Аристотель - Исследование паранауки ХХ века

Как творение философской мысли, метафизика Аристотеля начинается с Книги Первой (А) следующими словами: "Все люди от природы стремятся к знанию". Это заведомая ложь с точки зрения поэта Ф. И. Тютчева и Р. А.Аро - нова, так как все люди лгут, когда говорят или пишут. Феномен этой склонности ко лжи не поддается пониманию, значит изречение античного мыслителя метафизично уже само по себе. Но можно считать, что не все люди стремятся к знанию - агностик к знанию не стремится, а убегает от него. Матерый метафизик знание, если оно у него есть, прячет внутри себя, в извилинах головного мозга - на то они и извилины. Но какие знания наш метафизик прячет, известно только ему. Остальные люди пользуются знаниями как продуктом информационных процессов, присутствующих в обществе и своим присутствием это общество создающих. Таким образом, матерый метафизик (он же принципиальный лжец) находится вне общества - он над ним "возвышается" как над той природой, которая его создала. В этом плане метафизик еще и метачеловек, обреченный на отрицание его миром и на самоотрицание. Отсюда вывод: ложь является крайней степенью метафизики. А раз все люди лгут, кроме, как мы надеемся, Ф. И. Тютчева и Р. А. Аронова, то они - метафизики.

С другой стороны, истина внутри субъекта познания и ложь вне его - это разновидность кантианства, переходящая в заболевание метаэгоцентризмом. Матерый метафизик превращается в непостижимого "трансцендентального" субъективного идеалиста. В итоге получается хороший окрас гносеологии, достойный кисти импрессионистского абстракциониста сюрреалистического ингредиента в модерне.

Но выверты метафизической мысли homo беспредельны. О них еще будет сказано и написано немало в будущих веках. Сейчас же мы попытаемся нащупать квинтэссенцию метафизики Аристотеля.

Глава Вторая упомянутой Книги позволяет так характеризовать метафизику Аристотеля: Метафизика как мудрость - это высшая степень обобщения знаний О конкретных явлениях; метафизика стоит высоко над чувственным миром и сферами приложения частных наук, являясь основой Первой философии (см.: Метафизика, Первая Книга).

Это синтетическое определение и сопутствующий анализ проблем, стоящих перед Первой философией, подчеркивает диалектический характер отношения эмпирического и теоретического методов познания. Вместе с тем они определяют направление и содержание научных исследований на всех этапах развития естествознания. А диалектический процесс перехода от одного "удивления", из которого "исходит мудрость", к другому - противоположному "удивлению", из которого исходит новая "мудрость", противоречащая первой "мудрости", необходимо должен быть обусловлен эмоциональным управлением, с помощью которого осуществляется стратегия выживания при изменяющихся со временем потребностях.

Когда одна "мудрость" остается внутри субъекта, а другая, противоположная, - выливается наружу, то это означает, что матерый метафизик, а по совместительству - ярый кантианец, то есть суперкантианец, является в то же время диалектиком, правда, идеалистическим. Поскольку он и сам - внутренние единство и "борьба" противоположностей, и окружающих субъектов познания рассматривает через призму своей аутоутробной диалектики. Такой ерш, оказывается, живет в каждом субъекте познания и опосредованно становится материальным явлением и даже процессом (в смысле исторического материализма), если из комбинации мудрости-для-себя и лжи-для-остальных идеалистический диалектик получает ощутимую реальную выгоду, в том числе социально-политическую и материально-экономическую, направляемый неисчерпаемой игрой желез внутренней секреции. То есть идеалистический ерш превращается во вполне материалистическую щуку, вооруженную зубами диалектики. Согласно раздвоенности последней нечто, содержащееся в ее вербальных рефлексиях, щука называет аксиологией, а другое, "дополнительное", предназначенное для внутреннего пользования, - истиной, или, не мудрствуя лукаво (для себя ведь!), - пользой, материализованной в недвижимости, банковских счетах, акциях, бусах или тусклом металле.

