Новый тип редактора-издателя - Журналистика XIX века в России

Носителями новой нравственности в журналистике были, естественно, разные люди. Среди множества дорог в буржуазном журналистском мире 80-х годов угадываются столбовые магистрали пути, которыми шли многие. Рассмотрим наиболее характерные из них.

Совершенно неслучайно бывший тапер публичного дома Очищенный редактирует в "Пестрых рассказах" Щедрина ассенизационно-любострастную газету "Краса Демидрона". Как всегда, Щедрин сумел выразить самое главное в самой лаконичной форме, это был наиболее характерный путь для издателя бульварной газеты. Человек, познавший дно жизни, бывший лавочник, владелец харчевни, содержатель ночлежки или гостиницы сомнительного назначения, вдруг загорался идеей издавать свою газету и скоро добивался успеха на этом пути. Причина успеха коренилась в отличном знании того нового читательского слоя, на который это издание ориентировалось и о котором речь пойдет ниже. Этот новый читатель сначала проходил перед будущим издателем как потребитель материальных благ, удовольствий и развлечений. Для такого потребителя издателю бульварной газеты ничего не стоило составить затем "меню" духовных блюд его вкусы были хорошо изучены. Оборотистость мелкого предпринимателя, мелкого хозяйчика или просто мелкого жулика-спекулянта также сопутствовала успеху. "Они явились в литературу "на ловлю счастья" если не за каменными палатами, то за новыми брюками и тому подобными житейскими благами".

Именно таким путем пришел в журналистику 80-х годов Николай Иванович Пастухов, редактор и издатель ежедневной бульварной газеты "Московский листок", выходившей в Москве с 1 августа 1881 года по январь 1918 года. Малограмотный крестьянин после реформы 1861 года пришел в Москву и основал кабак у Арбатских ворот. Среди постоянных посетителей кабачка извозчиков, мастеровых и бродяг были и бездомные студенты университета, которым Пастухов по широте своей души иногда давал пристанище. Двое из этих студентов филолог Жеребцов, в будущем провинциальный учитель, и юрист Плевако, в будущем известный русский адвокат, сотрудничали в газете "Русские ведомости", вернее подкармливались в ней хроникерской работой. Кабак Пастухова они в этом случае использовали по примеру других газетчиков как место собирания городских новостей и место составления заметок. Весь "творческий процесс" по созданию мелкой газетной хроники развертывался на глазах у Пастухова. Этот способ добывания денег понравился Пастухову, и он скоро сам стал искать новости и описывать их, как мог. Его безграмотные заметки двое студентов сначала обрабатывали и сдавали в газету за своей подписью. Но скоро Пастухов набил руку и обрел полную самостоятельность. Более того, он стал едва ли не самым оперативным московским репортером. Никто лучше Пастухова не был осведомлен о жизни московского купечества, мещанства, об уличных скандалах и происшествиях. "Пастухов в "Современных известиях" под псевдонимом "Старый знакомый" каждую субботу писал московский фельетон, где, как тогда говорилось, "прохватывал и протаскивал" купца и обывателя, не щадя интимной жизни.

И вот Пастухов берется, наконец, за свое собственное издательское "дело". Основанная им газета "Московский листок" стала самым популярным изданием среди городского мещанства. Основные отделы газеты "По улицам и переулкам", "Советы и ответы", "По городам и селам" впервые пролили свет на частную жизнь купечества, сделали предметом широкой гласности подробности городской жизни, а порой просто бытовые сплетни. Некоторые исследователи при упоминании Пастуховского издания считают обязательным привести две-три наиболее анекдотические заметки из серии "Советов и ответов". Например: "Купцу Федору Ивановичу. Что за женой-то не поглядываешь? Спохватишься, да будет поздно"; "Васе из Рогожской. Тухлой солониной торгуешь, а певице-венгерке у Яра бриллианты даришь. Как бы Матрена Филипьевна не прознала". Причем, как правило, при этом подчеркивается, что "это придавало газете Пастухова скандальный характер". Но вся суть дела в том, что это лишь одна сторона газетной деятельности Пастухова. Упрек, брошенный Васе из Рогожской за торговлю солониной, вовсе не был случайным. Пастухов был известен в журналистских кругах как человек, нетерпимо относившийся к человеческой несправедливости. До протеста против социальной несправедливости, он, разумеется, никогда осознанно не поднимался. Но иногда его протест против человеческой несправедливости объективно совпадал по своей направленности с социальным протестом.

