова тоже существует вне времени. Подобный хронотоп - это попытка героев остановить время, продлить миг счастья, растянуть в вечности лучшие моменты своей жизни. Поэтому и на Лазурном берегу время как будто остановилось. Автор часто подчеркивает неподвижность обстановки, не меняющуюся столетиями: "Дома" могло значить...аллея за железными воротами и невысокий дом в неподвижном саду, непосредственно на берегу точно застывшего залива...", "Он видел перед собой дорогу, пальмы, ворота, море, неподвижно и словно насмешливо стоявшие на своих обычных местах, но все было не похоже на то, как он видел их всегда" (1; 312). Или, например, в романе "Полет" пейзаж, окружающий виллу героев, "никогда не менялся - он был всегда такой же и зимой, и летом, и осенью, и весной, - так же, как не менялись люди, жившие постоянно на вилле..." (1; 289). Находясь на Лазурном берегу, герои ощущают себя вне времени, вне какой-то исторической эпохи, а людьми вообще, как дети природы, которая вечна, чувствуют капли дождя, морскую воду, влажный туман, слышат крики птиц так же, как это было тысячи лет назад и будет после них. Газданов намеренно избегает примет времени, создавая хронотоп Лазурного берега, где дни идут за днями, сливаясь в вечность. Подобная ситуация отражается в разговоре главных героев романа "Полет": "Ты понимаешь, как нелепо - Егоркин, "шеф", Париж, Лондон - ведь этого ничего не существует сейчас, а есть мы с тобой, небо, земля, волны на море и дождь. И вот то, что нам холодно, и то, что я тебя люблю. Давай кричать вместе: времени нет!" (1; 365). А для контраста автор указывает точную дату возвращения героев в Париж - 25 сентября, резко обрывая длящееся счастливое мгновение.

Также показательно, что Газданов противопоставляет Париж и Лазурный берег как земной мир и рай. Париж выступает городом греха, а Лазурный берег - благословенным, райским местечком, где все прекрасно, идеально, беззаботно и где герои вдвоем погружаются в любовь (Сережа и Лиза в романе "Полет", Роберт и Жаннина в романе "Пилигримы"). Особенно ярко это противопоставление в романе "Полет". Главные герои, подобно Адаму и Еве, совершают нечто запретное, почти греховное: именно так общество расценивает любовную связь между племянником и тетей, которая старше в два раза. Герои осознают свое запретное поведение, но, находясь в "райском" пространстве Лазурного берега, забывают об этом. Кроме того, герои осознают, что рано или поздно им придется расплатиться за свое поведение изгнанием из "рая" - возвращением в Париж. Усиливает "райские" ассоциации образ Саваофа и картина сотворения мира, которые Сережа, стоя у окна и всматриваясь в ливень, рассмотрел во влажной дали. Любовь между Лизой и Сережей тоже сотворила новый мир, а их старый мир просто исчез. Париж стал казаться далеким и неправдоподобным, безмолвным и безжизненным. Кажется, что реальность и нереальность поменялись местами: вполне конкретную, понятную жизнь в Париже Лиза называет "ненастоящим существованием", а отношения с Сережей, за которые многие бы осудили и не поняли, "замечательной жизнью". И в этой жизни произошло главное - перерождение, духовное обогащение героев, благодаря любви. "Теперь она (Лиза) все видела по-иному...все расцвело и изменилось: над головой развернулось гигантское и далекое небо, заблестела вода, черно-белые скалы...и все время звучала далекая музыка - ветер в деревьях, всхлипывание воды в бухте, крик цикад, гул волн..." (1; 514). Или, например, Рожэ в романе "Пилигримы", вытащив Фреда с самого парижского дна и отправив его подальше от прежнего окружения, в имение в лесу, ставит перед ним цель: построить целый мир!

Кроме того, Газданов создает образ Лазурного берега и как своего рода утопию, если применить это понятие не к обществу в целом, а к миру отдельно взятого человека. Действительно, в пространстве Лазурного берега снимаются все противоречия реального мира и создается картина идеальной жизни. К тому же неоднократно Ривьера выступает в роли мечты героев о светлом будущем, в котором они поселятся на берегу моря и заживут счастливо. Об этом мечтают, например, Жерар в романе "Пилигримы", герой-рассказчик в романе "Эвелина и ее друзья" и т. д. Также примечательно, что термин "утопия", помимо основного перевода с древнегреческого ("место, которого нет"), имеет еще один вариант перевода - "благословенное место", что очень подходит образу Лазурного берега, созданному Газдановым.

Стоит также отметить, что в художественном пространстве Ривьеры важное место занимает образ моря, по своей семантике и функциям сближаясь с образом леса. Свежесть морского воздуха противопоставляется душному Парижу, а мощь и энергия морской стихии подобна пробуждающему воздействию величественного леса на душу человека. Кроме того, и лес, и море дарят героям ощущение единства с природой, и даже более того - позволяют им ощутить себя частью вселенной.

Противопоставление Парижа и провинции продолжается у Газданова и во внутренних образах: темная вода Сены выступает как антитеза прозрачной воде моря, тьма ночного Парижа - солнцу и "сверкающему югу", моросящий парижский дождь - пробуждающему ливню в лесу, холодная зима - "знойному лету", "каменная пустыня" Парижа - живым деревьям леса...

Кроме того, интересно, что Газданов наделяет пространство Ривьеры магическими свойствами: "точно в зависимости от этого географического перемещения те же самые вещи изменяли свою природу и свой вкус" (2; 603). Главный герой романа "Эвелина и ее друзья", приезжая к морю, пил красное вино, до которого не дотрагивался в Париже, ел рыбные блюда с острой приправой, от которой отказался бы в Париже, но которую здесь находил совершенно необходимой. Волшебное воздействие Лазурный берег оказывает и на Лизу, пробуждая ее от механической парижской жизни и как будто удваивая ее жизненные силы: "Теперь она все видела по-иному, так, точно у нее были другие глаза...Ее зрение стало острее и внимательнее, она впитывала в себя все, что видела, и все замечала" (1; 451). Сама героиня сравнивает это ощущение с чудесным пробуждением к жизни тяжело больного человека, который не мог двигаться, долго лежал и не надеялся, что когда-нибудь встанет, но потом поднялся и ощутил, как "все начинает жить и неудержимо двигаться вокруг него".

Также стоить отметить, что и на уровне авторского отношения между Парижем и провинцией ощущается разница. Париж так и не стал для Газданова родным городом, домом в полном смысле этого слова, а остался "чужым городом далекой и чужой страны". Напротив, теплые чувства автор испытывает к Лазурному берегу, и очень показательны слова, которые произносит герой-рассказчик в последнем романе Газданова "Эвелина и ее друзья": "Приезжая сюда, начинаю думать, что именно здесь всегда нужно было бы жить, далеко от туманов, холода и дождей. И у меня впечатление, что я возвращаюсь на родину, которую я давно покинул" (2; 651).

Таким образом, антитетичность образов Парижа и французской провинции проявляется практически во всех романах Газданова и на всех уровнях его художественного мира.

Похожие статьи




Антитеза Париж-провинция - Париж как художественный феномен в романах Г. Газданова

Предыдущая | Следующая