ЖАНР ЖИТИЯ - Древнерусская литература

Из литературы, предназначавшейся для чтения, наибольшей популярностью пользовалась житийная или агиографическая литература (от греческого слова Агиос - святой).

Житийная литература имеет свою историю, связанную с ходом развития христианства. Еще во II-ом веке начали появляться произведения, описывающие мучения и смерть христиан, которые являлись жертвой своих убеждений. Произведения эти назывались Мартириями-мученичества. Все они имели одинаковую форму, при этом центральную часть составлял допрос мученика, который передавался в форме диалога между судьей и подсудимым. Заключительную часть составляли приговор и сообщение о смерти мученика. Следует отметить, что мартирии не имели никаких вступлений, рассуждений или заключительных слов. Мученик, как правило, ничего не говорил в свое оправдание.

С 313 года прекратились преследования христиан, мучеников не стало. Изменилось само представление об идеальном христианине. Перед автором, поставившим цель описать жизнь человека, как-то выделяющегося из общей массы, встали задачи биографа. Так в литературе возникли Жития. Посредством житий церковь стремилась дать своей пастве образцы практического применения отвлеченных христианских понятий. В отличие от мартирия, житие ставило своей целью описать всю жизнь святого. Была выработана житийная схема, определившаяся теми задачами, которые преследовало житие. Житие начиналось обычно с предисловия, в котором автор, как правило монах, смиренно говорил о недостаточности своего литературного образования, но тут же приводил доводы, которые побудили его "попытаться" или "отважиться" писать житие. Далее следовало повествование о его труде. Основную часть составляло повествование, посвященное самому святому.

Схема повествования такова:

1. Родители и родина святого. 2. Семантический смысл имени святого. 3. Обучение. 4. Отношение к браку. 5. Подвижничество. 6. Предсмертные наставления. 7. Кончина. 8. Чудеса.

Завершалось житие заключением.

Автор жития преследовал прежде всего задачу дать такой образ святого, который соответствовал бы установившемуся представлению об идеальном церковном герое. Из его жизни брались те факты, которые соответствовали канону, умалчивалось обо всем, что расходилось с этими канонами. На Руси в XI-XII веках известны были в отдельных списках переводные жития Николая Чудотворца, Антония Великого, Иоанна Златоуста, Андрея Юродивого, Алексея - человека божия, Вячеслава Чешского и др. Но русские не могли ограничиваться только переводом существующих византийских житий. Необходимость в церковной и политической самостоятельности от Византии заинтересовала в создании своего церковного олимпа, своих святых, могущих упрочить авторитет национальной церкви. Агиографическая литература на русской почве получила своеобразное развитие, но при этом, конечно, основывалась на византийской житийной литературе. Одним из наиболее ранних произведений житийного жанра на Руси является "Житие Феодосия Печерского", написанное Нестором между 1080 и 1113 годами. Здесь дан живой и яркий образ передового человека, сформированного условиями общественной борьбы в Киевской Руси, борьбы молодой феодальной государственности с отжившим родовым строем восточнославянских племен. В "Житии Феодосия" Нестор создал образ героя подвижнической жизни и вождя монашеской дружины, организатора христианской обители, разгоняющего "тьму бесовскую" язычества и закладывающего основы государственного единства Русской земли. Герой Нестора был очень близок к тому, чтобы стать мучеником исповедуемой им веры - смирения, братолюбия и послушания. Такими мучениками стали герои другого произведения Нестора "Чтения о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба".

В древнерусской литературе имеется два Сказания о Борисе и Глебе - анонимное, датированное 1015 г., приписываемое Иакову, и "Чтение", принадлежащее перу Нестора.

