Сравнение понимания мимесиза у Платона и у Аристотеля - Мимесис в античном искусстве

Для понимания смысла мимесиса в качестве образца, как правило, принимается рассуждение Платона об искусстве как подражании третьей степени из десятой книги "Государства" (Rep. 597 e), где изгнание поэтов из идеального государства обосновывается тем, что поэзия, как подражание подражания творит не сами вещи, а призраки. Но от многих исследователей не ускользает одно очевидное обстоятельство - сам Платон занимается ничем иным, как подражанием. Всех подражателей Платон считает потенциально опасными, подражательное искусство объявляет низменным и, соответственно, порождающим низменное (Rep. 603 b). Платон критикует поэтов, живописцев, описывая их не очень завидную судьбу, а про философов как будто забывает. С одной стороны - критика подражания, поэзии, мифотворчества, с другой - изображение в лицах диалогов персонажей, цитаты поэтов, рассказы мифов. Фактически, это противоречие и является отправной точкой для различных интерпретаций темы мимесиса.

Некоторые исследователи (А. Ф. Лосев, Дж. Мосс) исходят из того, что у Платона имеется законченная эстетическая концепция, "теория мимесиса". При этом каждый диалог, в котором говорится хоть что-то о подражании, рассматривается с точки зрения приближения к целостной концепции. Подразумевается, что Платон открыто выражает свою позицию, что его философия носит систематический характер. Мимесис объявляется ключевой категорией античной эстетики - понятием, обозначающим сущность искусства. Возникает вопрос: не совершаем ли мы насилия над Платоном, сводя в систему то, что с точки зрения Платона системой не является? О какой эстетике может идти речь, если обоснование творчества появляется в культуре только с христианством?

Некоторые же (Е. А. Маковецкий, И. А. Протопопова) усматривают в подражании ироническое средство или прием, нарочно используемый Платоном либо для того, чтобы предупредить философов об опасности идейно-вещного дуализма, либо для того, чтобы "поиграть" с читателем, проверить его диалектические способности. Мимесис трактуется как "законный ход" самого философа, используемый для достижения определенных целей. Здесь Платон предстает перед нами как хитрец и обманщик, говорящий эзоповым языком.

Такое радикальное отличие концепций свидетельствует о том, что тема мимесиса требует дальнейшего исследования.

Анализируя диалоги Платона, можно указать, что мимесис является одной из главных авторских стратегий, своеобразной методологической рамкой. Так, во многих диалогах Платона композиция как бы подражает смыслу - теоретические рассуждения внутри диалогов реализуются в их композиции. Такое соответствие положено в основу неоплатонической трактовки диалога как космоса, но, на наш взгляд, неоплатоники слишком строго систематизируют различные соответствия, навязывая Платону свою собственную доктрину.

Однако есть основания рассматривать диалог Платона как некое живое существо. Так, в диалоге "Федр" Сократ сначала заявляет, что речь Лисия составлена как попало, а потом предлагает свое понимание "правильной" письменной речи: "у нее должно быть тело с головой и ногами, причем туловище и конечности должны подходить друг другу и соответствовать целому" (Phaed. 264 с). Итак, образ тела как метафора органически целого определяет устройство многих диалогов Платона, а мимесис является средством, с помощью которого эта органика достигается; именно такая трактовка мимесиса может быть неким общим знаменателем конфликтующих интерпретаций.

На двойственное отношение Платона к роли "мимезиса" в формировании личности древнего грека указывает Р. Лодж, полагая то, что "с одной стороны, миметическое искусство через вдохновение художника открывает людям тайну богов, оно необходимо при воспитании; с другой стороны, оно изгоняется из идеального государства". Следует констатировать тот факт, что у Платона здесь нет противоречия: подражание низким вещам действительно недостойно гражданина, подражание же высоким - похвально. Другой исследователь античной философии В. Вердениус на материале ряда диалогов приходит к выводу, что "во взглядах на искусство Платон был отчасти близок к современной эстетике, когда в ряде диалогов говорил о следующих аспектах искусства: художник творит, когда им руководит вдохновение. Тем не менее, он привносит в свой образ многое от своей личности. Материал, которым пользуется художник, тривиален. Содержание, вытканное им из этого материала, высоко. Искусство есть "мечта и сон" (Sophist. 266 с.)". Можно попытаться объяснить двойственное отношение Платона к роли мимезиса в формировании личности, опираясь на другое ключевое понятие его философии - [amnezis] - припоминание забытого. Платон в своей гносеологии полагал, что ребенок обладает актуальной потенцией восприятия познаваемого им объекта. Все знания, которые получает ребенок, это результат мимезиса, понимаемого как процесс, в ходе которого "влюбленный учитель зажигает в возлюбленном ученике некий поток - истечение (имерос), которое пробуждает в ученике жажду знания, и он не замечает, что это не его плоды, и не его знания, а семена учителя, давшие обильные всходы... в каждом человеке, в данном случае юноше-ученике, содержится врожденная потенция восприятия. Задача учителя - разбудить спящее в нем знание "правильного треугольника", т. е. треугольника вообще или то, что позже у Платона получило название идеи прекрасного. Современная психофизика называет это активностью головного мозга: чтобы сделать правильное заключение о чем-то, мы должны априорно обладать структурой правильного, истинного суждения".

