Камерно-инструментальное творчество Рахманинова - Русская камерно-инструментальная музыка на рубеже XIX-XX веков

В камерно-инструментальной музыке Рахманинова доминирует романтическое начало. Любой образ, чувство, эмоция у него опоэтизированы, приподняты над обыденным миром. Романтический пафос, романтическая мечтательность, романтический порыв - вот что всегда отличает его вдохновенное искусство. Романтизм проявляется у Рахманинова и в субъективном характере его творчества, в котором все как бы пропущено сквозь призму личностного отношения к действительности, сквозь призму его сильной, властной индивидуальности. Да и сама драматичность его музыки воспринимается главным образом как драма личности в водовороте жизненных конфликтов. Отсюда и монологизм его стиля. Вместе с тем произведения Рахманинова отличает исключительная образная конкретность тематизма, мелоса, фактуры, призванных с предельной досказанностыо выразить содержание музыки, и эта конкретность имеет характер такой типизации, которая позволяет говорить уже о чертах реализма.

В камерном наследии Рахманинова имеется несколько инструментальных ансамблей. В неоконченном квартете 1889 года лишь две части -- Романс и Скерцо. Квартет совсем ученический, свидетельствующий о старательном копировании Чайковского. Однако уже в нем привлекает внимание красота лирической мелодии Романса. Значительно более своеобразно Первое элегическое трио. Тоскующая романтика его главной темы заставляет вспомнить оперу "Алеко". Широкую известность получило Второе элегическое трио d-moll, посвященное "Памяти великого художника" - П. И. Чайковского). Структурно оно полностью повторяет знаменитое Трио Чайковского, написанное на смерть Н. Рубинштейна. Аналогично в нем драматическое сонатное allegro, предваряемое траурной Элегией, аналогично центральный раздел образуют вариации и, как у Чайковского,-- в конце траурный апофеоз на главной теме первой части.

В трио многое предвещает зрелого Рахманинова, например, черты монологизма. Тема Элегии, экспонируемая последовательно виолончелью и скрипкой,-- монолог, в котором обнаруживает себя типичная для композитора тенденция длительного пребывания в одном состоянии. Сама элегичность становится "по-рахманиновски" личностной, притом не замкнутой, не сокрытой, а доверчиво изливающейся. Художественный смысл образа, создаваемого темой,-- психологическая драма, не получающая выхода, разрешения. Рахманиновская энергия кипит и в allegro, сказываясь в мощных подъемах, драматизме кульминаций.

Камерно-инструментальные ансамбли Рахманинова либо сохраняют классическую схему (Виолончельная соната), либо подчиняют ее поэмно-романтическим принципам формообразования (трио). Драматургия их -- конфликтна, эта конфликтность обнаруживается лишь в процессе эмоционального высказывания. Динамически накапливаемая сила эмоций, изливаемых в страстных мелодиях, составляет самую суть его драматургии. Отсюда и два неоконченных струнных квартета (1889, второй в эскизах, 1910--1911). Первое элегическое трио g-moll (1892), Второе элегическое трио d-moll (1893), Соната для виолончели и фортепиано (1901). Во всем чувствуется тенденция к сквозному развитию, смыкание голосов ансамбля, их патетические монологи, "дуэты" или сопоставления. Многое определяется и формообразующими факторами, например, расслоением ткани на мелодический пласт и сопровождение. Последнее обычно очень активно в драматургическом плане, усиливая возбужденной динамикой эмоциональное напряжение мелодии. Особенностью стиля является и выдерживание одного типа фактуры в течение целых разделов формы.

Подлинной стихией рахманиновского творчества была фортепианная музыка. В ней он с наибольшей полнотой выразил свои художественные идеалы, причем не столько в жанре сонаты (хотя обе его фортепианные сонаты обладают присущей композитору яркой эмоциональностью и драматизмом), сколько в жанрах прелюдии и этюда. Можно сказать, что Рахманинов создал новый тип этих жанров -- "рахманиновскую" прелюдию и "рахманиновский" этюд-картину.