"Сказание о Борисе и Глебе" ("Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба") - первое крупное произведение древнерусской агиографии. Сама тема подсказала автору жанр произведения. Но тем не менее "Сказание" не является типичным произведением агиографической литературы. На стиль "Сказания" оказала влияние переводная византийская агиография. Но "Сказание" отступает от традиционной трехчастной формы византийских житий (вступление, биография святого, заключительная похвала). Автор преодолевает и форму и основные установки византийской агиографии, что и сам сознает, назвав свое произведение "Сказанием", а не "Житием". В "Сказании" нет того, что мы обычно находим в житиях - развернутого вступления, рассказа о детстве героя. В центре "Сказания" - агиографически стилизованные портреты Бориса и Глеба и полный напряженного драматизма рассказ об их трагической гибели. Едва ли не самая показательная особенность "Сказания" как литературного произведения - широкое развитие в нем внутреннего монолога. Своеобразием монологов произведений подобного жанра является то, что произносятся они действующими лицами как бы "немо", "в сердци", "в себе", "в уме своем", "в души своей". В "Сказании" имеем внутренний монолог, ничем не отличающийся от прямой речи, произносимой вслух. Автор "Сказания" не придавал большого значения исторической достоверности своего повествования. Здесь, как и во всяком агиографическом произведении, многое условно, историческая правда полностью подчинена морально-политическим и церковно-обрядовым задачам, которые поставлены автором в данном произведении. И, как отмечает Н. Н.Ильин, "Сказание" со стороны верности мало отличается от "настоящих житий". Борис и Глеб были первыми русскими святыми, следовательно, "первыми собственными представителями за нее (за Русь) перед Богом и первым залогом Божия к ней благоволения". Борис и Глеб были мучениками не совсем в собственном и строгом смысле этого слова, ибо, хотя они потерпели мученическую смерть, но это была смерть не за веру Христову, а по причинам политическим, не имеющим отношения к вере. Автору необходимо было признание Бориса и Глеба как святых русской церкви, поэтому он придерживается обязательного условия для причисления к лику святых - чудотворения и основную часть своего произведения посвящает описанию чудес, совершаемых мощами Бориса и Глеба. Как указывает Н. Н.Ильин, "Сказание" действительно не представляет собой строгое каноническое житие, составленное по византийским шаблонам. Оно было иного рода попыткой объединить и закрепить в литературной форме разрозненные и противоречивые обрывки устных преданий о гибели Бориса и Глеба, обстоятельства которой вуалировались религиозной дымкой, образовавшейся вокруг их вышегородских гробниц.

"Чтение о житии и погублении блаженную страстотерпца Бориса и Глеба", составленное автором "Жития Феодосия Печерского" Нестором, иноком Киево-Печерского монастыря, представляет собой житие по типу византийских агиографических произведений. Нестор взялся за описание в духе византийских монашеских и великомученических житий. Он начинает "Чтение" с молитвы и с признания "грубости и неразумия" своего сердца, о "худости" автора. Далее он говорит об искуплении Христом человеческого греха, приводится притча о рабах, затем уже следует повествование о Борисе и Глебе. И здесь, в отличие от "Сказания", мы знакомимся с подробностями биографии братьев, автор говорит о их любви к чтению, о том, что оба брата оделяли милостыней всех нуждающихся; о том, что юный Борис женился, лишь уступая воле отца; что Глеб находился при отце и по смерти его пытался скрыться от Святополка "в полуночные страны". То есть "Чтение" написано по строго установившимся агиографическим схемам. Влияние византийских агиографических шаблонов сказалось и на литературном языке "Чтения", в манере заменять конкретные собственные имена условными обозначениями и эпитетами. В иных случаях личные имена и географические названия исчезают вовсе: не встречаются названия рек Альта и Смядина, имена убийц и даже имя Георгия Угрина. В отличие от яркого, насыщенного и эмоционального стиля "Сказания", изложение Нестора бледно, отвлеченно, сухо, образы погибших схематичны и безжизненны, и поэтому, как указывает проф. С. А.Бугославский, "Чтение" Нестора, давшее агиографическое решение исторической темы, не смогло вытеснить более яркий исторический рассказ анонимного "Сказания". "Чтение" - настоящее житие, литературное произведение, о форме которого автор составил себе представление из чтения переводных житий. Но "Чтение" не было просто житием церковного типа. Это было произведение философско-исторического характера.

