Национально-государственные интересы России, Руины биполярности и международная безопасность - Роль международных организаций в современной политике

Национально-государственные интересы России, как и любой страны, объективный фактор, обусловленный всей совокупностью ее жизненных потребностей. Их содержание - свое у каждой страны - обуславливает: какой должна быть политика государства, чтобы его целостность и благополучие были надежно обеспечены и защищены, ее граждане жили в уважаемом во всем мире государстве, а руководство и внешнеполитические деятели выполняли свое призвание - представлять и отстаивать интересы во всех уголках планеты. Территориальная целостность страны, независимость и свобода, благополучие ее граждан и обеспечение высокого их жизненного уровня, защита жизни, собственности и конституционных прав - главные и постоянные интересы в политике Российской Федерации.

Руины биполярности и международная безопасность

Много десятилетий мы жили в биполярном мире, державшемся на оси идеологической конфронтации между коммунистическим проектом во главе с СССР и либерально-демократическим, символами которого были США и блок НАТО. С крахом коммунистического проекта, распадом СССР и уходом США в далекий отрыв от других стран в экономической и военной области многие политики, да и представители аналитического сообщества заговорили о формировании однополярной модели мира с безоговорочным доминированием, если не диктатом США. Убедительная демонстрация американской военной мощи в Афганистане и Ираке, как и демонстративное пренебрежение США к нормам международного права и международным институтам, только усилили ощущение сложившейся монополярности.

В то же время российское политическое руководство, как и лидеры многих других, прежде всего европейских, стран не раз заявляли о неприемлемости однополярной модели и американской гегемонии. Российский президент не раз высказывался в том смысле, что мир вокруг нас де-факто многополярен, а американская гегемония неприемлема, да и физически невозможна, при всей американской мощи. В качестве подтверждения многополярности мира обычно приводят стандартный набор аргументов: есть значительное число растущих центров экономической мощи - Евросюз, Индия, Китай, страны Юго-Восточной Азии, и т. д., где США не способны жестко диктовать свою волю, тем более с помощью военной силы. Есть бурлящий исламский мир Юга, активно сопротивляющийся попыткам американского давления. И даже в тех странах, где американцы успешно применили военную силу - Афганистане и Ираке - ситуация еще далека от окончательного разрешения, а результаты американского военного вмешательства значительно отличаются от того, что планировалось в Вашингтоне. Все названные центры традиционно рассматриваются российскими политиками и экспертным сообществом как полюсы формирующегося многополярного мира. При этом из заявлений российских руководителей однозначно следует, что: для России приемлема только модель многополярного мира, Россия является или неизбежно станет одним из его полюсов и, наконец, лучшим институтом для управления кризисными ситуациями в многополярном мире следует считать ООН и ее Совет Безопасности.

При всей простоте и кажущейся очевидности и такой схемы, и вытекающего из нее подхода к формированию внешней политики и политики безопасности их детальное рассмотрение вызывает очень много вопросов. Во-первых, вызывает серьезные сомнения, стоит ли на фоне ускоряющейся глобализации считать полюсом, в традиционном геополитическом смысле этого слова, любое государство или группу стран, отличающихся большим объемом и высокими темпами роста ВВП и даже значительной военной мощью? Во-вторых, насколько безопасно и уютно будет чувствовать себя нынешняя Россия в многополярном мире, если он действительно сформируется, и так ли уж стоит его страстно желать? Наконец, в третьих, стоило бы еще раз проверить, насколько адекватно политическая реальность отражается в столь популярной модели многополярности, и не пытаемся ли мы подогнать реальность под привычную схему, сложившуюся в нашем сознании из обломков старого биполярного мира?

