Война 1812 года в русской литературе

Отечественная война 1812 года, вызвав мощное патриотическое движение широких народных масс, показала всему миру огромные возможности русского народа. Идея народа как активной исторической силы, идея национальной свободы, национальное самосознание в широком смысле слова - все эти последствия Отечественной войны оказались исключительно важными для всего дальнейшего развития русской общественной мысли и русской литературы. Особенно значительными оказались впечатления 1812 года для поколения, воспитавшегося под их влиянием - для Пушкина и его сверстников, для основного круга писателей-декабристов. Это заставляет обратить особое внимание и на непосредственные литературные отражения войны 1812 года, так как на этом материале становятся особенно ясны предпосылки как прогрессивной литературной деятельности декабристов, Грибоедова, Пушкина, так и реакционных течений, усилившихся после войны 1812 года.

Двойственный характер анти наполеоновских войн за независимость и в том числе война, которую вела в 1812 году Россия, не мог не сказаться в идейных разногласиях в литературе и журналистике.

Восприятия отечественной войны представителями реакционно-крепостнического дворянства и прогрессивной дворянской интеллигенцией были глубоко противоположны. Если первые стремились использовать народный героизм, проявленный в 1812 г., для пропаганды слепой шовинистической ненависти к "крамольному" Западу, то вторые видели в Отечественной войне начало идейного пробуждения русского народа от вековой спячки, залог его будущего прогрессивного развития, на основе усвоения Россией лучших сторон западноевропейского просвещения.

Одним из наиболее характерных выразителей официально-консервативного "патриотизма" явился глава архаического направления в общественной мысли и в литературе - А. С. Шишков. Знаменательно, что именно ему, автору программно-шовинистического "Рассуждения о любви к отечеству", было поручено Александром I составление правительственных манифестов во время Отечественной войны. Торжественно-риторичный, высокопарный стиль шишковских манифестов в напряженной обстановке оказывал немалое эмоциональное воздействие на самые разнообразные слои русского общества (особенной популярностью пользовался "Приказ" от 29 сентября 1812 г., в котором Шишков выражал надежду увидеть "в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина").

Но основа шишковского патриотизма была глубоко реакционной. Для составителя "высочайших манифестов" война с французами это прежде всего война с "тлетворным" духом французской революции, с "заразой неверия и злочестия". Тем самым Шишков подчеркивал, что война с Францией должна носить в первую очередь идеологический характер. Ожесточенно нападая на "адские ложные мудрствования" французских просветителей XVIII в., Шишков предлагал "храбрым россиянам" "возвратиться к чистоте и непорочности наших нравов", т. е., к православно-монархическим устоям.

Близкие к шишковскому "патриотизму" идеи усиленно развивались на правом фланге русской журналистики. В полном согласии с воззрениями самого А. С. Шишкова, орган шишковской Беседы ("Чтения в беседе любителей русского слова") усиленно восставал против всяких культурных связей с Францией и особенно против французского воспитания дворянского юношества.

Но особенно значительной в смысле насаждения идей реакционного национализма была роль "Русского вестника" С. Глинки. Именно в журнале С. Глинки нашел свое крайнее выражение реакционный "квасной патриотизм", характеризующийся ненавистью ко всему иноземному, вплоть до французских вывесок.

"Русский вестник" стоял на страже основ православия и поэтому, возрождая интерес к героическим традициям русского прошлого, он придавал им клерикальную окраску.

Так например, великий русский полководец Суворов оказался в трактовке С. Глинки носителем "божественных истин", преемником Моисея. Журнал С. Глинки защищал незыблемость и крепостнического уклада, и поэтому он, устами пасторального "господского крестьянина, Карпа Сидорова", нападал на французскую "волю и вольность", т. е., на отсутствие крепостнических порядков, и призывал сражаться не только "за веру, за царя", как гласила официальная формула, но и "за отца-помещика".

Противоположную, прогрессивную струю русского патриотизма представлял в журналистике 1812 года "Сын отечества", издававшийся под редакцией Н. Греча (в этот период - прогрессивного журналиста, впоследствии примкнувшего к лагерю крайней реакции). "Сын отечества" проявлял, в противовес националистической замкнутости "Русского вестника", живой интерес к национально-освободительным движениям всех времен и народов, - и самую войну русского народа с Наполеоном рассматривал, как составную часть общемировой освободительной борьбы.

Если С. Глинка гордился отсутствием в его журнале переводных статей, то в "Сыне отечества" печаталась и переведенная из Квинта Курция свободолюбивая по духу речь скифского посла, обращенная к Александру Македонскому, на тему о том, что "между владыкою и рабом не может быть дружбы", ибо "народ порабощенный имеет право воевать и во время мира". Здесь же публиковались отрывки из "Истории Нидерландов" Шиллера, из которых вдумчивый читатель мог узнать, что в XVI в., в Голландии и Фландрии "свободные граждане" смирили "грозный бич самовластия" и "новая республика водрузила победоносное знамя свободы на земле, увлаженной кровию верных граждан".

Так, на фоне травли "крамольного" Запада со стороны охранительных кругов, "Сын отечества", призывавший к освободительной войне с Наполеоном, доводил до русского читателя мысль великого немецкого поэта о том, что знамя свободы, и даже еще конкретней - республики, является необходимым спутником в борьбе народа за его национальное освобождение.