В конце XII века или немного позже, незадолго до крушения Киевского государства, было написано "Житие Леонтия Ростовского". Героем этого жития является миссионер, проникающий в глухие дебри, населенные еще не вышедшими из состояния дикости и "тьмы языческой" племенами. Слишком бедное фактами подвижнической деятельности героя, "Житие" это дает обедненный содержанием образ его, далеко уступающий, в смысле полноты и яркости изображения, героям Несторовых житий. Образ миссионера, осваивающего девственные земли, здесь едва намечен, не представлен четко. Он является бледным наброском того, чем станет он позднее, в житиях XIV-XV веков. С житием это произведение сближает наличие в его композиционном составе характерного для произведений житийного жанра обширного послесловия с рассказом о посмертных чудесах, творившихся вокруг гробницы героя, и с заключительным ему словословием.

В 20-ых годах XIII столетия появляются продолжатели той линии житийного жанра, начало которой было положено "Житием Феодосия Печерского". Иноки Киево-Печерского монастыря Симон и Поликарп пишут легенды о чудесах героев аскетического подвижничества, создавая основной корпус того сборника житийных сказаний, который получит позднее название "Киево-Печерского патерика". Создавая свой сборник, Симон и Поликарп придавали ему форму композиционно единого произведения - форму переписки, в ходе которой развертывалась вереница механически друг к другу примыкающих сказаний о чудесах, творившихся в Киево-Печерском монастыре. Выступающие в этих сказаниях персонажи являются представителями аскетического подвижничества. Это все "постники", как Евстратий и Пимен; "затворники" - Афанасий, Никита, Лаврентий, Иоан; мученики целомудрия - Иона, Моисей Угрин; "нестяжатели", раздавшие свое имущество, - черниговский князь Святоша, Еразм, Федор; "безмездный" врач Агапит. Все они получили дар чудотворения. Они пророчествуют, исцеляют больных, воскрешают мертвых, изгоняют бесов, порабощают их, заставляя выполнять заданную работу, кормят голодающих, превращая в хлеб лебеду и золу в соль. В посланиях Симона и Поликарпа мы имеем выражение жанра Патериков, как сборников житийного характера, которые, не будучи в строгом смысле слова житиями, повторяли в своих сказаниях мотивы и формы стиля, уже представленного "Житием Феодосия Печерского".

Но в XIII-XIV веках, когда Русь оказалась под ярмом завоевателей - иноверцев, этот тип религиозного подвижника был не так близок сердцу русского читателя, как тип христианского мученика, представленный в литературе дотатарского периода героями житийных произведений о Борисе и Глебе. В XIII веке житийный жанр обогатился произведением, герой которого не имеет предшественников в житийной литературе. Это "Житие и терпение Авраамия Смоленского", герой которого совершает подвиг преследуемого врагами угодника божия, представляющего еще незнакомый нам вид страстотерпчества. Герой проходит общий всем подвижникам жизненный путь, и поэтому в повествовании о нем автор пользуется общими местами житийного жанра. Рисуя образ Авраамия, автор особо подчеркивает его подвижническую преданность изучению и освоению литературы христианского просвещения, вытекающую из убеждения, что невежественный пастырь церкви подобен пастуху, не имеющему представления о том, где и как должно пасти стадо, и способному только сгубить его. Обращает на себя внимание его одаренность, способность истолковать смысл священных книг. У Авраамия есть сочувствующие и враги, как например, старшее духовенство. Они возглавляют травлю Авраамия, обвиняют его в ереси, обрушивают на него поток клеветнических измышлений, настраивают против него иерархов церкви, которые запрещают ему священнослужительскую деятельность, добиваются предания его светскому суду, чтобы окончательно его погубить. Авраамий выступает перед нами жертвой слепой злобы и клеветнических измышлений. Это совершенно новая в житийной литературе мотивировка страстотерпческой судьбы героя, свидетельствующая о том, что конфликт между героем "Жития" и его преследователями вызван условиями социальной действительности, существенно отличными от тех, в которых создавались жития киевского периода. Житийные герои этого периода выступали против "тьмы бесовской", противопоставляли идеалы христиански праведной жизни понятиям и навыкам языческого прошлого. В XIV веке не "тьма бесовская" противостояла носителю христианского просвещения, а тьма невежд, "взимающих сан священства", и это столкновение породило новый тип подвижника, представленный образом Авраамия Смоленского, гонимого клеветниками за "глубинное" изучение и "протолкование" христианской мудрости. Авраамий идет тяжким путем гонимого праведника, терпеливо добиваясь того, что праведность его становится общенародной. В этом заключается своеобразие и новизна литературного образа Авраамия. "Житие Авраамия" не столько эпический рассказ о жизни героя, сколько его апология, оправдание его личности от несправедливых обвинений, и это - совершенно новая форма жития.