Не ставя задачу дать определение геополитического полюса, отметим, однако, что сам термин "полярность" подразумевает противопоставление, противостояние, причем жесткое и непримиримое. В разделенном мире идеологизированной блоковой конфронтации понятие биполярности было вполне уместным и адекватным. Действительно, два непримиримых полюса противостояли друг другу, с большим или меньшим успехом поддерживая между собой динамическое равновесие. Оно описывалось в таких терминах, как "баланс сил", "стратегическая стабильность" и т. п. Но ни одно из этих понятий не применимо к нынешним отношениям США и Евросоюза, Китая и стран Юго-Восточной Азии, Индии и России. При этом автор вполне отдает себе отчет в том, что в отношениях между этими странами или группами государств вполне могут быть противоречия, и очень серьезные, (достаточно вспомнить разногласия "Старой Европы" и США по иракской проблеме), но это не делает их полярно противостоящими друг другу.

О стратегической стабильности и балансе сил еще иногда вспоминается при анализе российско-американских отношений. Но это опять-таки не следствие непримиримой полярной позиции государств, а, скорее рудимент периода блокового противостояния, от которого трудно отказаться. С одной стороны, в силу инерции ментальных стереотипов, с другой, в силу определенного "технического детерминизма", когда унаследованные от прошлого ядерные потенциалы отчасти определяют военную политику самим фактом своего существования.

Таким образом, наличие стран и регионов с высоким уровнем развития экономики, вышедших или выходящих на стадию постиндустриальной, информационной цивилизации, своего рода "узлов роста" в сети глобализурующейся экономики вряд ли стоит толковать как многополярность, аналогичную политическим стереотипам девятнадцатого века, где каждое государство выступало за себя и против всех.

Предположим теперь, что страны и регионы, о которых говорилось выше, все же формируют полюса будущего многополярного мира. Чем в перспективе это может обернуться для России? Напомним, для начала, что подавляющее большинство потенциальных полюсов, узловых точек многополярного мира, расположены либо на границах России, либо в непосредственной близости от них. Практически каждый из этих полюсов, существенно опережает Россию либо по уровню своего экономического развития, либо по темпам экономического роста, либо по политической пассионарности, (как Ближний Восток). Каждый геополитический полюс обладает своим "полем политической и экономической гравитации". Таким образом, Россия с ее экономическими проблемами, еще не сформировавшейся идентичностью и слабой государственностью впервые в новой и новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, гравитационное поле которых может превысить прочность связей, скрепляющих Россию в единое государство. И тогда, в строгом соответствии с законами механики и поли тической логики, Россия может оказаться просто разорванной более динамичными и активными полюсами, расположенными по ее периметру. Не будем также забывать, что многополярную систему динамически очень трудно, если вообще возможно, стабилизировать. Особенно если учесть, что каждый полюс по своим параметрам не является постоянной величиной, а активно меняется во времени. В этих условиях внешняя политика обречена на реактивность, отражающую изменения в состоянии многополюсной системы. Так что концепция многополярности совсем не так безобидна и, даже, небезопасна для России в ее нынешнем положении.

К счастью не все так трагично и безысходно. Реальная жизнь в чем-то проще, но, в тоже время, значительно богаче и неожиданнее любой схемы, и формирование полярности в современном мире идет совсем по другим направлениям. Но к этой теме мы вернемся несколько позднее, а пока заметим, что страны и регионы с высоким уровнем развития и темпами экономического роста не стоит воспринимать как противостоящие друг другу полюса. Разница в уровнях и темпах экономического развития, культурные и цивилизационные различия вовсе не предопределяют полярного противостояния, хотя и не исключают серьезных противоречий. Для того чтобы ответить на вопрос о количестве и характере взаимодействия новых полюсов, формирующихся в современном мире, стоит проанализировать изменения, произошедшие в нем за последний период.