Так было, например, с нашумевшей публикацией в газете романа "Разбойник Чуркин", автором которого являлся сам Пастухов. При всей своей лубочности этот роман героизировал народного заступника удалого разбойника Чуркина, который, как установлено, являлся лицом вполне реальным. "Чуркин не вымышленное лицо, он крестьянин деревни Барской, ныне Орехово-зуевского уезда, Законоорской волости. А. Л. Перегудов в своем очерке "Гуслица" ("Новый мир", 1927, № 6) рассказывал между прочим и о Чуркине со слов его двух братьев, теперь глубоких стариков: "В молодости Чуркин работал на одной из красильных фабрик "Гуслицы". Видя притеснения и несправедливость фабрикантов и властей, он "взбунтовался"; за это он попал в тюрьму; убежав из тюрьмы, "ушел в разбойники". Разбойничал он около 20 лет. Богачей и фабрикантов обложил данью, которую собирал каждый месяц. Бедных не трогал, помогал им: кому избу поставит, кому лошадь купит.". Несмотря на то, что роман был украшен литературщиной самого дурного свойства, свои симпатичные черты не только в чисто психологическом, но и в социальном аспекте Чуркин под пером Пастухова не утратил. Во всяком случае интерес к роману нельзя объяснить, как это подчас делается, лишь любопытством самого низкого сорта. Есть свидетельства того, что роман пользовался большой популярностью не только среди городского мещанства, но и среди городских низов, среди работников фабрик и заводов.

В период реакции роман Пастухова местами звучал как вызов существующему порядку вещей, хотя автор субъективно был далек от такой смелости. Власти так и расценили произведение Пастухова. Началась переписка по жандармским и иным каналам о вредности "Разбойника Чуркина". И, как указывалось, даже в переписке К. П. Победоносцева есть об этом упоминание.

Меньше всего, думается, Катков в этом разговоре руководствовался конкурентными соображениями, хотя и они не были, наверное, забыты. Во всяком случае о потакании "дурным инстинктам", что на языке охранителей всегда означало "бунтарские выступления", он говорил совершенно искренне.

Пастухов, очевидно, хорошо был наслышан о всесилии Каткова в области печати. Внушение Каткова произвело на него достаточно сильное впечатление, он выполнил указание редактора "Московских ведомостей" почти буквально: Чуркин был убит молнией под деревом. Печатание романа неожиданно для читателей прекратилось.

Пастухов обладал еще двумя качествами, на этот раз тесно-связанными с его положением быстро разбогатевшего человека. Это был типично русский купец, не мелочный, с широкой душой, и широким жестом, но с ярко выраженной склонностью к самодурству.

Немало было редакторов, похожих на Пастухова. Каждый имел свою судьбу, несхожую с судьбой другого, много своеобразного было и в стиле их редакторской деятельности. Но главное, что их объединяло и коренным образом отличало от редакторов старого типа, от редакторов 60-х годов, откровенное отрицание какого-либо направления для своих изданий. На деле это приводило к простому следованию за правительственным курсом, к полной поддержке реакции. Та или иная степень реакционности всегда наличествовала в редактируемых ими изданиях. Вместе с изрядной дозой бульварности она составляла неповторимость их лика.

Похожие статьи




Новый тип редактора-издателя - Журналистика XIX века в России

Предыдущая | Следующая