Методика и техника труда - Понятие и значение социожурналистики

Мы не случайно уделили столь большое внимание мировосприятию и культуре мышления. Этот компонент представляет собой зерно социожурналистики, тогда как методы труда являются производными от него. Прежде чем перейти к их характеристике, надо развеять одно нередко возникающее сомнение. Часто употребляя слово "исследование", мы не ставим знак тождества между журналистикой и наукой. Более того, даже разделяем опасения тех авторов, кто считает, что социологический сциентизм ("онаучивание") может помешать развитию главного элемента журналистского сознания - специфического профессионального воображения [127]. Эта специфика в немалой степени зиждется на способности прессы отражать общее (социально типичное) через конкретное и уникальное. Иначе невозможно достичь жизнеподобия, без которого вряд ли удастся вызвать у аудитории эмоциональный отклик. Высшей ступенью квалификации журналиста-исследователя будет как раз соблюдение "золотого сечения" между масштабной типизацией, базирующейся на прочной платформе данных, и зарисовками с неповторимой "человеческой" натуры.

Социологическая культура труда проявляется и в ситуациях, которые, на первый взгляд, не располагают к теоретической дискуссии. Какие, например, вопросы могут возникать к авторам прямых репортажей, окунающимся в самую предметно-вещественную гущу событий? Так поняли свою задачу сотрудники ряда телекомпаний в первую ночь захвата заложников в Москве, в Театральном центре на Дубровке. По горячим следам этой работы появились дневники-самонаблюдения, в частности, в "Новой газете":

"На место события приезжают съемочные группы почти всех телеканалов. В каждой команде работают по два-три журналиста. Программы новостей выходят несколько раз в час и состоят в основном из прямых включений. Единого информационного центра пока нет, сведения поступают противоречивые, в эфир идет все подряд немногочисленные факты, цифры, слухи, обрывки разговоров, синхроны, часто случайные. Нередко звучит сочетание "по непроверенным пока данным", "неназванный источник"... Репортажей нет как таковых. Это потом появится "хроника событий". Пока же - хаос, истерика, шок...

Журналисты в растерянности. Они привыкли отрабатывать свершившиеся факты - взрывы, убийства, покушения. Присутствовать при событии, которое "сейчас", которое не завершилось, им впервой...

Главное телевизионное событие этого дня - эксклюзив журналистов НТВ, попавших внутрь вместе с доктором Рошалем Материал повторяют, и два дня спустя CNN пользуется съемками НТВ. Представители канала, который сутки назад отказался от переговоров с террористами, первыми и единственными из отечественных тележурналистов встречаются с ними лицом к лицу"[128]

Каждый, кто следил за происходящим по телеэкрану, наверняка испытал схожие ощущения. Не хотелось бы обвинять корреспондентов в растерянности или неумении выполнять свои обязанности. Они, конечно, сами оказались жертвами неожиданности и запутанности обстановки. Но различия в подходе к трагической реальности стали проявляться изначально. Одна установка сводилась к самооценке журналистов как регистраторов событий, "жизни как таковой", или, на новейшем англо-русском жаргоне, real life. Попытка ряда телекомпаний вести бесконечную прямую трансляцию с места действия и тем самым показывать неискаженную действительность очевидным образом не удалась. Действия не хватало на содержательное вещание, поступки террористов и заложников, равно как и контртеррористических сил, в кадр попасть не могли - объектив ухватывал разве что второстепенные детали. Поэтому сразу же начались повторы более или менее динамичных сюжетов, которые мало что прибавляли к знанию фактической стороны дела и ее адекватному пониманию в аудитории. Журналист-коммуникатор, перевалочный пункт информации, явно не справлялся с профессиональной и общественной нагрузкой.

Иначе восприняли свою задачу сотрудники других каналов. Уже в первые часы трагедии в одной из студий с обстоятельными разъяснениями выступал генерал-эксперт, который в недавнем прошлом командовал федеральными войсками в Чечне. Избегая поспешных выводов, исходя лишь из знания технологии терроризма, он рассматривал возможные сценарии развития событий, подчеркивал исключительную сложность и все-таки возможность освобождения заложников силами специалистов.

Конечно, даже самым компетентным комментариям не дано унять всеобщее волнение. Но они, по меньшей мере, не подогревают истерию и способствуют зрительскому осознанию, пониманию происходящего. Импульс активного освоения информационного потока передается от редакции аудитории. А это уже вопрос интеллектуального и психического здоровья населения региона и страны, человечества в целом. Смиренное подчинение лавине сообщений в современной технико-коммуникационной обстановке грозит человеку потерей независимости, индивидуальной самобытности.