Годы 2001 и 2002-ой оказались периодом тектонических сдвигов в международной ситуации, глубокой переоценки характера и источников угроз национальной и международной безопасности. И хотя в российской Концепции национальной безопасности 2000 года НАТО упоминается только дважды, а терроризм семнадцать раз, все же этот документ принимался в период, когда НАТО, особенно расширяющаяся на Восток, считалась куда более серьезной угрозой безопасности. "Парадокс иррелевантности" ныне действующей концепции состоит еще и в том, что, по меньшей мере, три процесса относившиеся в ней к числу наиболее серьезных угроз национальной безопасности России, реализовались. НАТО расширилась на Восток, иностранные войска размещены вблизи границ России, причем там, где их появление вообще не мыслилось - в Средней Азии, и, наконец, интеграционные процессы в СНГ скорее слабеют, чем укрепляются. Сюда можно добавить выход США из Договора по ПРО 1972 и многое другое. Все это формально дает основания утверждать, что результаты проведен ия политики национальной безопасности России за эти два года были неудовлетворительными. В реальности же международное положение России укрепилось, а ее роль и значение в мировой политике, неожиданно для многих, существенно возросли. Так что необходимость корректировки концепции очевидна. Однако прежде чем ее производить стоит оценить, насколько серьезные изменения в характере угроз национальной и международной безопасности произошли за это время.

Известный российский политолог А. Уткин еще в ноябре 2000 года в своей статье "Геоструктура ХХI века" отметил: "Пять мощных сил ведут мировое сообщество к новому состоянию. Первая - фиксация однополярности, вторая - глобализация мировой экономики. Третья - ослабление государств-наций. Четвертая - поиски цивилизационной идентичности. Пятая сила - восстание бедного большинства мирового сообщества. Речь идет о воздействии на мир пяти неистребимых факторов - мощи, богатства, хаоса, идентичности, справедливости. Результатом будет новая конфигурация миропорядка, новая геополитическая, экономическая, цивилизационная картина мира". Оставим пока в стороне наше явное несогласие с утверждением автора о "фиксации однополярности". А вот с последним выводом этого прогноза трудно не согласиться. Фраза о том, что после сентябрьских терактов 2001 мы живем в ином мире с совершенно иным характером угроз, стала уже банальностью. Конечно, мир не меняется за один день. Тенденции в мировой политике и экономике, которые привели к сентябрьским событиям, формировались достаточно долго, но в силу ряда причин либо не замечались, либо драматически недооценивались политическими лидерами ведущих стран мира. События 11 сентября произвели эффект "упавшего занавеса". Именно эта открывшаяся картина и заставила говорить о "новой парадигме безопасности". О событиях 11 сентября 2001 года уже написаны горы статей и книг. Мы лишь отметим наиболее важные изменения в международной политической ситуации, которые за ними последовали.

Во-первых, мир потерял "гаранта", роль которого, безусловно, играли США в области международной безопасности, финансов, технического прогресса и т. п. США по-прежнему остаются единственной сверхдержавой, самой мощной страной мира в военном и экономическом отношении. В то же время стало совершенно очевидно, что перед лицом новых угроз США оказались не в состоянии гарантировать безопасность не только своих союзников, но Нью-Йорка и Вашингтона. После 11 сентября Америке пришлось осознавать, что она перестала быть самодостаточной страной и вряд ли станет ей в обозримом будущем.

Во-вторых, события 11 сентября продемонстрировали уязвимость современной цивилизации, причем эта уязвимость возрастает многократно с ростом уровня технологического развития государства. В экономике развитых стран содержится огромное количество "встроенных механизмов", способных принести огромный вред, разрушить жизненно важные элементы инфраструктуры страны, потрясти или развалить ее финансовую систему, если достижения гражданского технического прогресса оказываются в руках террористов. Атака на Нью-Йорк и Вашингтон была предпринята практически безоружными боевиками. Реально смертельным оружием оказались продукты цивилизационного развития: широкофюзеляжные пассажирские самолеты - 200 тонн металла, заправленные 80 тоннами керосина и разогнанные до скорости несколько сот километров в час.

