Демократия - Противоречия демократии и тоталитаризма

Когда античные мыслители, в особенности такие "столпы" как Платон и Аристотель, отвечали на этот вопрос, они имели в виду прежде всего демократию, как форму правления. Они различали формы правления в зависимости от того, правит ли один, немногие или весь народ и устанавливали три основных состояния: монархию, аристократию и демократию. Однако и Платон, и Аристотель каждую форму правления связывали с известной формой общественной жизни, с некоторыми более глубокими условиями общественного развития. Оба они имели определенный эмпирический материал по вопросу развития и смены политических форм, и оба видели, что если есть в государстве какая-то внутренняя сила, на которой оно держится, несмотря ни на какие бедствия, то формы его меняются. Каждая из этих форм может быть хуже или лучше в зависимости от того, следуют ли они по пути закона или отступают от него, имеют ли они в виду общее благо или собственные интересы правителей. Но все эти формы подвижны и изменчивы. Ни одна из них не является "конечной" и идеально прочной. Это утверждение относилось в том числе и к демократии. В изображении Платона эта изменчивость демократии превращается в порочный круг: с одной стороны это лучшее из правлений, все становятся свободными, каждый получает возможность устраивать свою жизнь по своему желанию, однако с другой стороны, якобы, вследствие "отсутствия в жизни людей твердого плана и порядка" все здесь приходит в расстройство. Изменчивость и подвижность демократии отмечает и Аристотель. Наиболее прочным он считает демократический строй у народов, живущих простой, близкой к природе жизнью. Другие виды демократии кажутся ему подверженными изменениям, причем наихудшим видом он считает тот, в котором под видом господства народа правит кучка демагогов, в котором нет твердых законов, а есть постоянно меняющиеся предписания, в котором судебная система превращается в издевательство над правосудием.

Европейский гуманизм внес значительные "осложнения" в "простоту" греческих определений. Древний мир знал только непосредственную демократию, к которой народ (рабы, разумеется, за народ не считались) сам правит государством через общее народное собрание. Понятие демократии совпало здесь с понятием демократической формы правления, с понятием непосредственного "народоправства". Хотя Руссо также воспроизводил это греческое словоупотребление, однако именно он создал теоретическое обоснование более широкому пониманию демократии, которое утвердилось в наше время. Он допускал, что с верховенством народа могут быть совместимы различные формы государственной власти - и демократическая, и аристократическая, и монархическая. Тем самым он открыл путь для нового понимания демократии как формы государства, в котором верховная власть принадлежит народу, а формы правления могут быть разные.

Позднее понятие демократии было распространено на все формы государства, в котором народу принадлежит верховенство в установлении власти и контроль над нею. При этом допускалось, что свою верховную власть народ может проявлять как непосредственно, так и через представителей. В соответствии с этим демократия определяется прежде всего как форма государства, в которой верховенство принадлежит общей воле народа. Это есть самоуправление народа, без его различия на "черных и белых", "пролетариев и буржуазию", т. е. всей массы народа в совокупности. Следовательно, демократической идее одинаково противоречит всякое классовое господство, всякое искусственное возвышение одного человека над другим, какими бы людьми они ни были. Таким образом, классовая демократическая теория, воспринятая большевиками, являлась противоречием самой себе.

На основании этих определений монархическая Великобритания считается в том числе современной теорией не менее демократичной, нежели республиканская Франция. Равным образом и ряд других монархических стран, как Швеция, Норвегия, Дания, Нидерланды считаются несравненно более демократическими, чем провозглашенные таковыми многие государства Африки или Латинской Америки.

В этом смысле современная политическая мысль пришла к гораздо более сложному представлению о демократии, чем-то, которое встречается в античности. Но в другом отношении она не только подтвердила, но и закрепила греческое понимание существа демократии. Выдвинув в качестве общего идеала государственного развития идеал правового государства, мы зачастую рассматриваем демократию как одну из форм правового государства. А так как с идеей правового государства неразрывно связано представление не только об основах власти, но и о правах граждан, правах свободы, то древнее определение демократии как формы свободной жизни здесь органически связывается с самим существом демократии, как формы правового государства.

