Свобода как противоположность рабству - Н. Муравьев и тайное общество

Культура гражданского республиканизма, ориентированная на античные образцы, к которой принадлежал Муравьев может быть также продемонстрирована на уровне политических идей и концептов, которые использовал автор в своих текстах. Особая концепция свободы, трактуемой как "не доминирование" или как противоположность рабству составляет основу классической республиканской традиции и тезис, согласно которому Муравьев мыслил именно в рамках этой концепции, требуют поиска и четкого формулирования авторского определения свободы. Для того, чтобы полноценно реконструировать авторское представление о свободе, необходимо обратиться сразу к нескольким текстам, написанным Муравьевым в разные годы, в том числе, после так называемого "либерального поворота" в его взглядах. Обращение к работам разных лет позволит продемонстрировать факт присутствия в них единой концепции свободы, не претерпевшей значительных изменений после 1821 года. Помимо этого, раскрытие того значения, которое автор вкладывал в понятие свободы оказывается трудновыполнимым без привлечения еще двух концепций: тирании и закона.

Первый текст, в котором содержится довольно подробное изложение концепции свободы в представлении Муравьева - "Любопытный разговор", написанный им в 1822 году. Эта короткая зарисовка, представленная в виде диалога, составлена максимально просто и понятно для несведущего в политической теории читателя. "Разговор", поддержанный после прочтения остальными участниками Северного общества предназначался для распространения в народе и среди солдат. Распространение текста должны были осуществлять участники тайного общества, состоящие на военной службе.

В "Разговоре" чрезвычайно кратко, без использования сложной терминологии объяснялось, что такое свобода, почему ей обладает каждый человек и зачем за нее следует бороться. "В.: Что есть свобода? О.: Жизнь по Воле. В.: Откуда проистекает свобода? О.: Всякое благо от Бога. Создав человека по подобию своему ... Он даровал человеку свободу! В.: Все ли я свободен делать? О.: Ты свободен делать все то, что не вредно другому. Это твое право. ... В.: А если будет кто меня притеснять? О.: Это будет тебе насилие, противу коего ты имеешь право сопротивляться" . Свобода, рассматривается как дарованная богом естественная возможность свободы действия, которая может быть ограничена "притеснением", воспринимаемым как насилие. Интересно последующее описание существующего неравенства между людьми: "В.: А все ли люди свободны? О.: Нет. Малое число людей поработило большее. В.: Почему же малое число поработило большее? О.: Одним пришла несправедливая мысль господствовать, а другим подлая мысль отказаться от природных прав человеческих, дарованных самим богом. В.: Надобно ли добывать свободы? О.: Надобно. В.: Каким образом? О.: Надлежит утвердить постоянные правила или законы как бывало в старину на Руси" .

В результате, свобода предстает перед читателем как некая абстрактная совокупность дарованных богом естественных прав, которые могут быть утеряны в результате установления господства одних людей над другими. Единственным способом сохранения свободы оказывается принятие законов. Однако в чем заключается установление господства, уничтожающее свободу? По мнению Муравьева, в России эту роль выполняет самодержавие, которого не было в Древней Руси, приводимой им в пример: "О.: Государь самодержавный или самовластный тот, который сам по себе держит землю, не признает власти рассудка, законов божиих и человеческих; сам от себя, то-есть без причины и по прихоти своей властвует. ... В.: Не могут ли быть постоянные законы при самодержавии? О.: Нет. Самодержавие или самовластие их не терпит; для него нужен беспорядок и всегдашние перемены. ... Потому что государь властен делать все, что захочет. Сегодня ему вздумается одно, завтра другое, а до пользы нашей ему дела мало..." .