Своеобразным этапом в развитии житийного жанра на Руси, является создание так называемых княжеских житий. Образцом таких житий является "Житие Александра Невского". Имя Александра Ярославича, победителя шведских феодалов на Неве и немецких "псов-рыцарей" на льду Чудского озера, пользовалось большой популярностью. Об одержанных им победах слагались повести и сказания, которые после смерти князя в 1263 году были переработаны в житие. Автор "Жития", как это установлено Д. С.Лихачевым, был жителем Галицко-Волынской Руси, переселившимся вместе с митрополитом Кириллом III во Владимир. Цель жития - прославить мужество и храбрость Александра, дать образ идеального воина-христианина, защитника Русской земли. В центре стоит повествование о битвах на реке Неве и на льду Чудского озера. Причины нападения шведов на Русскую землю объясняются весьма наивно: шведский король узнав о росте, мужестве Александра решил попленить "землю Александрову". С малой дружиной Александр вступает в борьбу с превосходящими силами врага. Подробно ведется описание сражения, большое место уделено подвигам Александра и его ратников. Битва на Чудском озере с немецкими рыцарями изображена в традиционной стилистической манере воинских повестей. В этой битве Александр проявил мастерство военного маневра, разгадав тактический замысел врага. Основное содержание "Жития" составляют эпизоды чисто светские, но элементы агиографического стиля использованы в нем весьма широко. В житийном стиле написано небольшое вступление, где автор говорит о себе, как о "худом, грешном, недостойном" человеке, однако он начинает свой труд об Александре, поскольку не только слышал о нем "от отец своих", но и лично знал князя. Подчеркивается происхождение героя от благочестивых родителей. При характеристике героя автор прибегает к библейским персонажам. В описания сражений вводятся религиозно-фантастические картины. В беседе с папскими послами Александр оперирует текстом "Священного писания" от Адама до седьмого Вселенского собора. В житийном стиле описана благочестивая кончина Александра. "Житие Александра Невского" становится образцом при создании позднейших княжеских жизнеописаний, в частности жития Дмитрия Донского.

