Тобольская проза П. П. Ершова


Ершов Петр Павлович (1815-1869) - русский поэт, прозаик, драматург. Родился 22 февраля (6 марта) 1815 в д. Безруково Ишимского уезда Тобольской губернии. Из семьи мелкого чиновника. Детство прошло в разных городах, где служил отец: крепость св. Петра (ныне Петропавловск, Казахстан), Омск, Березов, Тобольск. По окончании детьми в 1830 Тобольской гимназии отец добился перевода в С.-Петербург, куда и переехал с семьей. В 1831-1834 Ершов учился на философско-юридическом факультете С.-Петербургского университета.

В 1834-1836 Ершов довольно активно участвует в литературной жизни столицы, входит в кружок В. Г. Бенедиктова, публикует лирические стихотворения, отмеченные влиянием последнего (Молодой орел, Желание и др.). Всего за этот период в печати (в основном в "Библиотеке для чтения") появилось 10 стихотворений Ершова. Среди них баллада Сибирский казак (1835) - оригинальная интерпретация сюжета Леноры Г. А. Бюргера (первым русским подражанием ей была Людмила В. А. Жуковского). В те же годы Ершов опубликовал драматическую сцену Фома-кузнец (1835) и пьесу Суворов и станционный смотритель (1836).

Летом 1836 Ершов с матерью (отец и брат скончались в 1833 и 1834) возвращается в Тобольск, питая надежды на широкую просветительскую деятельность в Сибири (изучение жизни местных народностей, издание журнала и др.). Эти планы, сложившиеся под влиянием университетского товарища К. И. Тимковского (впоследствии осужден по делу петрашевцев), нашли выражение в стихотворениях Тимковскому (На отъезд его в Америку) (1835, опубл. 1872) и Послание к другу (1836), но осуществиться им было не суждено. Ершов поступает учителем в тобольскую гимназию, где в разных должностях прослужил до отставки в 1862 (с 1844 инспектор, с 1857 директор гимназии и дирекции народных училищ губернии). (В числе его учеников был Д. И. Менделеев). В 1844 выслал на рассмотрение Министерства просвещения Курс российской словесности, рассчитывая на его публикацию (отвергнут в 1847 на том основании, что "не вполне отвечает понятиям воспитанников"). В истории русской литературы Петр Павлович вошел как автор одной книги - народной сказки "Конек-Горбунок" (1834), на его могильном камне в Тобольске и теперь можно прочитать: "Автор народной сказки "Конек-Горбунок" П. П. Ершов.

Произведения Петра Павловича созданные в 30-50-е г. г., связаны с родной его сердцу Сибири. Как истинный сибиряк он всей душой был привязан к своему родному краю. В одном из своих писем 1844 г. Университетскому другу А. К. Ярославцеву Петр Павлович писал: "Как не скучна моя родина, а привязан к ней, как настоящий швейцарец". В октябре 1850 г. Ершов написал профессору П. А. Плетневу, другу А. С. Пушкина, что "холод Сибири не угасил еще пламени", который учитель зажег в нем четырнадцать лет назад в Петербурге, и что он работает над новой книгой в Сибири. Вернувшись после окончания университета из Петербурга в Тобольск Ершов в течении многих лет был одержим мыслью о создании "русской эпопеи" или "сибирского романа", о чем он писал в одном из писем Плетневу П. А. в 1851 г.

Своеобразным подступом к созданию сибирского романа и явилась книга "Сибирские вечера", написанная Петром Павловичем на одном дыхании в конце 1850 г. Она была прочитана автором в доме ссыльного декабриста М. А. Фонвизина и получила положительную оценку. Получив похвальный отзыв на свое новое творение от образованнейших людей той эпохи, оказавшихся в Сибири не по своей воле, Ершов послал рукопись книги П. А. Плетневу и А. К. Ярославцеву, служившему тогда секретарем цензурного комитета в Петербурге. Оба отозвались с похвалой о его новом произведении. Окрыленный успехом автор 6 августа 1852 г. написал Ярославцеву в Петербург "Душевно благодарю тебя за ласковый отзыв об "Осенних вечерах" и за дружеский вызов устроить их печатную судьбу. Отдаю их тебе в полное распоряжение. Печатай их - как тебе угодно".