В-третьих, сентябрьские события стали серьезным испытанием для демократических ценностей и традиций в США, да и в других странах. Оказалось, что либерально-демократические государства плохо приспособлены для борьбы с террористическими угрозами нового типа. Однако было достаточно неожиданным наблюдать, с какой легкостью большинство американцев согласились на ограничения личных прав и свобод, (хотя бы временное), в обмен на ощущение большей личной безопасности. (Кстати абсолютно аналогичную тенденцию можно было наблюдать после теракта в Москве в октябре 2002 года. Практически во всех опросах общественного мнения, проводившихся после октябрьской трагедии, подавляющее большинство респондентов выразили готовность пожертвовать частью своих прав и свобод в обмен на государственные гарантии личной безопасности).

В-четвертых, широкий спектр политических и технологических факторов в сочетании с процессами глобализации привел к появлению на международной политической сцене принципиально новых политических игроков - негосударственные террористические организации. Этот международный террористический интернационал действует вне поля международного права, его трудно связать напрямую с территорией какой-либо страны и, что самое важное, эти террористические группы в складывающемся уязвимом постиндустриальном мире способны наносить ущерб государствам, сравнимый, а возможно и превосходящий ущерб от агрессии, если бы ее осуществляла враждебная страна. Современные террористы действуют на глобальном уровне и атакуют нетрадиционными способами. международный организация безопасность россия

В-пятых, в свете новых вызовов и рисков международной безопасности стало совершенно очевидно, что все институты, национальные, (вооруженные силы, полиция, спецслужбы) и международные, (ООН, ОБСЕ, НАТО и т. д.), созданные, чтобы эту безопасность гарантировать, продемонстрировали полную неспособность справиться с возложенной на них миссией. Стало окончательно ясно - новые угрозы требуют новых инструментов и методов для успешной борьбы с ними.

После террористической атаки в США стало очевидным, что никакой самой богатой и мощной в военном отношении стране, не по силам в одиночку справится с новой угрозой международного терроризма. Нужны партнеры, союзники и принципиально более высокий уровень взаимодействия и кооперации. Не случайно, что во время операции в Афганистане ключевым союзником для США оказалась Россия. Опыт и информация, которые Россия приобрела во время сравнительно недавних боевых действий в Афганистане, геостратегическое положение страны, наконец, собственный опыт борьбы с международным терроризмом в Чечне, сделали Россию уникальным и незаменимым партнером для Америки. Впервые после второй мировой войны Россия и Запад оказались перед лицом общей угрозы, причем угрозы долговременной и глобальной по масштабу. Не менее важным представляется и то, что интересы безопасности России и Запада объединила не столько необходимость противостоять террористической угрозе и предать суду международного террориста Усаму бен Ладена, сколько осознание принадлежности к общей цивилизации, над которой нависла реальная угроза.

Решительно поддержав США в антитеррористической коалиции, Россия сделала в широком смысле "цивилизационный выбор". Его ни в коем случае не следует трактовать как выбор конфессиональный, в пользу Христианства и против Ислама. Подобный выбор был бы фатальной и непоправимой ошибкой для будущего страны. Стратегически выбор был сделан в пользу демократических ценностей и международного права.

Международный терроризм глобального уровня - новый феномен в мировой политической ситуации. Конечно, террор как инструмент политической борьбы имеет многовековую историю. Характерно, что одна из недавних статей профессора А. Асмолова, одного из ведущих российских специалистов по социальной психологии, называлась "О постановке террора на повестку дня". Именно так звучало решение, принятое Конвентом Франции в сентябре 1792 года. Тогда же в газете "Друг народа" один из героев французской революции - Марат - писал: "Это ничего, что погибнут сотни ради светлого будущего миллионов. А понадобится, мы уничтожим тысячи. Мы будем сидеть и расстреливать без суда и следствия. Понадобится, мы уничтожим десятки тысяч, ради великого гражданского общества мы не остановимся ни перед чем. Террор и террор приведет нас к светлому будущему".