Обратим внимание на то, что в цитированной публикации "Новой газеты" переход к нормальной профессиональной работе связывается именно с отказом от лихорадочного метания в калейдоскопе отдельных фактов.

"Постепенно в студиях появляются аналитики - Савик Шустер на НТВ, Леонид Млечин на ТВЦ. Проясняются некоторые детали - чисто теоретические, которые не видны оттуда, от захваченного ДК...

Среди гостей в студиях все больше профессионалов - военных специалистов, политологов, врачей. К вечеру каналы выпускают репортажи о том, что вокруг. Ощущение хаоса понемногу отступает. Картина мира расширяется. Жизнь идет дальше...".

За этим описанием виден целенаправленный выбор объектов из многообразия предлагаемых жизнью вариантов. Вероятно, материалистическое отношение к действительности не предполагает растворения в ней репортера и уж тем более безразличного фиксирования разворачивающихся на его глазах сцен. К освещению террористических актов данное положение применимо в первую очередь, но и для "рутинной" практики оно имеет полную силу. Характерно, что зарубежные социологи прессы вводят деление репортерской работы в целом на активную, предполагающую поиск актуальной информации, и пассивную, которую называют еще "календарной журналистикой", т. е. следующей за чередой событий[129].

Журналист осваивает действительность в ее характерных проявлениях и тем делает ближе, доступнее для аудитории. Хаотическое нагромождение разнородных эпизодов столь же идеалистично, сколь и произвольное насилие над объективными процессами. Образец знания без исследования предложил своим читателям главный редактор одной из петербургских газет. Располагая лишь отрывочной информацией из других СМИ, он построил собственную версию заключительной операции спецслужб и "разоблачил" ложь официальных источников. У заложников, пишет редактор, "был небогатый выбор. Смерть от удушья или смерть от пули. Такой выбор предоставила им власть". Вполне допускаем, что руководители операции не раскрывают все подробности штурма. Однако недобросовестное обращение с газетной полосой, которая превращается во вместилище тенденциозных домыслов, не имеет ничего общего с ответственным оппонированием власти.

На взвешенном сочетании эмпирических данных и социально значимых обобщений строится в "Известиях" очерк "Люди на свалке", где изображены нравы и образ жизни изгоев большого города. Колония вынужденных переселенцев на мусорную свалку представлена реальными фигурами, хотя и под условными именами: Философ, Нахалка, Рекрут, Бабушка... Изображение люмпенизации российского общества от этой конкретности становится достовернее и ярче, единичные персоналии помогают читателю осознать значение процесса в целом - хотя ни статистика, ни другие атрибуты классического социологического исследования в тексте почти не встречаются.

В то же время бездумное, неграмотное использование самого надежного приема приводит лишь к его дискредитации. Не случайно специалисты утверждают, что обвальное увлечение журналистов конкретной социологией в последние годы привело к падению престижа социологической науки в глазах общественности[130].

Рассмотрим случай из практики. Одна из петербургских газет решила провести эксперимент (метод из арсенала социологии) - выяснить отношение горожан к открытию публичного дома. Со ссылкой на мнимое постановление Государственной Думы, "разрешившей" эту социальную новацию, две группы корреспондентов развернули на Невском проспекте сбор подписей ("за" и "против"), а также добровольных пожертвований. Этот экспромт соткан из нелепостей и ошибок. Во-первых, в поле зрения "исследователей" попали только случайные единицы граждан. Однако в газетном отчете делались заключения о мнении большинства петербуржцев. Во-вторых, нанесен ущерб репутации высшего органа законодательной власти - Федерального Собрания, которому приписывалось компрометирующее его решение. В-третьих, можно заметить, что журналисты грубо нарушили закон, обманывая людей и мошеннически отымая у них деньги. Тут уже впору беспокоиться не столько о достоверности сведений, сколько о юридической ответственности.

Приведенные примеры подсказывают общий вывод: технико-методический арсенал социожурналистики ни в коей мере не исчерпывается ни слепым копированием событий, ни даже специальными операциями из области эмпирической социологии. А. Аграновскому принадлежит широко известный афоризм: "Хорошо пишет не тот, кто хорошо пишет, а тот, кто хорошо думает"[131]. Хотя сам классик социально-публицистического анализа далеко не в каждом своем сочинении обращался к базам данных, не говоря уже о массовом анкетировании, экспертном интервью, количественно-качественном изучении текстов и другим методам, которые обычно соотносятся со словом "социология".

