Абсолютные фигуры мудреца и царя и их функции - Диалог о политическом между интеллектуалом и правителем

Стремление философа и тирана, руководствующихся соображением эффективности, стать предельными фигурами - мудрецом и царем, как уже было сказано ранее, есть стремление приобрести абсолютный авторитет. Последний - применительно к нашим предельным фигурам - означает абсолютное признание и абсолютную власть, т. е. отсутствие необходимости кого-либо убеждать в своей мудрости или принуждать к подчинению своей власти. Рационально мыслящие индивиды (для простоты будем рассматривать именно их в качестве "политических контрагентов" наших предельных фигур), видя перед собой мудреца, бесспорно обладающего знанием о должном порядке (поскольку такой порядок уже установлен по совету этого мудреца), будут подчиняться любому слову этого мудреца, поскольку неподчинение нерационально. То же относится и к царю: раз он на деле осуществляет порядок должного, то не подчиняться ему беспрекословно также нерационально. Получается, что, исходя из предпосылки о рациональности поведения двух максимальных фигур - философа и тирана и их "политических контрагентов", можно прийти к модели взаимоотношений, в которой политический универсум представляет собой массу людей, добровольно и беспрекословно признающих власть человека, пользующегося абсолютным авторитетом. В такой модели достигается требование однородности этой массы подчиняющихся людей, о котором говорят А. Кожев и Б. де Жувенель. Однако человек, которому подчиняется эта масса только один. Из наших предпосылок о стремлении и философа и тирана стать соответствующей предельной фигурой - мудрецом или царем следует, что этот человек любо мудрец, либо царь. Но как было показано выше, любое слово мудреца становится добровольно исполняемым приказом, а значит, мудрец в этой модели приобретает реальную - царскую - власть. И наоборот: царь, установивший порядок должного в своем царстве, этим своим действием приобретает всеобщее признание, что эквивалентно приобретению им авторитета мудреца. Получается, что предельных фигур на самом деле вовсе не две - мудрец и царь, а одна - царь-мудрец. В этом и состоит фундаментальное противоречие между стремлениями философа и тирана к достижению абсолютного авторитета.

Предельная фигура царя-мудреца возникает не просто так. Предания и мифы различных народов сохранили описание личностей и деяний легендарных царей-мудрецов. Таков, например, ветхозаветный Соломон. Эллинистическому миру также не была чужда данная идея: представление о царе, как медиаторе, посредством которого осуществляется естественный закон мироздания, практически идентично тому, что было сказано выше о реализации царем порядка должного и приобретению тем самым своего положения предельной фигуры Erwin R. Goodenough. Kingship in Early Israel // Journal of Biblical Literature, Vol. 48, No. 3/4 (1929), p. 169. Осуществление естественного закона мироздания есть функция священнодействия, о которой применительно к подлинному царю пишет Б. де Жувенель Жувенель Б. Власть: естественная история ее возрастания. М., 2011. С. 134.. Неразъединенность фигуры царя-мудреца обуславливает и обуславливается соединением в одном лице магической силы, мудрости (как способности управлять этой магической силой должным образом) и царской власти. Неспроста и полумифические древнекитайские императоры именуются в конфуцианской традиции Совершенномудрыми. Весь пафос конфуцианской мысли в том и заключается, чтобы побудить правителей стремиться к достижению предельного положения совершенномудрого посредством восстановления древних порядков. Это возможно осуществить, лишь обладая сокровенным знанием о ритуале, наличие которого позволит управлять Поднебесной так, словно она помещается на ладони. И снова мудрость, как знание о ритуале, функция священнодействия, как осуществление этого ритуала, и царская власть оказываются соединенными в одной предельной фигуре совершенномудрого.

Но и царь-мудрец не есть фигура изначальная: такой фигурой является первопредок - персонаж протоисторический, относящийся к временам, когда еще не существовало никаких социальных или политических структур, а все было растворено в "первичном бульоне". Первопредок - идеальный центр абсолютно однородного универсума, и именно вокруг этого центра начинают формироваться социальные и политические структуры, получая от него свой первичный генетический/меметический код. Будучи фигурой протомифологической, первопредок в мифологический период превращается в царя-мудреца. Однако несовместимость логик должного и наличного порядков (об этой несовместимости см. далее) приводит к разъединению фигуры царя-мудреца. Б. де Жувенель отмечает (со ссылкой на исследования Жоржа Дюмезиля), что такое разъединение "в особенности было свойственно индоевропейским народам, которые всегда создавали себе двойственный образ верховной власти, что иллюстрируют, например, легендарные образы Ромула и Нумы: молодой и сильный вождь отряда и старый и мудрый друг богов" Жувенель Б. Указ. соч. С. 134.. Т. е. мудрец и царь представляют собой "отпадения" от фигуры царя-мудреца. Но поскольку, как было показано выше, мудрец и царь в качестве предельных фигур могут лишь существовать в одном лице, то "отпавшими" от фигуры царя-мудреца в действительности являются фигуры философа и тирана, как лишившиеся контроля над наличным и знания о должном соответственно. Платоническая мысль знает пример подобного разъединения: известный монолог Аристофана об андрогинах из "Пира" представляет мужчин и женщин как "отпадения" от некогда единой фигуры. Этим фактом былого единства и последующего "отпадения" объясняется влечение двух "половинок" друг к другу: "Вот с каких давних пор свойственно людям любовное влечение друг к другу, которое, соединяя прежние половины, пытается сделать из двух одно и тем самым исцелить человеческую природу" Платон. Диалоги. М., 2015. С. 452.. Уже проводившаяся в настоящей работе аналогия между диалогом философа и тирана и брачным танцем самца и самки получает новое развитие в свете идеи "отпадения" от некогда единой фигуры ее двух "половинок". Разумеется, речь не идет о каком бы то ни было слиянии философа и тирана в одной фигуре, но каждый из них - и философ и тиран стремятся вновь стать предельной фигурой царя-мудреца посредством обретения того, чего они лишились при "отпадении". Для философа это - контроль над актуальным, а для тирана - знание о должном. Именно это стремление вновь обрести утраченное и влечет философа и тирана друг к другу. Это стремление можно интерпретировать, как стремление вернуться к истокам - к недостижимой фигуре первопредка, что дает нам альтернативу приводившейся ранее сугубо рационалистической мотивировке побуждений и действий философа и тирана.

Стремлением стать одной и той же предельной фигурой обуславливается тот факт, что на верхнем уровне взаимодействия интеллектуала и правителя каждая из соответствующих ипостасей (мудрец и царь) имеют одну единственную функцию, и эта функция - поглощение. Кто кого поглощает, зависит от того, кто первым переходит на верхний уровень взаимодействия: опередивший поглощает опоздавшего. Поглощение происходит посредством "перетекания" знания о должном или контроля наличного от той из фигур, которая этим знанием или контролем обладала (фигуры-донора), к фигуре-реципиенту. Именно это обстоятельство заставляет философа и тирана стремиться опередить друг друга при переходе на верхний уровень взаимодействия и, наоборот, вынуждает оставаться на среднем уровне взаимодействия в том случае, когда опередить своего визави не удается.

Похожие статьи




Абсолютные фигуры мудреца и царя и их функции - Диалог о политическом между интеллектуалом и правителем

Предыдущая | Следующая