Однако продвижение "Осенних вечеров" в печать застопорилось, книгопродавец П. Крашенинников, взявшийся было за издание книги, представил ее в цензуру и после этого "раздумал" ее печатать. В 1852 А. Ярославцев написал Ершову в Тобольск по поводу двух лучших рассказов книги: "...рассказы твоего татарина о его дедушки насмешил меня досыта,... но если б я дал кому-нибудь прочитать твои повести, то эти рассказы непременно бы вырезал". Так служивший в цензурном комитете Ярославцев дал понять Ершову, что цензура может не пропустить его книгу в печать. Однако Ершов не смирился и продолжал настаивать на полной публикации всего цикла. Переписка по поводу издания "Осенних вечеров" между Петербургом и Тобольском затянулась на несколько лет.

И только в 1856 г. после смерти Николая I общественно-политическая обстановка в стране изменилась, когда были возвращены из сибирского заточения декабристы, когда на арену политической борьбы вышли революционеры - разночинцы и зазвучали громкие голоса об освобождении крестьян от крепостной зависимости, А. Ярославцев, наконец, сообщил Ершову о том, что издатель А. Плюшар согласился напечатать его книгу в своем журнале "Живописный сборник". Обрадованный Ершов на это долгожданное событие ответил своему другу стихами.

Ну, спасибо, брат Андрюша!

Взвеселил мою ты душу.

И на радости такой,

Вот поклон тебе большой.

"Осенние вечера" печатались в "Живописном сборнике" в течении всего 1857 г. частями, но так и не вышли отдельной книгой, как о том мечтал автор, ни при жизни Ершова, ни после его смерти. По просьбе Ершова повести в журнале печатались без имени автора, под вензелем: "Соч. П. Е.".

Книга "Осенние вечера", первоначально называлась автором "Сибирские вечера", стала последним крупным произведением Ершова, в котором отчасти осуществилось его давнее желание "представить Сибирь в живой картине местности и народности". Можно почти с полной уверенность сказать, что будь "Осенние вечера" напечатаны сразу же после своего создания, а не спустя семь лет после того, Ершов мог бы время потраченное на многолетнюю борьбу за продвижение этой книги, использовать для новой творческой работы по осуществлению своего замысла написать эпопею, посвященную Сибири.

Так или иначе, но книга Ершова надолго затерялась в старом периодическом издании середины прошлого столетия. Она прошла почти незамеченной тогда, когда была напечатана, и до сих пор остается наименее известным для широкого читателя произведением Ершова. В центральные издания сочинений Ершова "Осенние вечера" не включались и отдельной книгой не вышли до сих пор.

Кок и в Петербургский период творчества, когда создавался прославивший Ершова "Конек-Горбунок", писатель и 50-е годы в Тобольске продолжал оставаться приверженцем эпохи Пушкина, а не гоголевского направления, утвердившегося тогда в русской литературе. И когда Плетнев познакомившись с тремя первыми повестями по более аналитическое, чем преимущественно теперь все восхищаются", его бывший студент, отстаивал право на свой собственный подчерк в художественном творчестве, ответил бывшему учителю "Я не враг анализа, но не люблю анатомии... подробный анализ впадает в школьную манеру и старается учить читателя там, где бы следовало заботиться об одном эстетическом удовольствии". "Для меня, - писал он далее - одна глава "Капитанской дочки" дороже всех новейших повестей так называемой натуральной, или лучше школы мелочей".