Оба жанра имеют ясно выраженный лирико-драматический аспект. "Рахманиновское" же в них -- в синтезе экспрессивного, романтически возвышенного эмоционального строя с реалистической конкретностью наглядных образов. При этом напор эмоций столь велик, что он как бы раздвигает рамки малых форм, придавая им монументальность, чему способствует и инструментализм, полнозвучный в песенных разливах мелодики, обнимающий в мощных кульминациях все регистры клавиатуры, колокольно звучащий в аккордах. Многое в стиле прелюдий и этюдов объясняется особенностями гармонического мышления композитора. При общем диатоническом складе, гармония Рахманинова обогащена альтерациями и хроматизмами, но вместе с тем наличествует и тенденция к задержке на отдельных ступенях лада. Длительное обыгрывание одной гармонической функции сообщает его музыке пространственность, своего рода томительность развертывания ее периодов.

Характер прелюдий Рахманинова в процессе его творческой эволюции менялся. Ранние пьесы более "общительны", лиричны; в них заметна опора на жанровые моменты и песенный мелодизм. Однако и в них перед нами художник XX века. Уже и здесь не только лирика, но и жанровость драматизируются, приобретают черты психологизма, пропускаются через внутренний мир художника и начинают служить средством выражения его духовной настроенности. Возьмем известнейшую Прелюдию cis-moll: "набатное" начало подчас трактуют как колокольность. Даже если согласиться с этим, то колокольность здесь особая. Она не имеет ничего общего с колокольностью Мусоргского (или, тем более, Глинки). Она возвещает психологическую драму, что подтверждается и взволнованной лирикой Agitato, раскрывающей ее истинный (субъективный) смысл. "Удары" глубоких октав начала Прелюдии действительно звучат "набатно", но отнюдь не в плане набата колоколов. Скорее их колокольность в общем контексте произведения обретает характер некоего знака-символа экстатической, "набатной" душевной эмоции.

Наличие символики в музыке Рахманинова никоим образом не следует отрицать. Достаточно часто тот или иной компонент сочинения играет у него роль некоего обобщенного "знака", доведенного до уровня символа. К одной из таких обобщающих категорий относится колокольность, по-разному проявляющая себя в разных жанрах. В "Колоколах" это символ духовности, связанный с религиозными мотивами, экстраполированными в этическую сферу, в цитированной Прелюдии -- символ душевного настроя, в третьей части Первой сюиты для двух фортепиано (с эпиграфом из стихотворения Тютчева "Слезы людские, о слезы людские") глухо звучащие басы в партии второго фортепиано явно ассоциируются с колоколами заупокойной службы. Колокольность как грозный набат и как реквиемный символ проходит в качестве одной из главенствующих лейттем в прелюдиях всех периодов, проникая и в жанр этюдов-картин.

Символический смысл имеет у Рахманинова тема весны. Этот образ в сочинениях композитора таит в себе многогранный ассоциативный комплекс, в котором реальная картина пробуждения природы соединяется в сознании слушателя с образами весеннего обновления в самом широком аллегорически-философском значении. Можно говорить и о других символах в музыке Рахманинова, например, борьбы и преодоления ("грозовые" прелюдии c-moll и es-moll из ор. 23), трагических ликов смерти (не случайно Прелюдия d-moll из ор. 23 вызвала у Ю. Келдыша ассоциацию с "пляской смерти") и т. п. Формирование эстетического сознания композитора проходило в эпоху начинающегося расцвета символизма, и хотя эстетике этого направления он остался чуждым, но в характере художественных обобщений своеобразно претворил его принципы. Его символы отличаются наглядной реальностью звуковыражения, они как знак (если воспользоваться современной нам терминологией), свидетельствующий о чем-то реально конкретном -- "единичном", но вызывающем богатые ассоциации. Келдыш абсолютно прав, когда пишет, что в основе прелюдий Рахманинова "лежит почти всегда какой-нибудь один момент, одно постепенно раскрываемое душевное состояние", однако это "одно" почти всегда воспринимается как многоплановое, как обобщающее в себе "множественное", что и сообщает ему характер символа. Притом рахманиновские символы отражали самые "горячие" чаяния русской интеллигенции времени -- его творчество активно вторгалось в жизнь.