Особенно знаменателен интерес, который "Сын отечества" проявлял к испанским событиям. Если "Русский вестник" либо совсем замалчивал актуальную тогда испанскую тему, либо трактовал ее в "охранительно" - консервативном духе (в статье "Вера спасет Гишпанию" доказывалось, что причина военных успехов испанского народа в его "богобоязненном" религиозном характере), то в "Сыне отечества", на ряду со статьей "Осада Сарагоссы", на ряду с переводом знаменитого "Катехизиса испанца", помещались такие, например, заметки: ""Боитесь ли вы французов?" - спросил у крестьян (Московской губернии) один из наших офицеров. - "Чего бояться, батюшка? - отвечали они, - наши кирилловцы их приугомонили: не смеют носу показать". Добрые крестьяне, начитавшись в газетах об испанских гверильясах, называют кирилловцами тех, которые ополчаются по деревням, для отражения неприятельских набегов". Эта параллель между гверильясами и русскими партизанами не была случайной. Мысль о том, что как Испания, так и Россия дали образцы великих народных анти наполеоновских войн, - обычна в прогрессивной русской журналистике этой поры.

Наиболее ярко проявился патриотизм "Сына отечества" в декларативной статье А. П. Куницына "Послание к русским".

Ни слова не упоминая о религиозном и монархическом характере войны, который так усиленно пропагандировали консерваторы из шишковской Беседы и "Русского вестника", Куницын подчеркивает ее гражданский, освободительный пафос. В отличие от галлофобов, огульно дискредитировавших всю французскую нацию, Куницын указывает, что французские солдаты "проливают кровь свою за дело их тирана" и что "их родственники и единоземцы проклинают варварство тирана и безумие соотечественников, ибо нет большего безумия, как стремиться на погибель в чужие страны, не имея в виду благородной цели...".

Самая терминология Куницына ("сограждане", "свободное отечество" и т. д.) восходит к политическому лексикону французской революции и предвосхищает политическую терминологию декабристов. Если вспомнить, что именно Куницын был профессором политических наук в Лицее, станет ясно, в каком свете идейные ученики Куницына, Пушкин и его друзья, воспринимали героику 1812 года. Мечта о "свободном отечестве", в 1812 году направленная против завоевателя Бонапарта, впоследствии оказалась обращенной против аракчеевщины.

Среди отзвуков Отечественной войны в русской публицистике особое место занимают "Письма из Москвы в Нижний Новгород" И. М. Муравьева-Апостола, появившиеся в "Сыне отечества" 1813-1814 года. Общественно-политические тенденции "Писем из Москвы" являются откровенно-реакционными: война с Наполеоном трактуется в них как война с французской революцией, в которой Муравьев-Апостол видит "буйное исступление самовольства".

В отличие от статей Куницына, проповедовавших необходимость сопротивления "тирану", но отдававших дань уважения французскому народу, Муравьев-Апостол с злорадством предсказывал неизбежную гибель французской нации. По его мнению, "развратнейший изо всех народов" должен быть сметен с лица земли, - его "погибель сделалась необходимою для общего спокойствия".

Основой литературно-критических взглядов Муравьева-Апостола было стремление освободить русскую "словесность" от рабского подражания "робкому, изнеженному вкусу" французов. Муравьев-Апостол протестует против изысканности, утонченности салонной эстетики, он проповедует самобытность искусства, возврат его к национальной почве (олицетворением такой самобытности является в его глазах "богатырь" русской поэзии Державин). Особенно принципиальны высказывания Муравьева-Апостола о необходимости создания национальной комедии. "Если комедия, - говорит он, - есть живое в лицах представление господствующих нравов, то каждый народ должен иметь свою комедию, по той самой причине, что каждый народ имеет свои собственные нравы и обычаи". Господство французской комедии на русской сцене он объясняет тем, что великосветское общество, на которое ориентируется русский театр, утратило свой национальный облик.

В отличие от шишковцев и С. Глинки, Муравьев-Апостол не связывал идею возврата к национальной почве с отказом от усвоения богатств мировой культуры. Характерно, что им был поднят вопрос о необходимости изучения античной литературы в подлинниках, он пропагандирует также творчество Данте и Сервантеса, Мильтона, Лессинга, Шиллера, считая их явлениями национально-самобытными. литература творчество писатель

Наконец, следует сказать, что именно в "Сыне отечества" в отделе "Смесь" в изобилии помещались "анекдоты", ярко рисовавшие героизм русских людей во время Отечественной войны.

Если известная часть этих "анекдотов" носила лубочный характер, то, во всяком случае, такие художественные зарисовки наполовину очеркового типа, как рассказы о капитане Захарове (сражался под Бородиным), который, будучи раненым, отослал на линию огня двух несших его кононеров ("вы там нужны, а меня и двое как-нибудь доволокут!"), или о раненом гренадере, не понимавшем, почему лекарь щупает ему спину ("ведь я шел грудью!"), эти и подобные рассказы, в лаконической форме раскрывавшие героизм простого русского человека, безусловно играли положительную роль.

Одним из наиболее выдающихся литературных документов, характеризующих отношение передовых слоев дворянства к Отечественной войне, также является "Дневник партизанских действий 1812 года" Дениса Давыдова, частично печатавшийся в 1820-1822 гг., в "Отечественных записках" П. П. Свиньина и впоследствии вышедший отдельным изданием. Продолжая линию военно-бытовых очерков, частично восходящую к "Письмам русского офицера" Ф. Глинки, Давыдов запечатлел в своем "Дневнике" героизм безвестного крестьянина Федора "из Царева Займища", оставившего жену и детей для того, чтоб добровольно сражаться в партизанском отряде.

Война 1812 года в русской литературе

Похожие статьи