Религиозно-этические и эстетические основания русской средневековой музыки - Характеристика русской средневековой музыки

С точки зрения эстетики русская средневековая музыка коренится в характерном для средневековой культуры понимании искусства как явленной в художественной форме божественной благодати. Такое понимание искусства опирается на святоотеческую философию. Эстетика, присущая средневековой христианской культуре вообще, и русской средневековой музыке, в частности, полностью подчинена религиозно-этической мировоззренческой доминанте, связанной с онтологическими представлениями о бытии человека и его отношении с бытием тварного мира и Бога.

Подвергнув анализу художественную форму знаменных песнопений можно выделить присущие ей характерные черты. Почти всем знаменным песнопениям свойственна строгая монодия (одноголосие), за исключением только позднего путно-демественного многоголосия, не имевшего широкого распространения в певческой практике. Одноголосое пение, или пение в унисон, по теории Е. Г. Мещериной, имело сакральный литургический смысл, являясь выражением принципа соборности, характерного для русской средневековой культуры. Мещерина Е. Г., Музыкальная культура средневековой Руси. Изд. 2-е, дополненное и переработанное / Е. Г. Мещерина. М.: "Канон+" РООИ "Реабилитация", 2008. С. 236. Василий Великий называл унисонное пение "узлом к единению, сводящим людей в один согласный лик" Творения Василия Великого. Репр. Изд. М., 1991. Т.1. С. 179..

Минимализм в средствах художественной выразительности, за исключением только демественного пения, характерен для всех русских средневековых распевов. Минимализм являлся прямым эстетическим воплощением религиозно-этического, аскетического идеала христианской культуры. Кроме того, строгость художественной формы позволяла богослужебному пению отмежеваться от светской музыки, резко отрицая античный чувственный символизм и утверждая символизм высшего духовного порядка.

Так Иоанн Златоуст в одной из своих бесед пишет: "Мы желаем и требуем, чтобы вы, вознося божественные песнопения, были проникнуты великим страхом и украшены благоговением и таким образом возносили их. Ибо из присутствующих здесь есть люди, которые, не почитая Бога и считая изречения Духа обыкновенными, издают нестройные звуки и ведут себя нисколько не лучше беснующихся, колеблясь и двигаясь всем телом, и показывая нравы, чуждые духовному бдению. Тебе надлежало с благоговейным трепетом возглашать ангельское славословие, а ты переносишь сюда обычаи шутов и плясунов, неприличным образом подъемля руки, притопывая ногами и повертываясь всем телом. Как ты не боишься и не трепещешь? Разве не знаешь, что здесь невидимо присутствует сам Господь, измеряя движения каждого?... Но ты не разумеешь этого потому, что слышанное и виденное тобою на зрелищах помрачает твой ум, и потому совершаемое там ты вносишь в церковные обряды, обнаруживая бессмысленными криками беспорядочность души твоей." Творения Иоанна Златоуста. Дух Акад. СПб. 1900. Т. 6. С. 381

Еще одной эстетической особенностью русской средневековой музыки является неразрывная связь богослужебного текста и мелодии распева. Духовное значение музыкальной фразе сообщает текст Священного Писания, образуя комплексную категорию "совершенного мелоса", сформулированную в сочинении анонима III-IV в. н. э.: "Совершенный же мелос - (мелос), состоящий из слова, мелоса и ритма" Цит. По Герцман Е. В. Византийское музыкознание С. 52..

Таким образом мелодия помогала раскрыть новые грани текста, его сакральную глубину. Музыка в храмовом действе служила медиатором смысла-гнозиса, включая в процесс познания чувственный мир, открывая перед участниками алогический горизонт божественных тайн. Подчиненность тексту не уменьшала роль музыки, поскольку это не простая зависимость, оборачивающаяся мелодической иллюстрацией к тому или иному понятию или сюжету. Текст давал музыкальному искусству направление - осмысление Священного Писания. Подобную форму принимали многие дохристианские и нехристианские сакральные песнопения, используя музыку, в силу ее глубинной связи с психикой человека, как медитативную духовную практику, способную выразить невыразимое. По словам Е. Г. Мещериной: "Роль музыки была подобна роли иконописи, осмысливающей христианскую догматику в красках, и даже превосходила ее." Мещерина Е. Г., Музыкальная культура средневековой Руси. Изд. 2-е, дополненное и переработанное / Е. Г. Мещерина. М.: "Канон+" РООИ "Реабилитация", 2008. С. 178.

Пристального внимания со стороны исследователей заслуживает феномен тайнозамкненности в русской музыкальной традиции, выразившийся в миниатюрных напевах внутри напевов - фитах. Налицо символический характер этого явления. Весьма примечательно в этом отношении суждение В. М. Металлова о размещении фит в зависимости от текста песнопения: "В местах богословствования о возвышенных и глубинных тайнах дела спасения человека, в речи о Божественных Лицах Св. Троицы, о Пресвятой Деве Марии, о священных событиях из жизни Пресвятой Девы и Ея Божественного Сына, напев этой части песнопения возвышается до удивительного, разнообразного, высокохудожественного, иногда едва уловимого, ритмического и мелодического движения и настроения" Металлов В. М. Осмогласие знаменного роспева. М. 1899. С. 37.. Именно такими мелодическими отделами и фигурами являются так называемые фиты, которые встречаются обыкновенно в местах текста песнопений подобных указанным.