Где начало этого противоречия, свойственного диалектической логике? Может быть, среди моря лжи, в котором тонет разум субъекта познания, в этом начале есть зерно истины? "Есть... люди, которые... говорят [то есть лгут!], что одно и то же может существовать и не существовать вместе [одновременно], и утверждают, что стоять на этой точке зрения возможно. К этому тезису прибегают многие и среди исследователей природы. А мы со своей стороны приняли теперь, что вместе существовать и не существоватьнельзя, и, пользуясь этим положением, показали, что имеем здесь самое достоверное из всех начал" . Но истинность этого начала можно принять, не доказывая ее, ибо существуют положения, которые доказать невозможно (даже в математике). Они находятся вне пределов логики, в том числе диалектической, так как всякая логика - только формализм, сковывающий мышление, особенно творческое. Чем и пользуются алогичные модернисты полунауки.

Субъект познания, являющийся клубком противоречий и лжи для других членов научного сообщества, считает себя носителем внутренней правды (он прав, а другие его не понимают), так как его невысказанные мысли для него истинны. Но эти невысказанные мысли тоже существуют - в оперативной памяти - и детерминируются интенсиональной вербалистикой. Извлек субъект из кладовой Мнемозины образ, суждение, мысль или сформулировал что-то новое - оно уже вертится на беззвучном языке смысловых процедур мозга, инициируя импульсы управления "исполнительными устройствами" второй сигнальной системы, в том числе создавая биоэлектрические потенциалы малого уровня на нервных окончаниях языка. Значит они, эти суждения и мысли, - уже ложь, а не мысли. Все мысли остаются глубоко в недрах памяти - на подсознательном уровне, для окружающих недосягаемом, в том числе недосягаемом не только для "внутреннего голоса", но и для окружающей мозг субъекта периферийной нервной системы. То есть истина - в первобытной каше нейронов, а в конечном итоге - в первоначальном хаосе. Как только мы пытаемся определиться в том мире, в котором существуем, так сразу же вступаем с ним и с собой в противоречие. Лучшим выбором в таком ракурсе проблемы истинности является выбор: и молчать, и не думать, но копить при этом материальные ценности, закупориваясь в акизитивную паутину, словно паук-ростовщик.

Но скрывать истину внутри себя противоестественно - физиология не позволяет, так как субъекту в новом его состоянии нужно "выговориться", равно как и лягушке, выскочившей из трясины на кочку, на синайскую гору, - "вы-с-кочке", и обсохшей, и общественному движению или этническому потоку - заявить о себе. Сюда растут корни релятивизма и "борьбы мнений". Поэтому даже "молчальника" М. Полани относят к релятивистам, невзирая на то что научное исследование он ограничивает "молчаливым знанием" Аристотель. - Там же, с. 80. Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. - М.: 1985., что трактуется как "себе на уме".

Агностицизм одномерного меркантильного homo современности не вызывает сомнений - это последняя инстанция истины, уходящей в небытие, в абсолютную неподвижность, в актуальную бесконечность как единство мира в виде единственного непостигаемого начала: бога - от слова "богач". Субъект познания за пуповину материального мира держится - за пользу для своего белкового тела, а самого субъекта здесь нет. Есть только его цепкие пальцы-крючья, которые движутся в поисках добычи или жертвы, управляемые не только с Неба, а теперь и с горы Сион.

Что это, выгодная позиция данного субъекта познания, двойственная в среде таких же субъектов, позитивизм в своем апогее, или неизбежный процесс (и кризис) самовыражения, заложенного в органическую жизнь природой? Может быть, в этом конечная истина? Но ведь и все написанное о взаимоприключениях метафизики, суперкантианства, неоплатонизма и материалистической диалектики - такая же ложь, как и все вокруг, если внимать установкам ницшеанского пессимизма.