В конце XIV - начале XV века в агиографической литературе возникает новый риторико-панегирический стиль, или, как его называет Д. С.Лихачев, "экспрессивно-эмоциональный". Риторический стиль появляется на Руси в связи с формированием идеологии централизованного государства и укреплением авторитета княжеской власти. Обоснование новых форм правления потребовало новой формы художественного выражения. В поисках этих форм русские книжники прежде всего обращаются к традициям киевской литературы, а также осваивают богатый опыт южнославянских литератур. Новый экспрессивно-эмоциональный стиль вырабатывается первоначально в житийной литературе. Житие становится "торжественным словом", пышным панегириком русским святым, являющим собою духовную красоту и силу своего народа. Изменяется композиционная структура жития: появляется небольшое риторическое вступление, центральная биографическая часть сокращается до минимума, самостоятельное композиционное значение приобретает плач по умершему святому и наконец похвала, которой отводится теперь главное место. Характерной особенностью нового стиля явилось пристальное внимание к различным психологическим состояниям человека. В произведениях начали появляться психологические мотивировки поступков героев, изображение известной диалектики чувств. Биография христианского подвижника рассматривается как история его внутреннего развития. Важным средством изображения душевных состояний, побуждений человека становятся его пространные и витиеватые речи-монологи. Описание чувств заслоняет собой изображение подробностей событий. Фактам из жизни не придавалось большого значения. В текст вводились пространные авторские риторические отступления, рассуждения морально-богословского характера. Форма изложения произведения была рассчитана на создание определенного настроения. С этой целью использовались оценочные эпитеты, метафорические сравнения, сопоставления с библейскими персонажами. Характерные особенности нового стиля ярко проявляются в "Слове о житии и преставлении Дмитрия Ивановича, царя русского" Этот торжественный панегирик победителю татар был создан, по-видимому, вскоре после его смерти (умер 19 мая 1389 года). "Слово о житии" преследовало прежде всего ясную политическую задачу: прославить московского князя, победителя Мамая, как властителя всей Русской земли, наследника Киевского государства, окружить власть князя ореолом святости и тем самым поднять его политический авторитет на недосягаемую высоту.

Большую роль в развитии риторическо-панегирического стиля в агиографической литературе конца XIV - начале XV века сыграл талантливый писатель Епифаний Премудрый. Его перу принадлежат два произведения: "Житие Стефана Пермского" и "Житие Сергия Радонежского". Литературная деятельность Епифания Премудрого способствовала утверждению в литературе нового агиографического стиля - "плетения словес". Этот стиль в известной мере обогащал литературный язык, содействовал дальнейшему развитию литературы, изображал психологическое состояние человека, динамику его чувств. Дальнейшему развитию риторическо-панегирического стиля способствовала литературная деятельность Пахомия Логофета. Перу Пахомия принадлежат жития Сергия Радонежского (переработка жития, написанного Епифанием), митрополита Алексия, Кирилла Белозерского, Варлаама Хутынского, архиепископа Иоанна и др. Пахомий был равнодушен к фактам, опускал многие подробности и стремился придать житию более пышную, торжественную и парадную форму, непомерно усиливая риторику, расширяя описание "чудес".

Во всех вышеуказанных произведениях, как и в древнерусской литературе вообще, человек, личность не занимали большого места. Личность обычно растворялась в калейдоскопе событий, которые автор старался передать с протокольной точностью, при этом он преследовал в первую очередь информационные цели. События складывались из поступков тех или иных людей. Эти поступки и были в центре внимания автора. Человек сам по себе, его внутренний мир, его образ мыслей редко становился объектом изображения, а если и становился, то только в том случае, когда это было необходимо для более полного и всестороннего изложения событий, при этом это делалось попутно, наряду с другими фактами и событиями. Центральной фигурой повествования человек становился только тогда, когда он нужен был автору для осуществления основной художественной задачи: т. е. необходимо было сделать человека носителем своего авторского идеала. И только в этом случае, в мире идеала, человек приобретал все характерные черты художественного образа. Но следует отметить, что строя свой образ, древнерусский писатель больше сочинял, изобретал, чем передавал действительность.

Говоря о древней литературе, О. Бальзак заметил, что писатели античности и средневековья "забыли" изобразить частную жизнь. Но дело, конечно, не в забывчивости, а в том, что сама по себе структура античного и феодального общества не дает почвы для частной жизни. "Всякая частная сфера, - гворил К. Маркс, - имеет здесь политический характер или является политической сферой".