Ершов в "Осенних вечерах" ведет повествование от имени пятерых рассказчиков. В первом из них, в доме которого все рассказчики собираются, отставном полковнике Безруковском - проглядываются некоторые черты и склонности самого автора, не случайно наделившего рассказчика этой фамилией, ведь писатель родился в деревне Безруково и в свои студенческие годы в шутку называл себя Ершов - Безруковский. Образ второго рассказчика, "немца по предкам, но русского по вере и воспитанию", которого в узком дружественном кругу называют "фон" или "немец", навеян авторскими воспоминаниями о В. И. Дале, с которым в молодости Ершов встречался в Петербурге. Именно его имеет в виду автор, когда устами татарина Таз - баши говорит читателю об одном обрусевшем питерском немце: "Вот в Питере есть один Немец, который до того привязался к православному народу, что, кажется готов за одну русскую побасенку отдать всех своих нибелугов. Ну, да и мастер, злодей, писать по русскому. Поговорки, присловья, пословицы, - вот так и сыплет бисером. А порой ввернет такое словечко, что ни в старом, ни в новом словаре со свечкой не сыщешь". Вероятно имеют свои прототипы и образы остальных рассказчиков: Лесника, Академика и Таз - баши - "питомца Руси и Татарии, с приметно угловатыми чертами лица, с узкими глазами, полными веселости и лукавства". В Тобольске, где прошла почти вся жизнь Ершова, он общался с представителями татарского населения города, среди которых были, например, такие страстные пропагандисты татарского языка среди русского населения города, как учитель Сейфулин.

Избранный писателем художественный прием ведения повествования от лица нескольких рассказчиков ко многому его обязывал. Необходимо было наметить и сохранить жизненную достоверность образа каждого рассказчика с его индивидуальностью, особым психологическим складом, своеобразием мышления и речи, национальными особенностями характера, склонностью той или иной тематике рассказов.

И Ершов с этой задачей успешно справился. Это отметили еще его современники. Так, Плетнев, прочитав первые повести книги, отметил, что "...в них главное то, что ни одна из трех повестей не повторяет ни колорита, ни идеи, ни плана другой". И далее он писал: "Они все три написаны как бы тремя разными сочинителями, что всего реже бывает у самых опытных авторов". Об этой же особенности рассказов цикла писал тогда автору и А. Ярославцев: "...в них Ершов с желанием добра ближнему, с его нравственностью, всегда неразрывной с христианством, с фантазией и речью русского, где повествует русский, немца, где рассказывает немец, и татарина, где говорит татарин".

Книге прозы "Осенние вечера" было суждено стать последним значительным произведением Ершова, завершившим его тобольский период его творческой деятельности.

"Осенние вечера" представляют собой цикл из семи небольших повестей и рассказов и предисловия к ним. Местом действия в большинстве из них является родной город автора, а также его живописные окрестности. В Тобольске живут пятеро рассказчиков, от лица которых ведется повествование. В город Т. Спешит по семейным делам брата молодой офицер Безруковский в повести "Страшный лес". В Тобольске живет молодой купец Иван Жемчужин - герой повести "Дедушкин колпак", отсюда он направляется по своим торговым делам в Березов, Обдорск и Ирбит. В окрестностях Тобольска блуждают, гоняясь за медведем - шатуном в пасхальную ночь юноши - братья из повести "Чудный храм". У Подчувашской пристани Тобольска молодой герой повести "Панин бугор" Александр Сталин впервые видит дядю свой любимой девушки, с Паниного бугра смотрит он на окна маленького деревянного домика, в котором живет его возлюбленная Оленька Тихова.

К этому рассказу автор дает особое примечание для читателей, не бывавших в Сибири. "Панин бугор - есть возвышение, окружающее город Тобольск с восточной стороны.

На севере находится другое возвышение, известное под именем береговой горы, на которой расположена другая часть города". На той же сибирской земле, но только в XVI развертывается действие в двух рассказах татарина Таз - баши, повествующего о своем дедушке Сафаре Мамитеве, муфтии хана Кучума. Не прикреплено к определенному месту лишь действие сказки "Об Иване трапезнике и о том, кто третью булку съел", которую рассказывает Немец.