Итак, методическое обеспечение социожурналистики включает в себя на равных правах все многообразные средства получения и обработки данных, которыми располагает социология журналистики. В предыдущем разделе книги уже отмечалось, что эмпирика малопродуктивна без проблемно-теоретического анализа, а концептуальные рассуждения бездоказательны, если не сочетаются с искусством добывания исчерпывающей информации. Соотношение этих компонентов в творческой практике определяет жанрово-типологическую характеристику публикаций.

С большой долей условности журналистские произведения делятся на репортерские и публицистические. Это деление переносится и на социожурналистику. Если корреспондент прибегает к эмпирико-социологическим приемам только для сбора событийной информации, он остается репортером, информатором, даже при хорошей подготовке в методическом плане. При условии же, что он занят системным анализом, предполагающим изучение объекта во всем богатстве социальных связей и в пространственно-временной динамике, им закладывается основа для создания социопублицистического произведения. Применение специальных социологических методов, в первую очередь количественных, при этом совсем не обязательно, хотя, как правило, оно усиливает исследовательский и аргументационный потенциал текста.

Перспективы развития социожурналистики.

Мы затронули один из самых болезненных для социожурналистики вопросов. Ее будущность напрямую зависит от того, каким информационным и творческим содержанием насыщаются произведения: имитируют ли авторы социальное исследование, оперируя неосмысленной статистикой, или они углубляются в познание сути явлений и процессов общественной жизни.

Свое решение этой проблемы предлагает авторитетный социолог журналистики П. Н. Киричек. По его мнению, научная договоренность о социожурналистике как вновь открытой подсистеме СМИ достигнута, апробация ее определения (воспроизведенного нами) de facto состоялась. Теперь надо двигаться дальше - к описанию того рода публицистики, которая составляет духовный "продукт" социожурналистики, качественно отличаясь от традиционных публикаций. Обобщенное определение звучит так: "Это выступление в прессе на социально значимую тему, в структуре которого фактическое (документальное) начало преобладает над понятийным и образным, а используемая... статистика подается, как правило, в комментированном виде и выполняет, наряду с аргументационной, сюжетообразующую и доминантно-стилевую роли"[132]. Задумаемся, однако, над тем, почему в отечественной прессе не приживается такая публицистика - во всяком случае, не находит широкого распространения? Как всегда бывает со сложными явлениями социальной и творческой жизни, причин несколько. Однако уверенно исключим из их числа незаинтересованность общества, которое принципиально нуждается в надежной и достаточной информации о своем состоянии - иное было бы равносильно отказу от ценнейшего ресурса социального прогресса. Более того, субъективно рядовые представители общественности настроены против тенденциозной и асоциальной журналистики.

В нашем распоряжении находятся записи высказываний участников фокус-групп, проведенных в рамках Федеральной целевой программы "Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе на 2001-2005 годы". В числе прочих предметов обсуждения был предложен вопрос: "Какое влияние на степень агрессивности в обществе оказывают СМИ?" Познакомимся с некоторыми суждениями (высказывания приводятся с минимальной стилистической правкой).

"СМИ, несомненно, являются инструментом разжигания нетерпимости... Самое мощное оружие, которое бьет по духовности, - это наши СМИ...

На телевидении друг друга убивают, уничтожают, обманывают всеми способами. Сериалы - это инструктаж, как действовать в таком обществе, чтобы тебя не поймали... В новостях основной темой является криминал, убийства всегда на первом плане, хорошие новости, как правило, в конце выпусков. Плохие новости подаются эмоционально, ярко, что влияет на возрастание агрессии... Люди, недовольные своей жизнью, видят в СМИ много насилия, таким образом, СМИ являются толчком развития нетерпимости. Люди направляют свое недовольство на то, что показывают СМИ...

Это каналы внедрения интолерантности. Сейчас невозможно посадить нормального ребенка перед телевизором, потому что там постоянно показывают сцены убийства, насилия. Это психофизиологическая агрессия... Воспитывая собственного ребенка, я телевизор убрала вообще; я покупаю ему кассеты со сказками и обучающими программами...

Процентов 90 из всей информации на телевидении - агрессивная информация; передач, рассказывающих о хорошем, светлом, нужном, очень мало. Для каждого социального слоя можно увеличить уровень такой информации... Каналы либо борются за политические голоса, либо, как развлекательные программы, просто привлекают к себе внимание. Но, притягивая внимание, СМИ не воспитывают человека, как делали это раньше, а могли бы воспитывать толерантность и осознанность поведения...