Глубочайшее социальное расслоение, неспособность очень многих граждан найти для себя новую персональную идентификацию в быстро меняющейся среде, потеря социального статуса и последующая маргинализации огромной части общества закончились "красным террором" в России после октября 1917 и "коричневым террором" в Германии после 1933.

Сейчас мировому сообществу приходится решать куда более сложную задачу. Лицо современного международного терроризма размыто, и даже попытки дать его точное определение наталкиваются на серьезные трудности. Достаточно сказать, что сейчас в мире существует порядка 120 определений международного терроризма и ООН не оставляет попыток выработать еще одно, отвечающее современным реалиям. По этому поводу такой известный американский эксперт как Збигнев Бжезинский даже выразил опасение: "Терроризм превращается в некий абстрактный феномен. Выходит, что бессердечные террористы действуют под влиянием какого-то сатанинского наития, без всякой мотивации". Однако, не пытаясь дать универсального определения международного терроризма, мы вполне можем сформулировать главную опасность, с которой сталкивается мировое сообщество, включая Россию, сегодня и с которой ему придется бороться в обозримом будущем. Речь идет о глобальной экспансии радикального ислама, использующего методы террора, для достижения цели глобального доминирования.

Оговоримся сразу, в словосочетании "радикальный ислам" ключевым является именно определение "радикальный". Для ислама как религии, для исламской культуры, для подавляющего большинства мусульман, для всей исламской цивилизации, собственные экстремисты представляют примерно такую же угрозу, какую Гитлер представлял для немцев и для германской культуры. Так что отсутствие официально одобренного определения не должно разоружать нас перед лицом конкретной и очень серьезной угрозы. Речь идет о возможности цивилизационного регресса. Террор как способ действия, замешанный на экстремистской исламской идеологии и психологии зомбированных фанатиков, полностью лишенных инстинкта самосохранения - эта гремучая смесь и определяет масштаб угрозы.

Перечисленные факторы - не единственная причина, дающая основание говорить об опасности цивилизационного регресса. Война с международным терроризмом - процесс интерактивный. Государства, вовлеченные в эту войну, оказываются под очень серьезным давлением. Сталкиваясь с действиями террористов, для которых нет моральных барьеров, очень трудно удержаться от того, чтобы ответить террором на террор. Очень соблазнительно для "облегчения борьбы с мировым злом" пойти на "временные" ограничения базовых прав и свобод граждан. Однако выбор такого пути означал бы, по меньшей мере, частичный успех террористов и шаг назад в цивилизационном развитии.

Вопрос о том, почему именно в исламской среде сформировалась раковая опухоль международного терроризма, требует отдельного рассмотрения. Мы же напомним лишь некоторые факты, важные для понимания сегодняшней ситуации. В начале ХХ века в мире проживало примерно 150-170 миллионов мусульман. К концу ХХ века их было уже около 1,3 миллиарда - каждый пятый из живущих на нашей планете. Более половины этого населения моложе 20 лет. Демографический взрыв в мусульманском мире сделал молодежь самой многочисленной частью исламского общества. Это возраст огромного энергетического потенциала, ищущего выхода и применения. Но невозможность социально-экономической самореализации предопределяет ее агрессивность. Идеологам террора остается только задать ей нужное направление.

Доходы от продажи нефти позволили правящим элитам арабских и других нефтедобывающих мусульманских стран сосредоточить огромные финансовые ресурсы. Только арабские страны получают от нефтяных продаж ежегодно 120-150 миллиардов долларов. Однако это не привело к появлению в этих странах полноценных современных экономик. По оценке бывшего директора ЦРУ Джеймса Вулси "Мусульманский Восток в середине 90-х, без учета нефти экспортировал меньше, чем Финляндия. 260 миллионов человек продавали меньше, чем пять миллионов финнов". Неудивительно, что эти факторы способствовали созданию благоприятных условий для распространения экстремистской идеологии, прикрывающейся религиозными догмами и лозунгами о "справедливом" переустройстве мира. В какой-то мере идущий процесс напоминает "реинкарнацию" искаженной и примитизированной версии марксистской теории для "несостоявшихся" стран и регионов.

