Теоретические аспекты формирования нарративов о последних Романовых. Концепция национальной памяти - Дискуссии о семье последних Романовых в российской прессе 2013-2015 гг

Механизмы репрезентации истории и историческая политика всегда тесно связаны с темой памяти о прошлом. Рассмотрение формирования нарративов о последних Романовых как процесса конструирования национальной памяти дает возможность совмещения инструментов дискурс-анализа с теоретическими концепциями, позволяющими структурировать и интерпретировать противоречия между участниками дискуссий. Теоретические исследования в области коллективной и культурной памяти имеют давнюю традицию связи с анализом массмедиа. Важная роль средств массовой коммуникации была отмечена Саулом Фридлендером (Friedlander, 1979) в отношении памяти о Холокосте: распространявшиеся через массмедиа воспоминания жертв геноцида заставили историков обратить в 1980-х гг. внимание на проблемы исторической памяти, связанные с этими рассказами. Именно в это время -- время осмысления травматического опыта Холокоста -- начинает происходить сближение истории и памяти, породившее новые синтетические подходы к исследованию конструирования и ре-конструирования прошлого.

Точкой отсчета проблемы памяти как феномена коллективной работы общества над историческим прошлым считается концепция коллективной памяти Мориса Хальбвакса, выдвинутая им в работе "Социальные рамки памяти" (Хальбвакс, 2007) в 1920-е гг. как противоположность научному историческому знанию о прошлом.

Социальная память у Хальбвакса описывается как возникающая благодаря актуализации прошлого через повествование и коммуникативный обмен. Содержательным аспектом памяти является представление о прошлом отдельной социальной группы, основанное на взаимодействии индивидуальной памяти каждого члена группы. Социальной ролью памяти становится конструирование и поддержание идентичности данной группы.

Это понятие подвергается критике со стороны многих теоретиков, но именно его потенциал повлиял на формирование теории памяти как сконструированного культурного проекта. Процессы, превращающие социальную память в память культурную, подробно описаны в работе А. Ассман "Длинная тень прошлого" (Ассман, 2014). Она посвящена многим аспектам феноменов индивидуальной, социальной и коллективной памяти. Остановимся на последнем из этих феноменов.

Противники метафорического понимания памяти, позицию которых Ассман разбирает на примере работы С. Зонтаг "Regarding the Pain of Others"(Sontag, 2003), отрицают существование "коллективной памяти". Это словосочетание часто заменяется словом "идеология", что переводит проблемы изучения социальной памяти в область критического анализа, рассматривающего образы прошлого как средство манипуляции. Ассман обращает внимание на то, что с начала 1990-х эта парадигма меняется: устраняется манипулятивный статус образов (в широком смысле), так как "сконструированность" распространяется уже на все культурные артефакты (Ассман, 2014, 29-30). Для того чтобы избавиться от теоретической неопределенности и неоднозначности, Ассман прибегает к теоретической редукции, ограничивая измерения и формат той "коллективной памяти", с которой связано понятие травмы.

Ассман вводит понятие "культурной памяти" (Ассман, 2014, 31), аналогичное концепции "коллективной памяти" Хальбвакса, но смещающее акцент с процессов коммуникации на символические медиаторы, являющиеся носителями памяти. Одной из главных отличительных черт культурной памяти является бесконечное расширение временных границ (т. н. горизонта памяти). Такое возможно только благодаря текстам, изображениям, монументам, ритуалам, обеспечивающим долгосрочную опору памяти.

Использование этого культурного измерения отдельными социальными группами влияет на формирование коллективной идентичности: "Институции и корпорации, а также культуры, нации, государства, церковь или фирма "не имеют" памяти, ибо она "конструируется" ими с помощью мемориальных знаков и символов. Благодаря этой памяти институции и корпорации одновременно "конструируют собственную идентичность"( Ассман, 2014, 33). Конструирование идентичности на уровне отдельных групп связано с унификацией, что особенно видно на примере "национальной памяти".

Ассман считает целесообразным разделять два типа проработки символических медиаторов: индивидуальный и коллективный. Первому типу соответствует понятие "культурной памяти", для второго вводится понятие "политическая/национальная память" (Ассман, 2014, 34). Второй формат памяти конкретизирует механизмы конструирования идентичности внутри отдельных групп, именно такая память является "коллективной" в узком смысле.

Произведенная теоретическая редукция позволяет перейти к анализу механизмов культурного конструирования: "коллективная память превращает ментальные образы в иконы, а нарративы становятся мифами, важнейшими свойствами которых являются убедительная сила и мощное аффективное воздействие" (Ассман, 2014, 38). "Мифы" в данном случае трактуются не как искажение истории, а как культурная конструкция, относящаяся скорее к настоящему и будущему времени. Эта концепция является одной из центральных для рассматриваемого нами кейса, так как речь идет именно о нарративах и образах (в широком смысле), транслируемых СМИ.