В связи с этим нам кажется справедливым предположение Е. Г. Мещериной о том, что "тайнозамкненные фитные мелодии были в какой-то мере аналогом литературного "сверхсмысла". Расположенные над словами, говорящими о труднодоступных для человеческого разума понятиях, фитные знаки указывали особую роль, духовную вертикаль произносимых слов, привлекали внимание к тому, что полностью не может и не должно быть выражено словами." Мещерина Е. Г., Музыкальная культура средневековой Руси. Изд. 2-е, дополненное и переработанное / Е. Г. Мещерина. М.: "Канон+" РООИ "Реабилитация", 2008. С. 178.

Весьма характерен для средневековой эстетики и сам феномен тайного знания, открывающегося только посвященным. Инициацитический характер средневекового сообщества певчих очевиден. Согласно М. В. Бражникову Бражников М. В. Лица и фиты знаменного распева. - Л.: Музыка. 1984. не известно ни одной специальной азбуки, в которой полностью раскрывалось бы значение фит и лиц. Это позволяет судить о герметичности и элитарности сообщества певчих, передававшего тайные музыкально-теоретические знания в устной традиции.

В этой связи мы полагаем необходимым дать общую этическую характеристику сообщества певчих, выводимую нами из требований, предъявляемых к певчим самим этим сообществом и нормами православной этики. Сама манера пения и поведение певчего на клиросе были строго регламентированы. Прежде всего, певчий должен был совершать по выражению Василия Великого, "молитвенное предстояние" Творения Василия Великого. Т. 1. С. 83., то есть содержать свой разум и дух в аскетическом подвижничестве. Кроме того, певчей должен был на профессиональном уровне владеть материалом и певческими приемами, чтобы быть в состоянии оформить звуковую материю в идеальный образ. Д. Разумовский приводит одно из многочисленных высказываний отцов церкви относительно добродетельной жизни как пути к клиросу: "Некрасна песнь в устах нечестивого" (Сирах). "В этом смысле отцы Церкви отдавали даже предпочтение чистой жизни перед достоинством голоса" Разумовский Д. В. Церковное пение в России. С. 34.

Кроме того, поскольку пение в храме фактически тождественно молитве, к певчим предъявлялись также требования "разумности" и "чинности". Исчерпывающее описание разумного или чинного пения дает Н. М. Потулов. Поющий должен "отрешиться от всякого притязания на музыкальное искусство, от всякого стремления произвести на слушателя впечатление своим голосом или искусством владеть им. Он должен, если возможно, даже забыть, что обладает, быть может, превосходным голосом, и что в голосе его есть звуки нот сладостные или сильно потрясающие, могущие действовать на нервы слушателя" Потулов Н. М. Руководство к практическому изучению древнего богослужебного пения православной Российской церкви, с. 110.. Поскольку церковное пение - прежде всего моление, часть единого культового действа, а не только искусство, то "все дрожания, замирания, вздохи голоса и вообще все ухищрения, которые изобрело искусство, особенно в позднейшее время для потрясения нервов слушателя, для возбуждения в нем нервного восторга - здесь места не имеют" Там же, с. 110-111..

Мы полагаем необходимым также дать описание характерного, на наш взгляд, диалектического отношения между каноном и импровизацией, на основе синтеза которых строится русская средневековая музыка. Импровизация, являющаяся неотъемлемой частью певческой практики, существовала как субъективное начало, тогда как канон, являющийся традиционным надличностным базисом, на основе которого была возможна импровизация, признается нами объективным или субстанциональным началом. Таким образом, через диалектический синтез субъекта и субстанции выступает абсолютный феномен конкретного песнопения.

Поскольку характер нашего исследования предполагает системный историко-культурологический анализ феномена русского средневекового пения, мы сочли необходимым подробно типологизировать русскую средневековую музыку, выявить ее музыкльно-теоретические, социокультурные, эстетические и религиозно-этические основания, а так же дать краткий очерк знаменной семиографии. Подводя итоги главы посвященной феноменологии русской средневековой музыки, следует резюмировать основные положения составляющих ее параграфов.

В первом параграфе была проведена подробная типологизация русских средневековых распевов, выявлены их отношения, даны указания на основные музыкально-теоретические и литургические сходства и отличия между ними. Во втором параграфе исследованы основные музыкально-теоретические основания русской средневековой музыки, позволяющие отличить ее от любой другой музыкальной системы. Также, во втором параграфе приводится дополнительное теоретическое обоснование теории становления самостоятельного русского средневекового певческого искусства. В третьем параграфе проводится углубленное исследования специальной области знаменной семиографии. Здесь нами рассмотрен феномен русской средневековой невменной нотации в его историческом развитии и символической семантике. В четвертом параграфе мы рассмотрели русскую средневековую музыку как культурный феномен, обоснованный средневековой христианской эстетикой, этикой и онтологией.

Похожие статьи




Религиозно-этические и эстетические основания русской средневековой музыки - Характеристика русской средневековой музыки

Предыдущая | Следующая