Наши партии, нужны ли другие? - Социализм как первая стадия капитализма. Опыт постсоветской России

Как назвать вылущевшиеся из КПСС и ВЛКСМ алчущие власти и денег номенклатурные звенья и не столь влиятельные поначалу группировки этносепаратистов и диссидентствующих либералов? Независимо от их самоидентификации новые политические организации и движения поддаются традиционной классификации по идеологическим парадигмам: либеральная, либерально-демократическая, лево-социалистическая (включая коммунистическую) и националистическая (последняя зачастую несет отпечаток конфессиональных течений, особенно в регионах со значительным влиянием ислама). Общим местом в обосновании партиями различных политических оттенков своих идеологических платформ является способ, каким они определяют собственную социальную базу.

В партийных документах практически всех партий, и прежде всего, естественно, лево-социалистических, но и прокремлевских, и явно антикоммунистических находят отчетливое отражение попытки определить свою социальную базу, исходя из недавно еще непререкаемых марксистско-ленинских представлений о структуре общества как совокупности двух классов - рабочих и крестьян - и социальной "прослойки" - интеллигенции. Если применительно к советскому обществу такой подход был относительно - хотя бы в парадигме господствующей идеологии - оправдан, то в последующий период, когда легализовались прежде не признававшиеся и вскрылись новые социальные слои и группы, он выглядит явной нелепицей. Устойчивая социальная база партий вообще невозможна в условиях переходного состояния общества. Сама подвижность социальных процессов обрекает современный политический ландшафт на неустойчивость и беспорядочную динамику. Здесь во многом коренятся причины нестабильности политической ситуации в России. Происходящая под воздействием этих процессов социальная диверсификация постсоветского общества изменяет его структуры как в вертикальном, так и в горизонтальном измерениях. Былые классы стратифицируются на группы, отличающиеся друг от друга не только по социальному положению, но и по иным признакам, зачастую оказывающим решающее влияние на их политические ориентации и поведение, - региональные, этнические, профессиональные, конфессиональные и т. п. Радикально преобразились насаженные на вертикаль элитарные прослойки: в функциональном плане - путем нелегитимного присвоения собственности на вновь поделенное общественное богатство; в институциональном отношении - от номенклатурно зафиксированной иерархии к аппаратно-клановой олигархии на республиканском и региональных уровнях.

Между тем партии продолжают играть по старым правилам, хотя ни у одной нет того, что в традиционном смысле квалифицируется как социальная база. Как в этом плане предстают наиболее близкие по идеологии к коммунистическим идеям КПРФ и иные политические организации лево-социалистического толка? Во-первых, к ним относятся несколько десятков объединений подобного рода, что само по себе отражает социальную и идеологическую плюралистичность политически активной части общества. Во-вторых, - и это главное, - и названные организации, и все прочие, включая некоммунистические, политически и идеологически отторгаются общественными движениями, если таковыми их считать не по тому, как они себя называют, а по тому, какую роль реально играют в жизни общества. Так, организаторы и, по крайней мере, большинство участников забастовочных, этнических, конфессиональных и иных выступлений общественного протеста последних лет, как правило, отмежевываются от всяких политических партий, в том числе рабочих, социалистических, национал-патриотических и т. д. И экологическое, и движение обманутых вкладчиков, и прочие столь же решительно не приемлют не только руководство, но и организационное участие любых политических партий в своих выступлениях и повседневной деятельности.

Разумеется, надо принимать во внимание и несомненно присутствующий в массовом сознании и психологии антипартийный, а точнее, аполитичный синдром, возникший во времена однопартийной политической системы. Одно сравнение. Если двухпартийная система в США базируется на 30% политически активных граждан, то многопартийная в России - всего лишь на нескольких процентах, что объясняется неразвитостью политической культуры, неспособностью масс к самоорганизации, их недоверием, даже отвращением к навязываемым партиями нормам политического поведения. Сверху это подтверждается беспрерывными попытками партийных лидеров создавать всяческие объединения - правые, левые, центристские, патриотические, про - и антипрезидентские и т. д., которые всякий раз закольцовываются марксистско-ленинским понятием: "партия - наш рулевой".