Все наши СМИ сегодня - государственные, всякого рода акционирование служит всего лишь фиговым листком для прикрытия данного факта. За все, что здесь происходит, несет ответственность государство, его конкретные органы. Мы имеем дело не с общенародным телевидением или собственно частнопредпринимательской прессой, пресса проводит определенную государственную политику...".

Как нетрудно заметить, консилиум представителей общественности единодушен в определении диагноза: пресса порождает агрессивность в умах и действиях населения. Самое же существенное, на наш взгляд, заключается в том, что более или менее явно пробивается мысль о противостоянии намерений, усилий и продукции журналистов социальной реальности. Она в данном случае представлена действительным положением дел в обществе (тематика и событийное насыщение публикаций), ожиданиями граждан от прессы (не провоцировать агрессивность, а воспитывать терпимость), мерой удовлетворенности материалами, их использованием ("я телевизор убрала вообще").

Правда, следование за вкусами аудитории может оказаться как раз причиной распространения поверхностной и крикливой прессы. Исследователи с тревогой отмечают, что наш современник, вопреки надеждам, превратился не в просвещенного индивида, а в массового человека. Он - конформист, довольствующийся стереотипами, которые навязывает ему пресса, и ею же воспитывается в конформистском духе[133]. В этом отношении показательны данные социологов о спросе на печатную продукцию в розничной продаже. Так, в Петербурге десятку наиболее ходовых газет составили "АиФ", "Комсомольская правда", "МК в Питере", "Панорама ТВ", "Спорт-экспресс", "Моя семья" и другие издания информационно-развлекательного толка, тогда как солидные федеральные и городские газеты в лидеры не попали[134]. Но коли читатель и в самом деле так податлив на воздействие, то социально ответственные публицисты имеют шанс "перевоспитать" излишне доверчивых сограждан и привить им интерес к своей продукции. К тому же, как давно и хорошо известно специалистам, качественной прессы в силу ее типологических свойств "на роду написано" отставать от массовой по тиражу и покупательскому спросу.

Препятствием на пути развития социожурналистики является и обслуживание интересов элит, государства, собственников, ставшее печальным фактом практики СМИ, вплоть до выполнения прямых заказов на тенденциозные публикации. Естественно, ни о какой объективности, с опорой на системный анализ документов, здесь не может быть речи. Однако и этот барьер преодолевается при условии, что журналисты приложат волевые усилия для достижения подлинной независимости, о которой они так часто и с энтузиазмом ведут публичные дискуссии. Симптомы соответствующих изменений в настроениях сотрудников прессы уже обозначились. По наблюдениям социологов, "российские журналисты начинают постепенно дистанцироваться от власти. В профессиональной среде активно обсуждается вопрос о смене профессиональной позиции вообще и в условиях освещения избирательных кампаний в частности. Многие журналисты резко негативно относятся к тому, что их заставляют играть роль имиджмейкеров или подручных имиджмейкеров"[135].

Здесь, однако, возникает "неожиданный" и неудобный для самих публицистов вопрос о том, насколько они готовы принять постулаты социожурналистики. Перед нами то самое маленькое "но", в которое, по известной поговорке, вмешается весь Париж.

Разовым усилием воли или эмоциональным порывом такой переход не дается. Он может совершаться только в результате глубокой переналадки всего профессионального "механизма", которая требует длительного и обстоятельного обучения. Но и этого мало - нужны еще и адекватные задаче ресурсы личностного свойства. Социожурналистская культура труда формируется как целостный комплекс характеристик, в котором материалистическое мировоззрение неразделимо связано с техникой сбора информации и даже с манерой письма. Сошлемся на мысли исследователей стилистики речи о том, как по-разному звучат в тексте общественные и индивидуальные мотивы.

В публицистике "две грани составляют сущность категории автора - человек социальный и человек частный. Так, человек социальный в структуре категории автора обязательно предполагает социальный анализ... объективно-субъективное отношение к действительности, что, как правило, проявляется в слабой авторской модальности, в преобладании мы-предложений и некоторых других чертах. Человек частный... предполагает соответственно анализ с позиций частного человека, субъективно-объективное отношение к действительности, что отражается в речи обычно в высокой авторской модальности, преобладании я-предложений и т. д."[136].