Такая трактовка свободы и возможности ее ограничения полностью соответствует концепции "неоримского" республиканизма, описанной ранее. Свобода, составляющая совокупность естественных прав, данных богом человеку может быть потеряна в случае установления тирании или произвола. Концепция тирании в данном случае заключается не в том, что самодержец совершает ужасные поступки, недостойные правителя, но в самой возможности их совершения. Свобода, таким образом, представлена в тексте как противоположность рабству или "не-доминирование", т. е. отсутствие не только принуждения по отношению к гражданам, но и самой возможности такового. Ограничением, способным уберечь граждан от рабства становятся принятые совместно законы, которыми правитель должен руководствоваться в равной степени с остальными. В качестве примера свободного общества Муравьев приводит традицию народного вече: "В каждом городе при звуке вечевого колокола собирался народ или выборные, они совещали об общих всем делах; предлагали требования, постановляли законы, назначали, сколько и где брать ратников; устанавливали сами с общего согласия налоги; требовали на суд свой наместников, когда сии грабили или притесняли жителей. Таковые вечи были в Киеве на Подоле, в Новегороде, во Пскове, Владимире, Суздале и в Москве" . Исчезла же эта традиция с нашествием татар, научивших предков "безусловно покорствовать тиранской власти" .

В качестве идеала свободного государства представлены прямые демократии Пскова и Новгорода, а вечевая форма управления рассматривается как древняя традиция, обеспечивавшая свободу. Традиция обращения к древним образцам характерна для культуры гражданского республиканизма в целом. Однако если английские авторы, рассматриваемые Скиннером, обращались в своих текстах к античности и английским традициям и документам, например, к Хартии вольности, то Муравьев, хорошо разбирающийся в истории России, обнаружил республиканскую свободу в древнерусских республиках и использовал их в качестве обоснования древности этой политической традиции в российском контексте.

Муравьев излагает свои представления о свободе и самодержавии в еще одном тексте, история которого требует предварительного пояснения. Предположительно, в промежутке между 1823 и 1824 годом, Никита Михайлович знакомится и занимается переработкой довольно известного современным исследователям текста - "Рассуждения о непременных государственных законах" за авторством Д. И. Фонвизина. Рукопись "Рассуждения" попала в руки к автору конституции через родственников Дениса Ивановича после его смерти. Текст в первоначальном варианте передал Муравьеву другой декабрист, М. А. Фонвизин. Этот трактат, написанный Фонвизиным до 1792 года фактически являлся введением к конституционному проекту, который был сожжен после раскрытия Екатериной заговора, сложившегося против нее вокруг наследника престола, Павла Петровича, и возглавляемого его воспитателем, П. И. Паниным. Введение к конституции, спасенное братом автора, впоследствии получило название "Рассуждение о непременных государственных законах" и являлось в значительной степени критикой екатерининского правления, указывающей на все его недостатки и на необходимость его реформирования.

Существующие источники не позволяют точно определить момент, когда текст "Рассуждения" попал в руки Муравьева, однако в 1824 году он уже в переделанном варианте передавался из рук в руки среди членов тайного общества. Основная цель, с которой Муравьев осуществил довольно существенную переделку текста (он был сокращен почти вдвое в сравнении с оригиналом; помимо этого Муравьев привнес в текст достаточное количество терминологических и смысловых изменений), - адаптация написанного более четверти века назад текста Фонвизина к задачам нового времени. "Рассуждение" в его новой форме должно было распространяться нелегальным путем, аналогично "Любопытному разговору". Это означает, что идеи, высказанные в нем устраивали как минимум большинство участников Северного общества, в котором подобные вопросы решались на общих собраниях. В двух существующих списках авторство Фонвизина не указывалось, а непосредственным автором текста значился Никита Муравьев.

Магистральной идеей уже переделанного текста оставалась критика самодержавия. Обращение к используемым авторами аргументам позволит расширить ту картину политических убеждений, которая была проанализирована на примере "Любопытного разговора". С самого начала текста авторы обращаются к уже известным взаимосвязанным концепциям свободы, тирании и законов: "Бог потому только и совершенен, что не может делать ничего, кроме блага, постановив для себя непреложные законы, которых не может преступить, не престав быть богом. Равно и государь не может иначе освятить своего могущества, как признав над собою владычество непреложных законов. ... Кто поручится, чтоб преемнику не угодно было в один час уничтожить все то, что в прежние царствования установлено было? Кто поручится, чтоб сам законодатель, окруженный неотступно людьми, затмевающими перед ним истину, не разорил того сегодня, что созидал вчера? Где же произвол одного - закон верховный, прочная общая связь и существовать не может. Там есть государство - нет отечества; есть подданные - нет граждан..." .