Все рассказы, входящие в книгу "Осенние вечера" представляют интерес и для современного читателя, особенно для читателя - сибиряка. Вместе с тем, по своему идейно-художественному уровню они не равноценны. Ершов был человеком глубоко религиозным, и это особенно отчетливо проявляется в повестях "Страшный лес" и "Чудный храм", сюжет последней из которых построен на христианской легенде о чудесном возрождении в святую пасхальную ночь для заблудших в лесу путниках сгоревшей в старину церкви, чтобы порадовать их благолепием церковной праздничной службы, а потом вновь обратиться в пепелище.

Самыми интересными и художественно значимыми произведениями Ершова являются те, в которых писатель обращается к фольклорным источникам. В этом плане особого внимания заслуживает сказка обрусевшего немца "Об Иване трапезнике и о том, кто третью булку съел", действие которой происходит в древней Руси еще до принятия христианства, хотя для ее создания Ершов, по-видимому, использовал одну из легенд, собранных в свое время А. Н. Афанасьевым - "Поп - завидущие глаза". Только в легенде, записанной Афанасьевым, действует православный поп, который церковными ключами ударяет святого Николу - угодника на иконе и уходит куда глаза глядят с каким - то старичком, оказавшимся в конце концов ни кем иным, как самим Николаем - угодником.

У Ершова героем является служитель капища Даждь - бога Иван, взбунтовавшийся против своего голодного существования. Он бросает в деревянную голову кумира ключи и отправляется в неведомый путь со старичком, который накормил голодного Ивана булкой, помог ему разбогатеть, а в конце пути превратился в прекрасного юношу Даждь - бога.

По своему обработав известный в русском фольклоре сюжет, Ершов сумел создать произведение своеобразное, сохранив в нем колорит русской народной сказки. Ершов мастерски использует прием троичности: в котомке у старика лежат три булки, герои исполняют три задания: исцеляют невесту одного князя, возвращают к жизни сына другого князя и помогают третьему князю достать его перстень со дна реки. Народен язык сказки, Ершова с традиционными для русской сказки речениями: "жил-был", "путем-дорогою", "житье-бытье" и др.

Повесть "Дедушкин колпак" по жанру не является сказкой, никаких чудес в ней не происходит, но художественными средствами характерными для русской народной сказки, Ершов пользуется и здесь. Так, ее начало напоминает традиционный сказочный зачин: "В некотором царстве, в некотором государстве, в Сибирском королевстве жил-был когда-то один купецкий сын по имени Иван Жемчужный. Были у него батюшка и матушка, как и у других купецких сыновей, да то ли Бог веку не дал, то ли им жизнь скучна показалась, только один за другим померли, но как на белом свете не без добрых людей, то нашлись такие благодетели, которые круглого сироту призрели, вспоили - вскормили и грамоте выучили. И вышел мой Иваша молодец - молодцом и румяным лицом и кудрявым словцом". Ершов мастерски пользуется изобретательно-выразительными средствами народной речи. Его молодой герой Иван Жемчужный - "малый хоть куда", "мастер и поплясать, мастер и дело сделать", а певучий голосок юной героини повести - Аннушки, "что твой соловушко".

Ершов очень точно выдерживает стилистическую манеру того или иного своего рассказчика и вместе с тем везде остается самим собой, писателем Ершовым, сильнейшей стороной таланта которого является прекрасное знание фольклора и умение использовать его традиции в своем творчестве. В каждой повести, как в капле воды, отражаются склонности, склад характера того или иного рассказчика. Так в повести "Страшный лес", рассказанной полковником Безруковским, отражается склад личности человека зрелого, высоко нравственного, "не чуждого современной образованности, христианина делом и мыслию, философа в жизни и поэта в мечтах, еще не покинувших седеющую его голову, наиболее близкого личности самого автора книги. В рассказе "Дедушкин колпак", который ведется от лица друга хозяина дома, тоже "питомца Марса, уже оставившего знамена своего предводителя", Николая Алексеевича, Академика, как чаще зовут его друзья, ощущается приданная ему автором "положительность суждений, иногда отмеченных легкой иронией". В рассказе "Чудный храм", который ведется от имени Лесника, проглядывает ум, мечтательность рассказчика и главная его страсть - "жить вдали от города, на лоне природы". В сказочном повествовании обрусевшего немца "Об Иване - трапезнике и о том, кто третью булку съел" ощущается всепоглощающая любовь рассказчика к русскому фольклору, а также его способность "подмечать слабую сторону жизни небольшие пятна, которых не чуждо ни одно творение рук человеческих".