Искусственно "выделать" такой социально ориентированный текст, чтобы он получился органичным, без "швов" и натяжек, крайне сложно, если не сказать невозможно. Да и напряженный ритм редакционной жизни не оставляет времени для подобных косметических операций. В литературе высказывалось очень продуктивное предложение рассматривать в свете социальной культуры журналиста еще и собственно акт творения, т. е. создание произведений под влиянием, казалось бы, одного лишь озарения[137]. Нельзя не считаться с тем, что в процессе сочинения текста автор руководствуется скорее интуицией, чем правильным алгоритмом (мы говорим о подлинно авторском произведении, а не о штампованных по стандартной схеме подделках). Вместе с тем само "качество" профессиональной интуиции тем богаче, чем толще находящийся под ней запас знаний и гибкости мышления.

Интеллектуальной подготовкой к такому взаимодействию с реальностью служит формирование подвижного сознания, которое действует как открытая система, активно вбирающая в себя новые факты и смыслы. И наоборот, какой бы то ни было догматизм, предопределенность в уме и чувствах журналиста порождают субъективность в его профессиональной практике.

Оптимальную среду для воспитания журналиста, который воспринимает мир как объективно многокрасочную, но постигаемую картину, создает университет. Говоря это, мы исходим из ряда общепризнанных его характеристик. Во-первых, разнообразие заключено в самой его конструкции как определяющий принцип: имеется в виду причудливое сочетание множества факультетов, учебных дисциплин, личностей, источников, с которыми обязан знакомиться студент. Во-вторых, независимость мыслящей личности и политический плюрализм заложены в "генотип" университета, чего, как правило, нет в конкретной редакции, так или иначе выражающей гражданские предпочтения своего руководства. В-третьих, занятия наукой (в идеале) прививают начинающему публицисту навык непредвзятого познания, равно как побуждают использовать точные методы анализа.

Связи с культурой труда коснемся различия между журналистом, владеющим социологической методикой, и профессиональным социологом, приглашенным редакцией для выступления по актуальной проблеме. Для журналиста, в конечном счете, важнее верно понять, передать и публично оценить содержание наблюдаемых процессов и явлений, чем показать свою методическую культуру. Эксперт-социолог, выступающий от лица науки, обязан добиваться классической чистоты данных и демонстрировать ее аудитории. При этом оба рода деятельности вмещаются в пространство социожурналистики как определенного направления в практической работе СМИ. Еще более сказанное относится к сотрудничеству профессионалов разных профилей.

К сожалению, подход редакций к взаимодействию с социологами нередко окрашивается в цвета сенсационного репортерства, а отнюдь не напряженного совместного размышления. После одного из таких инцидентов сотрудники Института социологии РАН были вынуждены вступиться за научную истину и свою профессиональную репутацию. Материалы выполненной ими программы "Пол, любовь и сексуальность в вашей жизни" попали в руки корреспондента. Тот настолько произвольно интерпретировал документы и комментарии специалистов, что фактически извратил полученные данные: во-первых, распространил характеристики отдельных лиц на всех жителей исследуемого региона; во-вторых, подверг правке и тем самым лишил уникальности личный документ; в-третьих, лихо вынес в заголовок своей публикации суждение о привычности для общества аномальных сексуальных отношений, в-четвертых... Помимо фактических искажений, "не слишком презентабельно в глазах коллег выглядит и сам специалист, от лица которого журналистом комментарий и написан"[138].

Примером полезного сложения сил является статья обозревателя "Известий" И. Савватеевой "Откуда у нас ностальгия по старому?". В ее основе лежат разработки экономистов-социологов ВЦИОМ, нацеленные на изучение доходов населения в ситуации хозяйственных реформ. Опираясь на оригинальную методику анализа, соавторы опровергают официальную статистику и саму традицию высчитывать средний уровень доходов населения независимо от имущественного расслоения общества и, соответственно, полученные таким образом показатели.

Реальная картина бедности предстает гораздо более мрачной, чем ее рисует усредненная цифра. Здесь же вскрывается коренная причина неравенства: она - в порочной системе оплаты труда. Трудно сказать, как выглядела бы публикация за подписью представителей ВЦИОМ, но журналист определенно снял с исходных материалов налет технократизма и выявил в них предмет массового, неспециализированного интереса. Кстати сказать, И. Савватеева удостоена совместной премии Торгово-промышленной палаты и Союза журналистов России.

Хотелось бы, чтобы эта публикация, при всей ее конкретности, воспринималась еще и обобщенно - как воплощение идеи взаимопроникновения социологии и практической журналистики.

Похожие статьи




Методика и техника труда - Понятие и значение социожурналистики

Предыдущая | Следующая