Так мы приходим к таинственности аксиологического акизитивизма, в том числе к "тайне первоначального накопления капитала" (и информации как продукта и товара), на чем останавливал свое внимание К. Маркс Маркс К. Так называемое первоначальное накопление / Капитал. Гл. 27.. Отнимаем, копим и создаем дымовую завесу таинственности, иррациональности, индетерминизма и даже... "трансцендентальной" логики. Мало того, что дымовая завеса используется в "трансцендентальной" экономике, - клубы ее ядовитых газов окутали и естествознание, поскольку все в социокультурных и иных пластах общественно-экономических формаций взаимосвязано. Сегодня завеса для гостерроризма - мифы о демократизации всех и вся.

"Высшая мудрость", или Первая философия, имеет теоретический характер, так как жизненные и культурные потребности для занятий ею предполагаются удовлетворенными. Метафизика в центре внимания держит рассмотрение первых начал и причин. Наука эта не действенная [не практичная], и ею могут заниматься не только рационалисты, но и мифотворцы, живописцы и поэты. Но знания, получаемые вследствие занятий Первой философией, применяются ради постижения вещей, а не обладания ими. Метафизика - одна из наук, существующих ради себя. Здесь возможно начало абсолютного эго и отрыва метафизики от homo, по-видимому, для сублимации в миры иные. Поэтому ее достижения - не [обще-] человеческое дело, поскольку человек - раб, в том числе своих страстей. "Если поэтому слова поэтов чего - нибудь стоят, и божественной природе свойственна зависть, естественное место ей проявляться, в этом случае, и несчастны должны быть те, кто хочет слишком многого... и по пословице "лгут много поэты", - и не следует <какую-либо> другую науку считать более ценною, чем эту... Таким образом, все науки более необходимы, нежели она, но лучше - нет ни одной. " Аристотель. Метафизика. - Ростов н / Д: Феникс, 1999. С. 11..

Изумление и удивление - движущие силы познания. И это должно приводить к противоположным результатам интеллектуальной деятельности. В этом природа Первой философии и ее цель - в противоположностях искать лучшее. Выбор стар, как мир, и поэтому лаконичен и мудр.

Приятное впечатление производит изложение Аристотеля: простыми словами, ясно и понятно и, если можно так выразиться, народным языком, без заумной эквилибристики квазимодными иностранными и полуиностранными терминами, свойственной многим современным авторам, пример чего был приведен выше. Между тем в русском языке (в славянских языках) происхождение многих слов указывает на их связь с сутью глубинных процессов мироздания; по смыслу народная речь главенствует над множеством отвлеченных иносказаний математики и физики.

Я ношу с собой подобие природы - тело, чтобы создавать подобие этого подобия.

Плотин Плотин. Сочинения. - СПб.: 1995.

Плотин и Эренний придерживались мнения: Метафизика изучает "сверхъестественные" предметы; "... после физического [рассматривается] метафизическое бытие, которое вознесено над природой и стоит выше причины и рассудочного обоснования"; божественная данность стоит над всем".

Как нетрудно видеть, такая установка - прямой путь к агностицизму. Однако здесь нельзя смешивать эвристический, зачастую аутистический и интуитивный способы познания, основанные на интеллектуальном озарении, с одной стороны, и отпущение всех мыслительных процессов в лоно потусторонней силы, с другой стороны. Одни за облаками прячутся от невзгод, у других Небесное покрывало - шоры для народа.

Неоплатонизм Плотина основан на учениях Платона и Аристотеля, с использованием наследия стоиков и неопифагорейцев. От александрийского Филона неоплатонисты переняли метафизическую градуировку: бог, мир и промежуточная субстанция - мышление. Дуализм воззрений был вызван противоречиями бытия. Теория эманаций из сверхсовершенного бытия (на Небе) в конкретные виды бытия (на Земле) возникла по той же причине. Сверхбытие абсолютно, недосягаемо для мышления и идеального мира, куда элиминирует эго. Материальный, психический и идеальный миры соответствуют гипостазам: материи, душе, духу. После абсолюта первым следует мир духа, идеальный мир, с функцией посредника между богом и бытием homo.