С этой точки зрения демократия означает возможно полную свободу личности, свободу ее исканий, свободу состязания мнений и систем. Если Платон существо демократии усматривал в том, что каждый человек получает здесь возможность жить, в соответствии со своими желаниями, то это определение как нельзя лучше подходит к современному пониманию демократии. И сейчас идее демократии соответствует возможно полное и свободное проявление человеческой индивидуальности, открытость для любых направлений и проявлений творчества и т. п. И хотя практически демократия представляет собой управление большинства, но, как метко сказал Рузвельт, "лучшим свидетельством любви к свободе является то положение, в которое ставится меньшинство. Каждый человек должен иметь одинаковую с другими возможность проявить свою сущность".

Кельзен нашел для этой системы отношений удачное определение, назвав ее системой политического релятивизма. Это значит, что если система политического абсолютизма представляет собой неограниченное господство какого-либо одного политического порядка, одной совокупности верований, воззрений с принципиальным отрицанием и запрещением всех прочих, то система политического релятивизма не знает в общественной жизни никакого абсолютного порядка, верований, воззрений. Все политические мнения и направления для нее относительны, каждое имеет право на внимание и уважение. Именно релятивизм есть то мировоззрение, которое предполагается демократической идеей. Поэтому она и открывает для каждого убеждения возможность проявлять себя и в свободном состязании с другими убеждениями утверждать свое значение. Демократическая идея требует свободы для всех без каких бы то ни было изъятий и лишь с ограничениями, вытекающими из условий общения.

Многие ученые называют демократию свободным правлением (free government).Это еще раз показывает, в какой мере понятие свободы неразрывно сочетается с представлением о демократической форме государства и, казалось бы, исчерпывает его.

Однако, не упомянув о свойственном демократии стремлении к равенству, мы могли бы упустить из виду один из наиболее важных признаков демократической идеи. Де Токвиль отмечал, что демократия более стремится к равенству, чем к свободе: "люди хотят равенства в свободе, и, если не могут ее получить, они хотят его также и в рабстве".

С точки зрения моральной и политической между равенством и свободой существует наибольшее соотношение. Мы требуем для человека свободы в первую очередь для полного и беспрепятственного проявления его личности, а так как последняя является неотъемлемым "атрибутом" каждого человека, то мы требуем в отношении ко всем людям равенства. Демократия ставит своей целью обеспечить не только свободу, но и равенство. В этом стремлении к всеобщему равенству демократическая идея проявляется не меньше, чем в стремлении к всеобщему освобождению. Тезис Руссо о всеобщей воле народа как основы государства в демократической теории неразрывно связывается с началами равенства и свободы и никак не может быть от них отделен. Участие всего народа, всей совокупности его дееспособных элементов, в образовании "всеобщей воли" вытекает как из идеи равенства, так и из идеи свободы.

Противоречия демократии и тоталитаризма

В начале 20-го века оказалась поставленной под сомнение одна из истин Нового времени, состоявшая в убежденности в ценности демократии как формы правления, создающей оптимальные условия для выражения воли народа в, политике и управлении государством. Ряд, мыслителей выступает с "развернутой критикой демократии вообще и либеральной' демократии в частности. Теоретически влиятельным становится тезис, согласно которому демократия - это только форма государственной. организации, ,которая может' иметь различное социальное содержание и использоваться всеми политическими течениями для достижения своих целей. Наиболее полно этот вывод был сформулирован, вероятно, Лениным в книге - "Государство и революция"30. С помощью гегелевской диалектики здесь доказывается парадоксальный тезис о' том, что буржуазия демократия - это диктатура класса капиталистов, в '1'0 время как пролетарская диктатура - это высшая форма демократии. Что касается собственно демократии, то это не что иное, как одна из форм государственного устройства, которая может быть в разных условиях заполнена различным социальным содержанием.