Но особенно ярко проявляется "неудержимая живость" и "характер резвого мальчишки - шалуна, несмотря на тридцать годов и эполеты без звездочек", с его неподражаемым национальным колоритом, и двух рассказах татарина Таз - баши о его дедушке. И образ Таз - баши, и оба его рассказа, которые автор "Осенних вечеров" в течении семи лет стойко проводил в печать все препоны цензуры, являются высшим художественным достижением тобольской прозы Ершова. Именно рассказы Таз - баши придают всей книге Ершова особый сибирский колорит и достоверность.

Тоболяк Ершов не случайно вводит в "Осенние вечера" образ рассказчика - татарина. В Тобольске, значительную часть населения которого на ряду с русскими составляют сибирские татары, сложились свои давние русско-татарские культурные связи. Интерес к истории, языку, культуре, фольклору сибирских татар был характерен для многих представителей прогрессивной части русской интеллигенции XVIII-XIX вв., проживавшей в Тобольске. О сибирских татарах пишет в своих работах "Историческое обозрение Сибири" и "Прогулки вокруг Тобольска в 1831 году" сибирский историк П. А. Словцов, старший современник Ершова. Татарские легенды о Ермаке собирал художник и писатель М. С. Знаменский, младший современник автора "Осенних вечеров". П. П. Ершов, ранее уже обращавшийся к историческому прошлому в своей поэме "Сузге" и балладе "Смерть Ермака", в "Осенних вечерах изображает двор хана Кучума незадолго до прихода дружины Ермака в Сибирь. Рассказывает об этих далеких временах рассказчик - татарин Таз - баши, образ которого был особенно дорог автору. Ершову удалось создать яркий образ своего современника, веселого, общительного, неплохо образованного, имеющего представление об античной и русской литературе своего времени, но отстаивающего право своей национальной культуры на самобытность. "У нас, татар, заявляет он, своя грация, право, как взглянешь на нее - толстушку - смугляночку, когда она идет свободной поступью, посмеиваясь весело и побрякивая серебряными своими запястьями, так невольно глаза подернуться некой влагой, а на сердце падет манна амброзии".

Главным героем Таз - баши является его дедушка Сафар Маметев, муфтий хана Кучума. Оба рассказа о нем отличаются не только своей народностью и национальной самобытностью но имеют и глубокую социально-политическую заостренность, которую подметил А. Ярославцев.

Первый рассказ Таз - баши "О том, каким образом дедушка мой, бывший у царя Кучума первым муфтием, пожалован в такой знатный чин" по остроте социального обличения сильных мира сего и блеску сатирического мастерства автора достоин быть поставлен в один ряд с такими произведениями русской сатиры, как "Похвальная речь в память моему дедушке, говоренная его другом в присутствии его приятелей за чащею пунша" И. А. Крылова, традиции которого Ершов не только взял на вооружение, но и развил их далее, создав произведение не подражательное, а глубоко самобытное, идейно и художественно значительное.

Подобно Крылову, Ершов использует в этом рассказе великолепный сатирический прием - скрывает за внешней похвалой глубокое разоблачение своего сатирического героя и той среды, в которой он обитает.