В познании Плотин выделял, вместо рационализма и формальной логики, особую значимость интуиции, которую он связывал с актами экстаза и восторга. Эти акты - первооснова гностики, выражают движение духа и не требуют изучения их причин. Они спускаются, конденсируясь, из абсолютного, с небес. В сущности, неоплатонизм, благодаря теории эманаций, явился разновидностью пантеизма. Оригинален Плотин своей монистической системой: 1) динамическая концепция бытия; 2) конденсация его из абсолюта. Развитие неоплатонизм получил в работах Эриугены и Николая из Кузы, а также Шеллинга и Гегеля. Как отмечает А. С.Надточаев, неоплатоники со всем вниманием отнеслись к двум фундаментальным идеям пифагореизма:

1) особое родство математики и философии; 2) исключительная роль математического знания в системе научного исследования. "Эти две фундаментальные пифагорейские идеи составили в дальнейшем предмет глубокомысленных спекуляций от Плотина до Прокла, получили своеобразное истолкование в каббале и отразились в творчестве гениального средневекового мистика Р. Луллия. Они служили путеводной звездой Галилею, основателю новой науки и возникшей в органической связи с ней новой философии, убежденному в том, что законы природы написаны на языке математики.

Дальнейшее развитие эти две древние пифагорейские идеи получили в трудах К. Маркса и Ф. Энгельса" . Поэтому рассмотрим страдательное учение великого рационалиста и мистика Плотина несколько подробнее.

Итак, в центре внимания Плотина - сверхчувственный мир. Божество возвышается над бытием, оно первично и бесконечно, лишено своих границ, формы и предела (алегроу). Первосущество (то лрсотоу) не имеет телесных и духовных качеств, воли и мышления - оно ни в чем не нуждается, поэтому бездеятельно. "Божеству вообще нельзя приписать никакого определенного качества: оно есть то, что лежит за пределами всякого бытия и мышления" Надточаев А. С. Философия и наука в эпоху античности. - М.: МГУ, 1990. СС. 98 - 99. Целлер Э. Очерк истории греческой философии. - М.: Канон, 1996. С. 285.. Это - основа всего сущего, о которой мы ничего не можем знать. Вот новая абсолютно непробиваемая сфера для ума.

Напротив, чувственный мир корнями уходит в материю, которая (как и у Платона и Аристотеля) неопределенна и бесформенна, олицетворяет лишения, нужду и смерть; она - необходимое исконное зло, в которое обращается дух; туда же "падает" душа. Материальный мир - тень, отображение истинного сверхчувственного мира (здесь кроется расхождение с Аристотелем, у которого сначала все-таки физика, а потом - метафизика).

Мистический экстаз является в неоплатонизме средством приближения к Единому и постижения божества. В этом неоплатонизм заумен, возвращаясь к мифологизму, - в этом его суперметафизика. Экстаз мониста Плотина уводит в сверхидеализм: бог доступен разуму, но не мышлению и не познанию, ускользая от мысли; это - апофатическая теология.

Идеализм Плотина обоснуется отречением от чувственно-практического существования, от вещизма, потерянности, унижения человека и возвышением к истинно прекрасному в сфере умосозерцаний. Хотя Единое у Плотина - это неосознаваемое ничто, Оно символизирует мировую иерархию. Апейрон вызывал у Анаксимандра иллюзию его понимания, а Единое Плотина непостигаемо. Вместо диалектики и тайной гармонии Гераклита основатель неоплатонизма рассматривает единство без противоположностей. Это, похоже, чистый абсурд: Единое как нерассматриваемое, неощущаемое, немыслимое ничто; однако "вечный покой" Единого все-таки вызывает ощущение счастья.

Но если Единое - ничто, то Оно не существует и "ни в чем не нуждается" Plotini. Opera. Oxonii. - 1987. P. 109.. Невзирая ни на что, Плотин сравнивает Единое с Солнцем, в чем сам себе противоречит. От этого Единого исходит эманация. Свет льется с Неба на чувственно-практичную материю, на природу. Бездеятельное Единое порождает мир множественного, то есть бог создает мир не из ничего, а из Единого, а это уже надстройка надстройки. Забыв "в экстазе" про собственную логику, Плотин лишает логики и бога. Но Единое, из которого возникает мир, остается целостным, абсолютным, вневременным Единым (подобно За - Эфирной субстанции). Единое у ЕЕютина - это яркое сияние (7tspiA, a|/K; - пери-ляпсус, или ляпсус с оперением, а у первоклассников - клякса).