В принципе этот тезис постоянно находился на вооружении всех антилиберальных теоретиков как крайне левого, так и крайне правого. направлений (в чем они полностью смыкались). К. Шмитт, например, знакомый с классовой теорией государства и аргументацией Маркса и Ленина, хотя и считал их частным вариантом своей более. общей теории конфликта, использовал их для обоснования концепции авторитарного государства. Абсолютистская теория Гоббса; возрожденная в новом виде под именем концепции "борьбы друга-врага" с точки зрения государственных интересов; оказалась той формулой, в которую логичнее всего было облечь политическое содержание рождающегося диктаторского режима. Если демократия - это только форма организации власти, то имеет ли она какую-либо ценность сама по себе? Шмитт, как и марксистские авторы, склоняется к отрицательному ответу на этот вопрос. Согласно его воззрениям, демократия противоречит природе и задачам современного государства, которое правильнее всего сравнить с фабрикой. Данное сравнение, использованное М. Вебером и Г. Кельзеном, позволяет продемонстрировать связь формы и содержания: подобно тому, как современное капиталистическое предприятие не может существовать без единой руководящей воли, политическая организация не, может функционировать без четко выраженного суверенитета. Частнокапиталистический предприниматель является абсолютным господином на своем предприятии и в этом смысле подобен феодальному абсолютному монарху. Усложнение организации общества и государства, решение задач их рационализации также объективно ведут к, необходимости более четкого оформления политического суверенитета, концентрации власти. С этих позиций Шмитт развивает всестороннюю критику демократии, которая не устраивает его ни как абстрактный философско-правовой принцип, ни как практическая форма организации политической власти.

Сильная сторона этой критики состоит в том, что в ней суммированы и четко выражены все те аргументы против непосредственной демократии, .которые были сформулированы предшествующей либеральной политической мыслью от Монтескье и Токвиля до Вебера и Oстрогорскoгo. В рамках этой традиции критике подвергается прежде всего само понятие '''народ'', кoтopoe рассматривается теперь как, априорная категория, неподдающаяся научному анализу' и эмпирической проверке. Ибо рассматриваемый как юридическая, конструкция, субъект правовых отношений, "народ" не может быть социологически разделен на различные социальные, экономические и этнические группы или представлен как совокупность дифференцированных 'индивидов, имеющих различные возможности и несовпадающие политические права, обязанности, а значит, и интересы в обществе.

Идеал демократии как непосредственного правления народа (народного суверенитета) с этой точки зрения есть опасная метафизическая абстракция, которая на деле ведет к тотальному господству группы или одного правителя от имени всего народа, а следовательно, - установлению режима абсолютной тирании. В центре критики при этом вполне обоснованно оказывал ась метафизическая теория общей I воли Руссо, которая обосновывала последовательное делегирование полномочий I большинства правящему меньшинству и превратилась на практике в политическую формулу, легитимирующую власть экстремистских революционных элит от якобинцев до большевиков. Для традиционной политической мысли, принимавшей в той или иной степени концепцию народного суверенитета, неразрешимой оставалась проблема разграничения подлинной и ложной народной воли, а также, говоря языком Французской революции, определения того, кто такие "друзья народа" и кто - "враги народа". Даже если исходить из предположения, что механизмом определения', народной воли является избирательное право, то и тогда следует принять во внимание возможность изменения воли в соответствии с постоянно растущим числом избирателей и дифференциацией их представлений. Поэтому даже самое демократическое избирательное право не дает возможности преодолеть всю условность отождествления общества и государства.