Говоря о причинах появления международного терроризма, нельзя не упомянуть и такие проблемы как бедность и огромное неравенство в уровнях жизни между развитыми и развивающимися государствами. Равно как и попытки навязать одну определенную модель производства и потребления как универсальное лекарство для всех стран с разной историей, культурой и цивилизационным традициями. Такие попытки ничего кроме страха потерять национальную идентичность и, следовательно, отторжения всеми доступными средствами в мусульманских странах вызвать не могут. И, тем не менее, задача борьбы с международным терроризмом должна жестко отделяться от задачи борьбы с бедностью и неравенством. Бедность многих исламских стран не является главной причиной порождающей международный терроризм и, тем более, не может служить аргументом для его оправдания. К сожалению, исламский экстремизм имеет идеологические корни, и исламскими фанатиками движут совсем не меркантильные интересы.

Как писал известный американский аналитик и публицист А. Янов: "В основе террора лежат идеи экстремистского ислама, неспособного к модернизации и поднявшего против нее всемирное восстание. И двигатель его, стало быть, не обездоленные массы, а носители этих идей - ваххабитская интеллигенция". Интересно, что в подтверждение своей концепции Янов ссылается на работу В. Ленина "Что делать". "Сама по себе обездоленность пролетариата, объяснял он в "Что делать?", никогда не приведет к революции. Для этого нужна революционная идея, внесенная в массы интеллигенцией. Четыре взрыва, прогремевшие в Эр-Рияде, неожиданно подтвердили правоту Ленина. В Саудовской Аравии обездоленных масс нет, зато ваххабизм служит официальной идеологией режима".

Тот факт, что мир, а вместе с ним и Россия, находится в состоянии глобальной войны принципиально нового типа, войны с мировым терроризмом, пока плохо осознается в Москве, да и в столицах других ведущих государств мира. От этой войны невозможно уклониться или объявить нейтралитет. Удар террористов может быть нанесен с воздуха, на море и на суше в любой точке планеты.

Новые действующие лица начинают определять ситуацию на мировой политической сцене. Они не являются субъектами международного права, поскольку это не суверенные официально признанные государства. Они не подчиняются никакому легитимному правительству. Их трудно, а чаще невозможно формально связать с территорией какого-либо государства. Они действуют глобально, не принимая в расчет никакие национальные границы. Конечно, они используют территории суверенных государств, но никогда не просят разрешения у правительств этих стран. Международные террористические сети оказывают все большее влияние на развитие мировой ситуации в области безопасности, политической и экономической сферах, но ни одно правительство не может заключит договор с этими структурами или обменяться дипломатическими миссиями. Все мирные способы давления, выработанные мировым сообществом для межгосударственных отношений - экономические санкции, торговые эмбарго теряют всякий смысл в отношении подпольных террористических сетей. Даже использование вооруженных сил, создававшихся для нанесения поражения вражеским армиям, представляется малоэффективным в качестве антитеррористического средства.

Государства, объявившие о своем твердом желании бороться с международным терроризмом сталкиваются с аналогичными проблемами: отсутствие оборонительных линий противника, на которые можно было бы обрушить свою военную мощь, вражеских армий, которые можно было бы разгромить в решающих сражениях, территорий, которые надо было бы оккупировать и столиц, в которые можно было бы вступить победным маршем. Война идет, но в ней нет фронта и тыла и практически неизвестно, какая цель будет выбрана террористами для следующей атаки.

Похожие статьи




Национально-государственные интересы России, Руины биполярности и международная безопасность - Роль международных организаций в современной политике

Предыдущая | Следующая