Единое и ум связаны когнитивно-единокровно: небытийное Единое порождает бытийный ум, мыслящий сам себя. Так как Плотин презирает тело, ум у него "ничего не хочет", не подчиняясь "низменным" телесным потребностям. Ум имеет два лица: одним лицом он повернут к Единому и отсюда един, другим лицом смотрит на материю и поэтому множествен. Познавая самого себя, ум саморефлективен систематизированной совокупностью идей и существует вне времени. Так как абстрактное "богаче" конкретного, то в уме должны быть идеи, в том числе идеи вещей (влияние Платона). И точно: удвоение сущностей - было Единое и стало Единое в уме. метафизика аксиологический акизитивизм рационализм

Природа в неоплатонизме двойственна. "Хорошая" часть природы смотрит на homo нижней частью мировой души, и это лучшее, на что может рассчитывать человек, порождаемый ее "сперматическими логосами". "Плохая" часть природы порождена материей. Рассуждая о материальном, Плотин имеет в виду материал, проявляемый через Геометрические формы Из пространства. Как и Единое, материал, то есть геометрия, существует вечно. Таким образом, понятие материи противоречиво: она создается Единым, она противостоит Ему. Эта материя - результат угасания Света и то место, где Он исчезает, то есть она - смерть духа. Тем самым материя - уже нечто, а не ничто. Зло ее в том, что она противостоит Единому, познаваема, хотя бы и посредством ложных или искусственных силлогизмов.

Жизнь в экстазе - это исступление, свойственное душе, пребывающей вне тела. Тогда Единое доступно homo sensus, но не homo cogito, в чем видна антиномия мистики, якобы отвернувшейся от мира чувств, но пользующейся ими в "неосознаваемой" мере. Жизнь в экстазе и в теле при роскоши, отнятой у других, - у современных паразитов, ВИП-персон, "креативного" класса недоучившихся офисных бездельников, транссексуалов и наркоманов, больных душой и телом.

Ввиду многих противоречий философия мистика Плотина воспринимается критически многими рационалистами. Э. Целлер считает неоплатонизм эрзацем, совершающим обряд самоубийства, а не философией. В неоплатонизме потребность в откровении - вместо независимого исследования - дискредитирует идеи неопифагореизма и... самого Филона 15. А. В.Ситников утверждает, что ошибочно полагать, будто эманации Плотина - "автоматический и необходимый процесс в том смысле, что он исключает свободу и спонтанность, или же подобно акту творения контролируется сознанием. Единое не действует осознанно, не желает, не планирует, не выбирает, не намеревается, не испытывает никакой заботы о том, что оно создает, ибо оно выше всего этого... Плотин предпочитает сравнивать божественную деятельность с чем-то спонтанным и непредусмотренным, необдумываемым, с тем что происходит в природе. Они [действия] абсолютно спонтанны. Единое не связано с необходимостью; наоборот, оно устраняет необходимость. Единое рождает мир и не испытывает никаких хотений, чувств, желаний по отношению к появившемуся миру" .

Отметим два момента. Во-первых, в этом выявляется известное стремление современных авторов задним числом искать в древних учениях истоки тупиковых ситуаций в науке нового времени и "предсказывать" необходимость перемен в метафизическом мышлении ученых. Во-вторых, спонтанность и рационализм в их синтезе, служа базой для оправдания идеи самоорганизации материи из первоначального хаоса, подразумевают элемент мистики, божественного и, в конечном итоге, экстаза труженика науки, благодаря которому и "самоструктурируется" окружающий мир. Скрытый агностицизм и конструктивистское кантианство в этом есть, как есть они, следовательно, и в квантовой механике, и в синергетике.

Есть повод усомниться в том, относительно чего можно вообразить малейшее сомнение.

Аристотель - Исследование паранауки ХХ века

Похожие статьи