Таким образом, критические наблюдения, адресованные либеральной наукой непосредственной демократии, консервативные или радикальные оппоненты использовали для дискредитации самого демократического принципа, реализованного прежде всего в либеральной концепции представительной демократии. Следуя за либеральной идеологией XIX в. в анализе концепции народного суверенитета, они используют ее оружие против нее самой во всякой демократии усматривается лжедемократия и во всяком конституционализме - лжепарламентаризм. В этом смысле учения таких мыслителей, как Шмитт, стали логическим завершением либеральной доктрины и одновременно попыткой ее опровержения.

Следует подчеркнуть, что несомненной заслугой К. Шмитта в области политической науки является уже сама постановка вопроса о природе такого явления, как "воля народа", раскрытие механизма данного явления. Формально. с точки зрения господствующей доктрины, воля народа всегда равна ceбe безотносительно к тому, каким большинством (в миллионы голосов или в один голос) принято искомое решение. Это есть абсолют, который, будучи однажды сконструированным; встает над всем обществом и отдельными его индивидами. Суть данного психологического явления - воли народа (неважно, подлинная она или мнимая) раскрывается поэтому не из него самого, иначе говоря - не из того, что она (воля) собой представляет, а исключительно путем анализа того, как она возникает или. конструируется. Изучение воли народа есть поэтому прежде всего анализ механизма манипулирования массами со стороны элиты, которая, контролируя рычаги власти и управления, обладая многообразными каналами воздействия на массы, наконец, прибегая в случае необходимости к прямой фальсификации голосований, всегда может обеспечить себе необходимую поддержку "народа". Данный подход объясняет такое специфическое явление политической истории как постоянную диалектику демократии и тирании, перерастание одной в другую. Этот процесс, проиллюстрированный впервые еще Аристотелем на примере античных государств, в новейшее время воплотился наиболее полно в правлении большевиков и национал-социалистов, установление диктатуры которыми было произведено во имя подлинной или так называемой "истинной демократии".

Сказанное подтверждает, что процесс перерастания демократии в тиранию не обязательно имеет революционный. характер, но может происходить эволюционно, путем органического перерастания одной формы в другую, ибо, в сущности, они не являются противоположностями. Более того, судьба всякой последовательной демократии, как считают ее оппоненты, именно в том и состоит, что она перерождается в диктатуру, постепенно развивая имманентно заложенные в ней принципы. Природа этого перехода, столь часто происходившего на наших глазах в ХХ в., заслуживает особого внимания и объяснения. Дело в том, что всякий последовательный демократ, для которого демократия является не просто формой или средством проведения какой-либо социальной политики, но представляет высшую ценность сама по себе, рано или поздно оказывается перед трудной дилеммой: он должен, оставаясь демократом, последовательно отстаивать свою, представляющуюся ему демократической, позицию даже вопреки. интересам большинства (и, следовательно, нарушать ее главный принцип) или сознательно выступить против своего символа веры, а значит, перестать быть демократом. Ситуация, когда демократы оказываются в меньшинстве, особенно показательна в этом. отношении. Народ, не поддерживающий принципов демократии по тем или иным причинам, не понимает, согласно логике демократического меньшинства, своих собственных интересов, нуждается в просвещении, а потому должен быть временно побуждаем к их соблюдению с помощью насилия. Демократический идеал временно откладывается до - достижения народом необходимой степени зрелости и просвещенности. В результате возникает диктатура, откладывающая реализацию демократических норм на неопределенный срок и всецело подчиненная логике авторитарного правления. Кризис демократии объясняется в рамках данной теории ее собственной внутренней природой, делающей ее противоречивым и неустойчивым феноменом, представляющим собой скорее переходный исторический тип, чем самостоятельную форму правления. В этой перспективе демократия предстает как временное порождение кризиса легитимности традиционной монархической формы правления, попыткой поставить на место принципа божественного происхождения власти ее обоснование народным волеизъявлением.