Остановимся на некоторых понятиях и топосах национальной памяти, которые могут прояснить теоретические аспекты рассматриваемого в данной работе кейса. Ассман выделяет особый свод правил, лежащих в основе риторики памяти. Не все из них могут быть использованы применительно к анализируемым в данной работе нарративам. Это обусловлено тем, что Ассман разбирает довольно яркие и масштабные примеры, относящиеся к американской и немецкой истории: I и II мировые войны, Холокост, теракт 11 сентября 2001 года, гражданская война в США. В то же время, ее теоретические образцы могут быть применимы в некоторых частных случаях например, в отношении отдельных лиц, подвергнувшихся преследованию и уничтожению.

Нарративы о судьбе последних Романовых можно описать при помощи следующих понятий:

    1. Трагедия: гораздо более сильный способ консолидации памяти, чем победа или героический триумф. Национальная память часто ориентирована на трагические моменты прошлого, приобретающие роль мифического первоначала. Возникающий нарратив постоянно дополняется ритуальными инсценировками прошлого и прочими символическими напоминаниями. 2. Поражение: мемориальные стратегии побежденных направлены, по мнение историка Райнхарта Козеллека, на мифологизацию прошлого. Национальное унижение перекодируется через представления о духовном возвышении, измене, моральной победе. Эти механизмы схожи с моментом катарсиса в древнегреческой трагедии -- что отсылает нас к предыдущему пункту. 3. Преодоление прошлого: устранение болезненной асимметрии в представлении нации о своем прошлом возможно только когда возникают социальные и политические условия, в которых возможно признание неофициальной памяти пострадавших социальных групп. Это, в частности, объясняет, почему во времена существования СССР были табуированы разговоры о последних Романовых. Стоит отметить, что преодоление прошлого не означает замену одной памяти на другую -- это именно устранение символической дискриминации. 4. Память жертвы: главные коннотации, возникающие при появлении жертвы, -- религиозные. Амбивалентность религиозных смыслов в латинском языке (добровольная жертва-sacrificium и пассивная жертва-victima) определяет существование двух форматов жертвенной памяти: героического и травматического. Героическая жертва -- мученик, погибший за активно защищаемые им идеалы. Насилие в отношении мучеников легко находит доступ к национальной памяти. Гораздо труднее вспоминать о бессмысленной гибели не подготовленных к насилию жертв. Травматическая память возможна только вследствие этического поворота, акцентировавшего внимание на невинности и чистоте пассивной жертвы. Обязательным условием здесь является признание, исходящее извне -- от фигуры свидетеля. 5. Память преступника: если целью жертвы является воспоминание, то преступник стремится к его забвению и табуированию. Решающее значение здесь играет перенос вины преступника на тех, кто знает о преступлении. Ханна Арендт (Арендт, 2008) описала это явление как "тотальное сообщничество" (по отношению к немецкому народу). Память преступника является источником коллективной вины всей нации. 6. Замалчивание: "Тотальное сообщество", описанное Арендт, накладывает табу на упоминание совершенного насилия. Тот, кто предпочитает молчание, становится участником совершенного преступления. 7. Забвение: асимметрия насилия отношений преступник/жертва отражается в асимметрии памяти, которая может быть устранена только сохранением общей памяти о прошлом как актом примирения, который должны совершить последующие поколения.

Все эти аспекты в той или иной степени позволяют включить судьбу семьи Романовых в дискурс национальной памяти. Здесь есть представления о трагедии (совершенное насилие) и поражении определенных социальных групп (сторонников и защитников империи). После распада Советского Союза возникли условия, способствующие проработке прошлого -- что выразилось в появлении нарративов о царской семье в публичном пространстве (в нашем случае, в СМИ). Статус жертвы был признан сначала религиозным сообществом во время канонизации новомучеников (за границей и в Российской Федерации). Позже состоялось юридическая реабилитация Николая II и его семьи как жертв политических репрессий.

Сложнее обстоит дело с коллективной виной и забвением. Как будет показано в третьей главе, поиски жертв и преступников не пока еще не привели к успеху, несмотря на запрос о наказании виновных в трагических событиях прошлого со стороны различных акторов, которые также выдвигают друг другу обвинения в замалчивании совершившегося исторического преступления. Как показали дебаты 2015 года по поводу переименования Войковского района Москвы, помимо проблемы замалчивания существует также проблема ухода от оценки прошлого через забвение, что является шагом в противоположную сторону от национального примирения, без которого невозможно устранение конфликтных ситуаций. В этих же обсуждениях можно заметить важный вектор развития нарративов: определение в настоящем при помощи памяти общих целей на будущее, являющееся одной из важных составляющих построения коллективной идентичности (Ассман, 2016).

Устранение асимметрии памяти и забвения в отношении событий эпохи последних Романовых напрямую зависит от исправности каждой из упомянутых деталей механизма национальной памяти. Проблемы, которые могут быть обнаружены при разборе этого механизма, очень важны, поскольку отражают состояние публичного пространства, то есть условий работы социальных институтов.

Похожие статьи




Теоретические аспекты формирования нарративов о последних Романовых. Концепция национальной памяти - Дискуссии о семье последних Романовых в российской прессе 2013-2015 гг

Предыдущая | Следующая