Содержание пьес Рахманинова получило свою конкретизацию через романс. В начальном периоде это традиционные для русской музыки жанры элегии, лирического в духе Чайковского романса; ряд пьес носит название Мелодий, что по существу означает тот же романс. Имеются и жанры, пришедшие в русскую музыку из западноевропейского романтического Искусства -- ноктюрн, баркарола, серенада и другие. Все эти жанры представлены в Пьесах-фантазиях, ор. 3 (1892), и Салонных пьесах, ор. 10 1894). В Первой сюите для двух фортепиано, ор. 5 (1893), Рахманинов использует и эпиграфы (из стихотворений Лермонтова, Байрона, Тютчева). В зрелом периоде он отказывается от таких словесных определений -- Прелюдии, ор. 23, их не имеют вследствие более обобщенного характера образов. Впрочем, внутренняя опора на жанр остается: Прелюдия fis-moll -- фактически элегия, Прелюдия g-moll -- марш (это отмечено в темповом обозначении Alia marcia); Прелюдия d-moll имеет ремарку "tempo di menuetto", что привлекает к себе внимание, так как обращение к старинным жанрам редко встречается в произведениях Рахманинова. Специфика менуэта отчетливо слышна в ритмике Прелюдии, хотя воспроизводится в ней не галантный танец, а скорее некое героизированное шествие -- образ современный, а отнюдь не архаический, стилизованный.

С каждым новым периодом экспрессия прелюдий становится все более сложной, драматичной и вместе с тем мужественно-волевой. В Прелюдиях, ор. 32, большая часть их носит взволнованно-драматический или скорбно-элегический оттенок, и этим они примыкают к новому жанру творчества -- этюдам-картинам. Чем объяснить название жанра, ведь содержание этюдов менее всего картинно в изобразительном плане? Думается, что название подсказано картинной яркостью самих образов. Притом каждый этюд -- это не картина, а действие-драма, получившая почти театрализованное воплощение и вместе с тем сохраняющая обобщенно-образный характер: трагический, драматический, эпический и т. д.

В этюдах-картинах несколько изменяется сам стиль письма: открытый песенный тематизм уступает место сжатым инструментальным формулам или движениям, обладающим концентрированной интонационной активностью. Соответственно усиливается роль гармонических и тембровых факторов. Фортепиано в них звучит оркестрально, и плотность, массивность его фактуры придает музыке оттенок особой значительности.

Продолжая традиции П. И. Чайковского в сонатно-симфоническом цикле, С. В. Рахманинов переносит их значение и в камерную музыку, в связи, с чем правомерно говорить о сонатно-камерном цикле. Именно в творчестве Чайковского происходит процесс формирования нового цикла, включающего принципы сонатной формы классиков в сочетании с так называемым методом интонационного прорастания. Рахманинов суммирует и развивает разные приемы в достижении цельности сонатно-камерного цикла.

Закономерности строения камерно-инструментальных циклов Рахманинова можно представить следующим образом: I часть -- сонатная форма; II, III части -- трехчастная форма; IV часть -- сонатная форма. Сонатная форма IV части может усложняться чертами рондо, вариационностью, фугированными эпизодами. Единство целого при этом обеспечивается следующим комплексом средств:

Интонационно-тематические связи между частями;

Общность тем главной и побочной партий I части и финала;

Использование одинаковых структур;

Фактурное единство отдельных разделов;

Наличие мажорного финала в главной или одноименной тональности;

Сквозное тональное развитие, ладогармоническое предвосхищение.

Художественный принцип движения "от мрака к свету", характерный для всех сонатно-камерных циклов Рахманинова, сближает их с эстетикой классицизма, в частности, в тонально-гармонической сфере -- мажорное окончание циклических произведений.

Тематическое единство является одним из важнейших факторов целостности сонатно-камерных циклов Рахманинова. Оно "выражается в связи отдельных частей между собой путем повторных проведений тождественных тем-образов" (2, с.158). И. Бобыкина отмечает несколько принципов тематического единства в симфонических произведениях Рахманинова:

    1. лейттематический комплекс, который становится интонационной основой ведущих тем; 2. скрепление тематизма родственными интонациями, выросшими из лейттемы; 3. неоднократное проведение отдельных тематических элементов помимо лейттемы.

В структуре сонатного цикла важен также порядок следования частей, который во многом определяет образно-эмоциональное содержание всего произведения. Так, последование скерцо (II часть) и медленной части (III) предоставляет возможность, с одной стороны, выделить лирическую часть цикла, передвинув ее в точку "золотого сечения", а с другой -- осуществить возрастание контраста к концу произведения.

Похожие статьи




Камерно-инструментальное творчество Рахманинова - Русская камерно-инструментальная музыка на рубеже XIX-XX веков

Предыдущая | Следующая