Точно также и в древнерусской литературе частная жизнь не могла стать объектом изображения писателя. В качестве же основных персонажей выступают "представители стихий государственности: цари, герои, военачальники, правители, жрецы", причем и они прежде всего характеризовались с точки зрения их политического, официального бытия. Как отмечает Д. С.Лихачев, древнерусская литература в своей официальной и торжественной линии стремилась абстрагировать явления действительности. Древнерусские авторы старались извлекать из явлений "вечный" смысл, видеть во всем окружающем символы "вечных" истин, богоустановленного порядка. Писатель в обыденных явлениях видит вечный смысл, поэтому обыденное, материальное не интересует древнерусских писателей и они всегда стремятся к изображению величественного, пышного, значительного, что по их предствалению является идеальным. Это и является причиной того, что литература в древней Руси преимущественно строится на условных формах, эта литература медленно меняется и состоит преимущественно в комбинировании некоторых приемов, традиционных формул, мотивов, сюжетов, повторяющихся положений. Именно это видно при рассмотрении житийной литературы, написанной по определенной агиографической формуле. Иногда у того или иного автора можно видеть кой-какие отклонения от канона, но эти отклонения не существенны, не выходят за рамки "агиографической формулы".

Но, называя древнерусскую литературу "абстрагирующей, идеализирующей действительность и создающей композиции часто на идеальные темы" (Д. С.Лихачев), нельзя не отметить, что древнерусской литературе свойственны отклонения от канона и исключения в характере того или иного жанра. Эти отклонения и исключения можно заметить уже в литературе XVII века, хотя бы в том же жанре житийной литературы.

К XVII веку жития отступают от установившегося трафарета, стремятся к заполнению изложения реальными биографическими фактами. К числу таких житий относится "Житие Юлиании Лазаревской", Написанное в 20-30-ые годы XVII века ее сыном, муромским дворянином Калистратом Осорьиным. Это вернее повесть, а не житие, даже своего рода семейная хроника. Житие это, в отличие от всех предшествующих житий, написано светским автором, хорошо знающим подробности биографии героя. Произведение написано с любовью, без холодной, трафаретной риторики. В нем мы сталкиваемся с отражением быта и исторической эпохи, в которую жила Юлиания Лазаревская. Житие не лишено традиционных элементов, здесь мы встречаемся с бесом, который выступает в качестве активно действующей силы. Именно бес причиняет тяжелые бедствия семье Юлиании - убивает сыновей, преследует и пугает Юлианию, и отступает лишь после вмешательства святого Николы. Некоторую роль в произведении играют элементы чуда. Юлиания отказывается от соблазнов мирской жизни и выбирает путь аскета (отказывается от близости с мужем, усиливает пост, увеличивает пребывание в молитве и труде, спит на острых поленьях, кладет в сапоги ореховую скорлупу и острые черепки, после смерти мужа перестает ходить в баню). Всю свою жизнь она проводит в труде, вечно опекает крепостных, покровительствует своим подданным. Юлиания отказывается от обычных услуг, отличается деликатностью и душевной чуткостью. Самое существенное в этом образе, как образе жития, то, что она ведет благочестивую жизнь будучи в миру, а не в монастыре, живет в обстановке бытовых забот и житейских хлопот. Она жена, мать, госпожа. Ей не характерна традиционная биография святого. Через все житие проводится мысль, что возможно достичь спасения и даже святости, не затворяясь в монастыре, а благочестиво, в труде и самоотверженной любви к людям, живя жизнью мирянина.

Повесть - яркое свидетельство нарастания в обществе и литературе интереса к частной жизни человека, его поведению в быту. Эти реалистические элементы, проникая в жанр жития, разрушают его и способствуют постепенному его перерастанию в жанр светской биографической повести. "Святость" здесь выступает как утверждение доброты, кротости, самоотверженности реальной человеческой личности, живущей в мирских условиях. Автору удалось воплотить реальный человеческий характер своей эпохи. Он не стремится сделать его типическим, он добивался портретного сходства и цель эта им достигнута. "Сыновнее чувство" помогло автору преодолеть узость житийных традиций и создать правдивую в основе биографию матери, ее портрет, а не икону.