В этом отрывке озвучиваются принципы, аналогичные принципам, содержавшимся в "Любопытном разговоре": самодержавие является произволом по той причине, что монарх ни коим образом не ограничен в своих действиях. Сам термин "произвол" в данном случае является показательным. Даже при условии, что монарх является благодетельным правителем, стремящимся исключительно к благу отечества, сама возможность произвола или действия рассматривается как фактор, который делает из граждан - подданных, лишает их свободы. "Одно пристрастие управляет законодателем, ибо не нрав государя приноравливается к закону, но законы к его нраву. Какая доверенность может быть к законам, не имеющим своего естественного свойства - соображения с общей пользою?" . Законы, при самодержце не выполняют свою основную функцию - сохранение общей пользы, так как принимаются не гражданами на основе общего согласия, а единолично самодержцем, который может исходить из общей пользы, а может этого и не делать. Снова наиболее важным оказывается не факт дурных действий правителя, но сама возможность таковых: "... несмотря на собственное его отвращение к тиранству, правление его будет правление тираническое" .

Далее в тексте появляется еще одна тема, характерная для республиканских авторов от античности до Англии времен Славной революции - упадок нравов. Произвол в правлении приводит к тому, что "собственность и безопасность каждого колеблются. Души унывают, сердца развращаются, образ мыслей становится низок, презрителен. ... Никто не найдет стезю себе свойственную. Никто не намерен заслуживать, всякий ищет выслуживаться. В сие благоприятное недостойным людям время какого воздаяния могут ожидать истинные мужи, или паче остается ли способ служить мыслящему и благородное любочестие имеющему гражданину?" . Потеря государством свободы приводит к постепенному упадку гражданской добродетели, при котором истинные граждане не могут реализовать себя и из которого сложно вернуться к тем нравам, которые необходимы для процветания свободы.

Описывая развитие "неоримского" республиканизма в Англии XVII века, Кв. Скиннер отмечал тот факт, что все республиканские авторы рассматривали свободу как нечто, чем народ всегда обладал и что в определенный исторический момент было у него отнято. Такая позиция служила аргументом, обосновывающим возможность и необходимость противодействия тираническому правлению: восстание становилось простой попыткой возвращения себе исконных прав. Этой логикой также пользовались американские колонисты во время Американской революции, обосновывая необходимость обретения независимости от метрополии. Попытка британцев ввести новые налоги и управлять колониями рассматривалась как покушение на исконно принадлежавшую поселенцам свободу. Аналогичный аргумент завершает рассматриваемый текст Муравьева: "В таком гибельном положении народ, буде находит средства разорвать свои оковы тем же правом, каким на него наложены, весьма умно делает, если разрывает. Тут дело ясное: или он теперь вправе возвратить свою свободу, или никто не был в праве отнимать у него свободы" .

Логичным способом спасения от тирании и ограничения свободы становится, аналогично с предыдущим текстом, принятие законов. В установлении законов должны принимать участие все граждане, ведь только в этом случае они будут соответствовать принципу общей пользы. В тексте также приводятся два главнейших правила, которые должны лежать в основе такого закона: "свобода и собственность" . Два этих фактора получают наименование "основных законов", от которых "зависит общая безопасность, следственно они и должны быть непременными". Под свободой в данном тексте, подразумевается свобода политическая, в ее "неоримской" республиканской форме. Граждане становятся свободными тогда, когда они находятся в безопасности от любого рода доминирования и имеют равные права в принятии законов, оберегающих общую пользу. Рабство, противопоставленное свободе особо подчеркивается в финале текста: "на демократию же и походить не может земля, где народ, пресмыкаясь во мраке глубочайшего невежества, носит безгласно бремя жестокого рабства" .

Примечательно, что несмотря на довольно резкие формулировки, в "Рассуждении" не содержится прямого призыва к свержению самодержца. Свобода, о которой пишут авторы, может быть достигнута и при монархии, текст же направлен исключительно против самодержавия или произвола (которые, в данном случае, являются синонимами), отнимающих у граждан их исконные права.

Похожие статьи




Свобода как противоположность рабству - Н. Муравьев и тайное общество

Предыдущая | Следующая