В диалоге "Тимей" Платон прямо говорит о том, что человек в течение всей своей жизни должен противостоять колебательным движениям соблазнов материального мира, именуемого им "Матерью - кормилицей".

Собственно, эстетическая концепция мимесиса принадлежит Аристотелю. Она включает в себя и адекватное отображение действительности (изображение вещей такими, "как они были или есть"), и деятельность творческого воображения (изображение их такими, "как о них говорят и думают"), и идеализацию действительности (изображение их такими, "какими они должны быть"). В зависимости от творческой задачи художник может сознательно или идеализировать, возвысить своих героев (как поступает трагический поэт), или представить их в смешном и неприглядном виде (что присуще авторам комедий), или изобразить их в обычном виде. Цель мимесиса в искусстве, по Аристотелю, - приобретение знания и возбуждение чувства удовольствия от воспроизведения, созерцания и познавания предмета.

Согласно Аристотелю, в действительности, а следом и в искусстве мы постоянно наблюдаем переходы материи в форму и наоборот, формы в материю. "Все, что создается искусством, возникает из соотнесения материи с формой, которая содержится в душе человека. Поэтому Аристотель понимает творческую деятельность человека, в том числе и художественное творчество, не как изобретение, а лишь как реализацию того, что уже наличествует в душе человека".

Так возникает один из аспектов проявления повторности, связанный с приближением повтора к тождеству, в контексте точного воспроизведения объектов действительности, в соответствии с требованием максимального соответствия между идеально представляемой формой материи и ее реализацией в произведении автора. Он напрямую связан с проблемой воплощения замысла, соотношением копии и оригинала. Чем ближе одно к другому, тем выше результат, тем выше награда художнику, тем больше лавры победителю, тем ближе художник подходит к идее единичности, точнее единственности повтора. Здесь не уместны никакие промежуточные версии, возможно только единственная, она и есть совпадение идеи и ее материализации, то есть является воплощением совершенства.

С другой стороны, мы находим у Аристотеля и некоторые психологические аспекты искусства, связанные с передачей имманентных душевных движений, свойственных прежде всего музыке. "Самое чистое, самое непосредственное, наиболее, мы бы сказали на просторечном языке, хватающее за душу подражание -- это подражание музыкальное, поскольку фактически существующая психика состоит из непрерывного процесса переживаний, а музыка тоже есть непрерывный процесс переживания". Так у Аристотеля фактически происходит проникновение в саму суть музыкального искусства, его временной характер (чистую процессуальность), особенности восприятия. Одним из ключевых здесь оказывается понятие движения, понимаемое как определенное внутреннее переживание, отражающее моральные качества, но по сути своей уходящее в психический облик человека. Примечательно, что Аристотель понимает подражание не как простое копирование, а как определенный познавательный процесс, благодаря которому приобретаются первые знания. Такое подражание составляет сущность искусства и делает его "автономной сферой человеческого творчества", способной достигать гедонистического эффекта.

Известно, что Аристотель не оставил какого-либо цельного законченного труда, посвященного музыке, тем не менее очевидно, что многие его наблюдения, содержащиеся в различных работах, уходят в глубь музыки как искусства, а теория мимезиса в широком смысле находит развитие и новое толкование у других мыслителей эпохи эллинизма. Так у Цицерона значение мимезиса трансформируется как подражание "идеальному образу красоты, содержащемуся в уме художника". Тем самым выявляется внутренний психологический характер данного процесса. Сходную позицию высказывает и Плотин, говоря о подражании идеальным (смысловым) сущностям (logoys), "из которых состоит и получается сама природа".

Таким образом, идея мимезиса оказывается близкой понятию движения, а повтор становится одним из первейших и очевидных способов его передачи в искусстве. Конечно, в теории мимезиса доминировала определенная сторона движения, а именно направленность к развитию. Это был, по сути, целенаправленный процесс, от замысла к его (по возможности) точному воплощению, то есть к тождеству (идеальный образец -- статуя Галатеи). Интересно, что в данном смысле повтор не существовал как реальный композиционный элемент художественной структуры, а мог быть только осознан в контексте связи замысла и результирующего его произведения, или, по - другому, конечного объекта, который получился. Очевидно, что в контексте античного сознания и эстетики этот тип движения - развития носил позитивный созидательный смысл.

Повтор как мимезис и как движение (в широком смысле) становится символической формой выражения этих тенденций.

Рассмотренные два типа повтора имеют непосредственное отношение к музыке, поскольку в полной мере соотносятся с временной природой данного вида искусства. Организация движения на разных уровнях музыкального языка и всей формы имеет очень существенное значение, так как превращает отдельные высотные единицы лада в "живую" интонацию, лежащую в основе "интонируемого смысла".

Похожие статьи




Сравнение понимания мимесиза у Платона и у Аристотеля - Мимесис в античном искусстве

Предыдущая | Следующая