Многолетние усилия правящих элит создать такую партию увенчались в 2003 г. учреждением "Единой России", провозгласившей тогда свой манифест "Путь национального успеха". Возникла партия власти, сравнимая по влиянию на общество и государство с КПСС, которая отличается от нынешней своей эманации уровнем организованности, идеологическим догматизмом, жесткой иерархией партийной номенклатуры, строгим, без сегодняшних коррупционных вольностей, порядком распределения материальных благ и иных привилегий. В главном же - стремлении любой ценой удержать власть, сращивании с государственными структурами, неизбывной приверженности к авторитарным формам правления - она воспроизводит КПСС, генетически неотделима от нее, является выделившимся из нее образованиями, модифицированным постсоветской спецификой.

Критерием принадлежности к партии власти является не столько непосредственное отправление ее деятелями и структурами политических функций, сколько их положение и роль в иерархии сил, составляющих вертикаль исполнительной власти - от президента и правительства до региональных элит. В политическое поле ее деятельности вовлечены частью (во многих случаях целиком) представительные органы власти республиканского и местного уровней, которые проводят столичный курс. Партию власти формируют и финансовопромышленные группировки, срастающиеся с политическими структурами и образующие вместе с ними неформальную олигархическую систему. Массовой такую партию делает чиновничество, заполняющее все ее клетки, а также широкая сеть организаций, фондов и иных институций, выполняющих посреднические, лоббистские, консультативные и подобные функции. Что же касается наиболее влиятельных партий оппозиции, то они лишь имитируют противодействие властвующим элитам, помогая последним поддерживать политическое равновесие в обществе с помощью беспринципных компромиссов в верхах и социальной демагогии, амортизирующей протест масс в низах.

Либеральное обновление законом о партиях в 2012 г. распылило партийно-политическую систему, вернув ее к 1990-м годам, когда в стране действовало множество партий, в массе своей мелких по численности и ничтожных по влиянию. Это вообще характерно для стран переходного периода, что в свое время продемонстрировали, например, бывшие колонии при переходе к государственной независимости. В 1990-1999 гг. в России возникло более пяти тысяч партий и движений. Большинство из них распалось вскоре после учредительных собраний, либо осталось в виде крошечных группировок, непонятно на какие средства и во имя чего существующих. Ситуация, похоже, повторяется. Причем и сегодня даже относительно крупные и влиятельные партии представляют собой не унитарные организации общегосударственного масштаба, а конгломераты региональных отделений, зачастую проводящих политику, весьма отличную от той, которую отстаивают их столичные лидеры. В целом демократические, либеральные, социал-демократические, национал-патриотические, да и почти все прочие партии продвигаются к тому, с чего начинали: к малым по численности и слабым по влиянию сектам политически амбициозных деятелей, заявляющих о себе в предвыборных кампаниях столичными тусовками, которые проводятся под видом "партийных съездов". Вот они, наши партии. Других у нас нет. Да и нужны ли они?

Вообще говоря, не исключена возможность прохождения при определенных обстоятельствах отдельных из них по новой дуге развития с инициированием массовых политических выступлений, активным участием в свержении разложившихся верхов и т. д. Такая возможность всегда существовала в Российской империи для различных политических сил, включая крайне радикальные. Еще в начале XX в. А. С. Изгоев в "Вехах" отмечал, что в периоды кризисов, массовых выступлений, любого "общественного возбуждения", крайние элементы в России "очень быстро овладевают всем, не встречая почти никакого отпора со стороны умеренных" [Изгоев 1991: 207-208]. По мнению Л. Франка, российский радикализм отнюдь не исчерпывается революционными направлениями. Напротив, "общее существо его духа было независимо от политического содержания, в которое он вкладывался", а доминировала та его разновидность, которая "всегда тяготеет к крайностям, отрицанию всяческих духовных начал, к вере в одну лишь физическую силу..." [Франк 1990]. Как известно, эти оценки полностью подтвердились катастрофическими для народов всей Российской империи событиями 1917-1921 гг.

Пока же сложившаяся на пороге XXI в. структура политических партий объективно служит лишь воспроизводству тех общественных отношений - реальных и виртуальных, - которые вырастают из распавшегося социализма.

Так вот и протекает демократический транзит в России. Середина пути или около того. Споткнулись об авторитаризм. До какой демократии мы добрались? Каждому, кто пытается найти ответ, приходится, говоря ленинским слогом, "обламывать" общее понятие, называя ее "суверенной" или "превентивной", подобно тому, как не находится социально адекватного названия постсоветскому капитализму. В какую сторону будет раскручиваться спираль развития? Вперед к капитализму? Назад к социализму или к иному устройству, коему название еще не придумано?

Похожие статьи




Наши партии, нужны ли другие? - Социализм как первая стадия капитализма. Опыт постсоветской России

Предыдущая | Следующая