Главный герой рассказа Таз - баши Сафар Маметев - сын кухмейстера Кучума и штопальщицы ханского белья. В детстве он затыкал себе уши, когда с ним заговаривали об учебе, пока мать не догадалась сказать ему: "Учись, Сафарчик! Выучишся грамоте - муфтием будешь!" и тогда в душе тупого и ленивого мальчишки загорелось честолюбивое желание стать муфтием, т. е., "держать всех в руках, кушать когда захочется, спать когда вздумается". Путь его к достижению этой должности был тернист и труден, шел он в школе через "страдания ушей, рук, ног и прочего". Потом он был назначен у Кучума на посылки и при дворе получил свое "высшее" образование, т. е.,, изучил характер хана, роли его придворных, постиг главное искусство царедворца: "видя не видеть и слыша не понимать, видеть не смотря и слышать не слушая".

И вот после смерти старого первого муфтия слуга на посылках, одержимый честолюбивым стремлением занять освободившуюся должность, отправляется прямо к царю Кучуму в опочивальню и просит Кучума назначить его на эту должность. Изумленный дерзостью Сафара хан проводит его через все промежуточные степени чиноначалия от слуги на посылках до первого муфтия весьма своеобразным способом - ударом ноги в причинное место - приговаривая при каждом разе: "Вот тебе казначей! Вот тебе кравчий! Вот тебе постельничий!".

Однако вытолканный в зад из опочивальни царя Сафар вновь возвращается туда, принимает "положение, самое удобное для производства в знатный чин" и просит Кучума тем же способом произвести его в чин муфтия, что, наконец, хан и делает с таким великолепием, что "дедушка долго не мог привстать под бременем нового чина".

Рассказав историю о том, каким образом дедушка Таз - баши получил свой знатный чин при дворе Кучума, Ершов во всей неприглядности изобразил придворные нравы царедворцев, саму систему чинопроизводства при дворе самодержца, носящую случайный и унизительный характер, заклеймил вообще всякую человеческую бездарность, рвущуюся к власти, не чтобы служить отечеству, а сладко есть, мягко спать, а главное, властвовать над людьми, не имея на то никакого морального права. Не случайно секретарь цензурного комитета Ярославцев предложил вырезать рассказы Таз - баши из его книги, не случайно он в течении нескольких лет не мог решиться помочь Ершову в деле ее опубликования, хотя и был его другом. По силе своего сатирического обличия придворных нравов повесть о производстве Сафара Маметева в чин муфтия примыкает к таким произведениям русской антисамодержавной сатиры, как "Триумф" ("Подщипа") И. А. Крылова, "Сказка о золотом петушке" А. С. Пушкина, "Конек-Горбунок" самого же Ершова. Прежде чем приступить к своему первому рассказу о дедушке Сафаре, Таз - баши предупреждает своих слушателей, что это будет еще не повесть, а только предисловие к тем повестям, которые он намеривается рассказать им в дальнейшем. И второй рассказ Таз - баши о дедушке, завершающий книгу "Осенние вечера" в ее журнальной публикации в 1857 г., называется автором уже не рассказом, а "Повестью том, каким образом мой дедушка, бывший при царе Кучуме первым муфтием, вкусил романеи, и как три купца ходили по городу". Второй рассказ Таз - баши значительно больше первого. Действия в нем происходят спустя пять лет после описанных в первом рассказе событий.

К муфтию царя Кучума приходят "из-за рифейского камня от Московитских стран" три русских купца и просят разрешить им в Искере, столице татар, обменять привезенные товары на мягкую рухлядь. За богатые дары, в число которых входит и фляга с неведомой татарами романией, купцы получают на три дня разрешение торговать в Искере. Выпитая дедушкой романея приводит его в состояние благодушия, и он не откликается на предостережение хана о том, что "у гяуров хитрости больше, чем волос на их головах". поэт драматург писатель

Но вот пьяному муфтию снится вещий сон, будто бы русские купцы сбрасывают с себя длиннополые кафтаны и превращаются в воинов с неслыханным оружием в руках, мечущим гром и молнию. Дедушка пытается бежать и видит хана Кучума с саблей в руках. Ему снится, как показалось множество людей в кафтанах и остроконечных шапках, а перед ними возник осанистый витязь в блестящей кольчуге.