К художественным достоинствам относится и то, что героиня изображена в реальной бытовой обстановке помещичьей семьи XVII века, отражены взаимоотношения между членами семьи, некоторые правовые нормы эпохи. Процесс разрушения традиционной религиозной идеализации сказался в том, что автор соединил быт с церковным идеалом.

Повесть эта подготавливала литературное направление совершенно нового жанра - автобиографии, герой которой еще теснее связан с бытом и историческими обстоятельствами, а конфликт его с официальной церковью достигает небывалой остроты. Таким произведением является памятник второй половины XVII века - "Житие протопопа Аввакума, им самим написанное". Аввакум Петров (1621-1682) - сын простого деревенского священника, писатель, боровшийся с обрядовой стороной литературы, со всякого рода условностями, стремившегося воспроизвести действительность не в условных формах, а ближе к ней. Аввакум пытался найти реальные причины, движущие силы того или иного события. Творчество Аввакума, проникнутое элементами "реалистичности" (Д. С.Лихачев), имело прогрессивное значение, так как им была поколеблена незыблемость средневековой структуры литературы, расшатана условность литературы. Протопоп Аввакум, идеолог религиозно-общественного движения, которое вошло в историю под названием "раскола", родился в 1621 году в селе Григорове Нижегородского края. В середине века Аввакум становится видным деятелем церкви и со страстью отдается своему делу.

Русское государство и русское общество в XVII веке переживали бурный период своего развития. В начале века царское правительство под властью новой династии Романовых прилагало большие усилия к тому, чтобы преодолеть разруху и разброд в стране после долгих лет войн и внутренней борьбы. К середине века относится церковная реформа, подготовленная деятельностью "духовной братии", которая сложилась вокруг протопопа Стефана Венифатьева. В состав "братии" входил молодой и энергичный Аввакум. "Братия" ставила перед собой задачу проводить в жизнь законодательные мероприятия по укреплению церковного благочестия, своими реформами они желали установить строгие и единообразные церковные порядки, с непосредственным введением этих порядков в быт народа.

Перу Аввакума Петрова принадлежит свыше восьмидесяти сочинений, причем подавляющая часть их приходится на последние десятилетия его жизни, преимущественно на годы пустозерской ссылки. Именно здесь, в "пустозерском срубе" и началась плодотворная деятельность Аввакума. Письменное слово оказалось единственной возможностью продолжения борьбы, которой он отдал всю свою жизнь. Произведения Аввакума не были плодом досужих размышлений или созерцания жизни из "земляной" тюрьмы, а были страстным откликом на действительность, на события этой действительности.

Произведения Аввакума "Книга бесед", "Книга толкований", "Книга обличений", "Записки", его замечательные челобитные и прославленное "Житие" - та же проповедь, беседа, поучение, обличение, только уже не устные, а письменные, в которых он по-прежнему "кричит". Остановимся на центральном произведении - "Житии".

Во всех произведениях Аввакума чувствуется большой интерес к русскому быту, к действительности, в них чувствуется крепкая связь с жизнью. В "Житии" логика реальности, логика действительности сама как бы диктует писателю. Как и всякое древнее общественное религиозное движение, движение раскола также нуждалось в своих "святых". Борьба, страдания, "видения" и "пророчества" идеологов и вождей раскола становились достоянием сначала устной молвы, а затем и объектом литературного изображения. Общность идейных целей толкала отдельных писателей к взаимодействию. Произведения этого порядка отражали не только идеи ее создателей, но и их судьбы, насыщаясь при этом элементами живого биографического материала. А это, в свою очередь, дало возможность перехода к автобиографическому творчеству в собственном смысле этого слова. Необходимость автобиографического творчества возникла тогда, когда вожди движения начали подвергаться жестоким гонениям и казням, вокруг них создавались ореолы мучеников за веру. Именно в этот период отвлеченные представления о мучениках и подвижниках христианства ожили, наполнились злободневным общественным содержанием. Соответственно возродилась и житийная литература, но под пером Епифания, и в частности Аввакума, возродившись эта литература преобразилась и отступила от установленных раннее "агиографических формул". Возникновение автобиографии как литературного произведения сопровождалось в области идей и художественных форм резким столкновением новаторства и традиции. Это, с одной стороны, новые черты мировоззрения, выражавшиеся в осознании социального значения человеческой личности, личности, которая всегда выпадала из поля зрения древнерусских писателей; с другой - средневековые еще представления о человеке и традиционные формы агиографии.

