"Криминальный дискурс": проблема дефиниции и операционализации понятия - Проблема развития криминального дискурса в центральных печатных средствах массовой информации на материале газеты "Московский комсомолец" в период с 1985 по 1999

В данной работе Дискурс понимается(за Н. Фэрклоу и Р. Водак) как "использование языка в процессе говорения и письма и одновременно как форма социальной практики..." 'Discourses are defined as language use in speaking and writing and simultaneously as

One form of social practice' (Keller, 2013, 24) (Пер. - М. Д.).. Термин "криминальный дискурс" в исследованиях встречается нечасто - рассмотрение актов речи/письма с подобной тематизацией не находят широкого распространения в современных исследованиях. Среди немногих работ по данному вопросу можно обратить внимание на статью "Политический и криминальный дискурс в японских и американских газетных статьях: исследование репрезентаций в СМИ на базе критического дискурс-анализа" С. Тагаки. Автор не проблематизирует понятие "криминальный дискурс", действуя, скорее интуитивно: криминальный дискурс - то, что относится к сфере преступлений в большей степени, чем к сфере политики (Тагаки, 2009). Другим примером работы с этим понятием может служить статья "Мигранты как криминальная проблема: конструирование дискурса о зарубежной преступности в современной Японии" Р. Ямамото, где, однако, также определение, что предполагается считать криминальным дискурсом, отсутствует (Ямамото, 2010).

В русском языке английское слово "criminal" может переводиться как "криминальный" или "уголовный". В статье "Некоторые способы сокрытия информации в уголовном дискурсе и применение аск-анализа" Е. Зубков ограничивается определением понятий "дискурс" и "уголовный" "Автором представленнои? статьи термин "дискурс" применяется согласно функционально-прагматическои? модели лингвосемиотического опыта О. В. Лещака и понимается как "(...) пространственно-временнои? и информационныи? континуум, которыи? сосредотачивается вокруг текста (или набора текстов) в процессе его (их) создания или воспроизведения по определенным принципам лингвосемиотическои? системы (кода) в границах определенного функционального типа деятельности, основаннои? на опыте (...)" [3: 34]. Словоупотребление "уголовныи?" в русском языке имеет множество смыслов, в представленном исследовании мы рассматриваем его с точки зрения реляции с окружением при краи?неи? (профессиональнои?) степени вовлеченности в деятельность, рассматриваемую как преступная относительно закона в любом временном отрезке, при наличии веры индивида в то, что подобная деятельность является правильнои? с любои? точки зрения". (Зубков, 2015, 2). в отдельности. "Уголовной" деятельность становится при двух факторах: 1) нарушении закона и 2) веры индивида в правильность данной деятельности. Второй пункт оказывается важен непосредственно в исследовании способов сокрытия информации, но не является неотъемлемой частью "уголовного" в целом.

Встречается и несколько другое сегментирование дискурса - как, например, в статье И. Адоньевой "Уголовно-правовой дискурс журнала "Русский Вестник" "либерального" периода" (Адоньева, 2014). В основе определения "уголовно-правового дискурса" находится концепция "правового дискурса", понимаемого как "все измерения, реальные и воображаемые, отношения общества к праву, в которыи? включаются не только труды профессиональных юристов, но и писателеи?, публицистов, тех, кто описывал юридически значимые ситуации" (Адоньева, 2014, 17).

В данном исследовании криминальный дискурс предлагается понимать как ситуации речи/письма, касающиеся случаев нарушения закона - уголовного кодекса. В рассматриваемый период с 1985 по 1999 гг. на территории России действовало два документа, утверждающие уголовное законодательство - Уголовный кодекс РСФСР (1960г.) и Уголовный кодекс РФ (1996). Принципиальное новшество УК 1996-го года, важное для данного исследования, - разработка статей Раздела VIII (Преступления в экономической сфере) и Раздела IX (Преступления против общественной безопасности и общественного порядка), которые, со значительным опозданием реагируют на изменения социально-экономической действительности в стране.

Поскольку данное исследование нацелено на рассмотрение происхождения и развития ситуаций речи о криминале, в понятие криминального дискурса имеет смысл включить как правонарушения, прописанные в УК РСФСР 1960-го г., так и в УК РФ 1996-го. Так, например, статья 210 раздела IX УК РФ впервые в российском законодательстве обозначает уголовную ответственность "за организацию преступного сообщества (преступной организации) и участие в нем (ней)" УК РФ. Иначе говоря, на законодательном уровне признание существования ОПГ произошло только в 1996 году, тогда как по воспоминаниям современников, расцветом организованной преступности "нового типа" В СМИ и мемуарной литературе принято разграничивать криминал "старого" и "нового" типа. В первом случае речь идет о преступниках, чтящих воровской Закон, занимающихся только незаконной деятельностью (грабежи, наркоторговля, воровство), во втором - о людях, основным доходом которых является рэкет, экономические махинации, в то врем как бесспорным криминалом занимаются далеко не все из них, кроме того "новые" авторитеты, как правило, не чтят Закон, не подчиняются решениям воров-в-законе и т. д. (Подробнее см: (Модестов Н., 2001), (Карышев В., 2008)). можно считать 1990-й год 1990 год характеризуется расцветом силового предпринимательства в СССР. Именно 1990-ый год Валерий Карышев описывает как "переломный" в отношении моды в криминальных кругах. "Теперь положение резко изменилось. Старая воровская элита утрачивала свое влияние в криминальном мире. С появлением новых авторитетов резко обострились противоречия. Изменилась и сама криминальная идеология. Если раньше символом воровского романтизма были "малины" - "чердаки" (излюбленное место встреч старых воров в законе), то новые авторитеты предпочитали встречаться в престижных ресторанах" (Карышев, 2008, 40). В это время наиболее успешные группировки (например, долгопрудненская) начинают постепенно переводить свои активы в легальный бизнес на фоне вновь вспыхнувшей криминальной войны между чеченскими и славянскими группировками.. Более того, еще в 1988 году в "Литературной газете" вышел знаковый материал Ю. Щекочихина "Лев прыгнул!", в которой автор берет интервью у А. Гурова (на тот момент начальника Шестого главного управления МВД СССР). В статье обсуждается состояние организованной преступности в СССР, проводится небольшой экскурс в историю криминального мира государства (Щекочихин, 1988).

При столь широком определении поля криминального дискурса в качестве рабочей модели можно предложить выделении четырех дискурсов более низкого порядка:

Дискурс бытового насилия

Дискурс серийного насилия

Дискурс об организованной преступности Э. Боренштейн в связи с концептуализацией понятия "беспредел" рассматривает "нарратив об организованной преступности" как тематический пласт, занимающий отдельное место в культуре. "В современном российском нарративе об организованной преступности, беспредел провоцирует тревогу среди самих преступников, ибо это единственные люди, причастные сфере криминала, которые могут определить, какое поведение рассматривается как "за пределами"" (Borenstein, 2008, 205).

Дискурс о терроризме

В дальнейшем материал будет излагаться в соответствии с данными направлениями, которые, в свою очередь, как будет показано далее, четких границ не имеют.

Похожие статьи




"Криминальный дискурс": проблема дефиниции и операционализации понятия - Проблема развития криминального дискурса в центральных печатных средствах массовой информации на материале газеты "Московский комсомолец" в период с 1985 по 1999

Предыдущая | Следующая