- Горе мне! Горе Сибири! - завопил Кучум, убегая от витязя.

Прием вещего сна, к которому неоднократно прибегает в своем творчестве и великий учитель Ершова Пушкин (вспомним вещий сон Григория в "Борисе Годунове", Татьяны - в "Евгении Онегине", Гринева - в "Капитанской дочке" и т. д.), помогает Ершову как бы заглянуть в ближайщеебудующее, во время после описанных в повести событий и напомнить о победе Ермака над Кучумом.

Повесть Таз - баши заканчивается тем, что, протрезвев после трехдневного вкушения романеи, муфтий отдает приказание привести купцов к себе, но те бесследно исчезают. Так Ершов намекает на то, что купцы были лазутчиками Ермака.

Вторая повесть о дедушке Сафаре интересна тем, что она написана на основе одной из многочисленных татарских легенд о приходе Ермака в Сибирь. Все эти легенды сходятся в одном: в них идет речь о русских лазутчиках, которые проявляются в стане татар незадолго до прихода в Сибирь дружины Ермака. Так в татарской легенде, записанной в прошлом веке М. С. Знаменнским от старика - татарина в Саусканских Юртах близ Тобольска, в качестве русского разведчика выступает сам Ермак, который под видом кузнеца некоторое время живет у татар перед своим приходом в Сибирь с дружиной. У Ершова же в повести Таз - баши о дедушке русскими лазутчиками, появившимися в Искере незадолго до прихода Ермака в Сибирь, оказываются три русских купца: Иван Буренин, Сидор Дуренин и Кузьма Беремин - чьи прибауточно-скоморошьи имена дают возможность читателю понять, что торговля - это только личина, под которой легче проникнуть в стан противника и перехитрить его.

Влияние фольклора в этой повести не исчерпывается одним обращением к историческим легендам сибирских татар о Ермаке. Ершов в рассказах Таз - баши использует и изобразительно - выразительные средства русского устного народного творчества. Это пословицы и поговорки: "Дитя не плачет, мать не разумеет", "Бочка меду да ложка дегтю", это интерес автора к народно-скоморошьей прибауточной манере речи, проявляющейся в комическом подборе рифмующихся между собой имен трех русских купцов, это использование традиционного для русского фольклора троекратного повтора: три купца три дня ходят по городу, три раза напивается муфтий романеи и т. д.

Судя по словам Таз - баши, предваряющим его первый рассказ, Ершов предполагал создать не два, а несколько рассказов от лица этого рассказчика, но затянувшееся на несколько лет дело издания "Осенних вечеров" и настороженное отношение цензуры в лице А. Ярославцева именно к рассказам Таз - баши не могло не охладить творческий пыл писателя. Однако год спустя после публикации книги в "Живописном сборники" Ершов снова вспомнил о своем рассказчике Таз - баши. В 1858 г. в Петербурге было издано несколько "Сборников литературных статей, посвященных русским писателям памяти покойного книгопродавца - издателя А. Ф. Смирдина". В одном из них была напечатана небольшая пьеса, жанр которой автор назвал просто "сцены", - "Кузнец Базим, или изворотливость бедняка".

Пьеса интересна своим восточным колоритом. Но самое интересное заключается в том, что сочинителем этих "сцен" назван Таз - баши. На сей раз Ершов скромно укрылся под маской созданного им в "Осенних вечерах" рассказчика - татарина, зло и остроумно поведавшего когда - то две истории о своем дедушке Сафаре Маметеве, первом муфтии царя Кучума. Так П. П. Ершов еще раз напомнил читателям о своей книге "Осенние вечера" и рассказчике - татарине из Тобольска, поведавшем друзьям две истории о временах Сибирского царя Кучума.

Умер П. П. Ершов 18 (30) августа 1869 г. в Тобольске.

Похожие статьи




Тобольская проза П. П. Ершова

Предыдущая | Следующая