"Житие" Аввакума, преследовавшее агитационные задачи, должно было отразить те обстоятельства жизни, которые были самыми важными и поучительными по его мнению. Именно так и поступали авторы древнерусских житий, которые описывали и раскрывали те эпизоды из жизни "святых", которые были самыми важными и поучительными, упуская из виду все остальное. Аввакум совершенно иначе ведет отбор материала для своего повествования, резко отличающийся от отбора материала в традиционных житиях. Центральное место отводит описанию борьбы с реформами Никона, сибирской ссылке и продолжению борьбы после этой ссылки. Очень подробно повествует о своей жизни в Москве, полной столкновений с врагами. Повествование в этой части ведется очень обстоятельно, а образ самого Аввакума достигает своего наивысшего развития. И наоборот, автобиографический материал иссякает, как только Аввакум оказывается в темнице. В отличие от агиографов, Аввакум все больше и больше объектов действительности охватывает в своем произведении. Поэтому подчас его автобиография перерастает в историю первых лет раскола. В житийной литературе, которая ставила перед собой задачу показать "святость" героя и могущество "небесных" сил, важное место занимают "чудеса" и "видения". Но они изображаются там большей частью внешнеописательно, как они представляются агиографу. Обнаруживается скорее результат "чуда", чем сам процесс его становления. Автобиографическое повествование создает очень благоприятные возможности для оживления традиционных "чудес". "Чудеса" и "видения" становятся одной из форм для изображения действительности. Здесь уже процесс образования "чуда" раскрывается как бы изнутри, так как автор выступает непосредственным очевидцем и участником "чуда" и "видения". В автобиографии автор достигает преодоления житийной абстракции и материализует "чудеса" и "видения". У Аввакума, всегда обращенного к самой действительности, "чудо" автобиографически раскрывается перед читателями как результат сознательной деятельности автора (встреча Аввакума с бесами происходит не во сне, как у Епифания, современника Аввакума, а в реальной действительности и борьба с ними, это не непосредственная борьба, а борьба с людьми, в которых "бес" сидит). Кроме того, Аввакум не навязывает своих "чудес" читателю, как делали агиографы, а, напротив, он отрицает свою причастность к ним. Говоря о новаторстве "Жития" Аввакума, об отступлении от "агиографических формул", следует отметить, что ярким новаторством Аввакума является изображение человека, особенно главного героя. Образ этой автобиографии можно считать первым законченным психологическим автопортретом в древней русской литературе. Аввакум показал этот образ во всей его противоречивости и героической цельности, в вечной связи с определенной средой. Аввакум никогда не одинок. Внимание автора сосредоточено на центральной фигуре, но этот образ не подавляет остальные персонажи "Жития" своим превосходством, как это присуще агиографической литературе. Образ центрального героя всегда окружен другими персонажами.

Тесная связь Аввакума с демократическими слоями населения, участвовавшими в движении раскольников, определило демократизм, новаторство и значение "Жития".

"Житие" Аввакума считают "лебединой песней" житийного жанра, а Гусев назвал это произведение "предтечей русского романа".

ЖАНР ЖИТИЯ - Древнерусская литература

Похожие статьи