На первый план, однако, выступает теоретическая и практическая неосуществимость данного Идеала. Констатировав же, что прямая демократия невозможна практически, мы, согласно логике данного подхода, должны признать невозможной и демократию представительную, поскольку она, не-разрешая противоречий, присущих демократическому правлению вообще, лишь воспроизводит их на других уровнях власти. Так возникает пирамида различных уровней передачи ответственности:

Парламент выступает как постоянный комитет всего народа, правительство - как постоянный комитет парламента. Реальность парламентской жизни в новых условиях управления действительно сильно отличается от сложившегося идеального образа: принятие решений осуществляется не общественностью в виде парламентского пленума, а в узких комиссиях, партийных комитетах или кокусах. Это приводит к превращению парламентаризма в фасад, скрывающий истинных обладателей власти, принимающих важнейшие решения без какого-либо общественного контроля. В таких условиях традиционный парламентаризм и связанная с ним система политических свобод и гарантий переживает глубокий кризис. Однако если допустить саму возможность принятия решений от имени народа группой доверенных лиц, то почему не довести эту идею до логического конца, передав всю полноту власти одному человеку? Таким образом, система аргументов в защиту парламентаризма может равным образом оправдать феномен антипарламентского цезаризма.

А теперь рассмотрим, почему тоталитаризм не может быть конечной точкой в политическом развитии страны.

Прежде всего, тоталитаризм не может быть абсолютно тотальным и потому не может исключить инакомыслие. Как бы ни стремилась советская система разрушить семью и дружбу, релятивизировать основные ценности, утвердить служение партии и государству в качестве высшей цели, провозгласить веру в коммунизм как несомненную истину, типичный "гомо советикус" все же вырос в семье, где он был любим; он учился различать истину и ложь, добро и зло; он имел друзей, и мог любить, т. е. вел частную жизнь; часто увлекался высоким искусством и классической русской литературой; он обладал культурной и национальной идентичностью, удивительно часто также чувством религиозности; к тому же следует добавить юмор: советского человека смех не покидал никогда, ему была знакома освобождающая сила смеха.

В конечном счете, апории тоталитаризма выступают как своего рода диалектика. То, что вначале кажется противоречием, может быть интерпретировано как ряд взаимообусловленных причинных связей. Тотальная власть порождает бессилие - прежде всего у подчиненных, косвенно, однако, и у господствующих. Попытки преодолеть это бессилие ведут к дальнейшей потере власти - то ли из-за усиления летаргии трудящихся, то ли благодаря тому, что вынужденные уступки свободе оборачиваются появлением сил, борющихся против системы. Эта диалектика тоталитарного господства вполне соответствует выводам теории тоталитаризма. Хотя они ясно обнаруживаются лишь при ретроспективном взгляде, все-таки отдельными исследователями тоталитаризма они были предсказаны поразительно давно. Со ссылкой на неизменность человеческой природы (например, Х. Арендт, 1951, Г. Буххайм, 1962) или на "парадоксы тоталитаризма" (К. В. Дейч в книге К. Й. Фридриха, 1953) были обозначены противоборствующие силы, которые всегда возникают там, где тотальное господство не доходит до физического уничтожения.

Из всего выше сказанного ясно, что ни демократия, ни тоталитаризм далеко не идеальны и не так противоположны, но, совершенно очевидно, что демократия более близка абсолютному большинству людей во всем мире, т. к. человек по духу существо свободолюбивое.

Единственное, что я могу поставить в реальные достоинства тоталитарных режимов, это огромные мобилизационные возможности в экономике и в случае войны. Вот пара Зарубежных отзывов об индустриализации и первой пятилетке в СССР:

Журнал "Нейшен" (США), 1932

Четыре года пятилетнего плана принесли с собой поистине замечательные достижения. Советский Союз работал с интенсивностью военного времени над созидательной задачей построения основной жизни. Лицо страны меняется буквально до неузнаваемости... Это верно относительно Москвы с ее сотнями заново асфальтированных улиц и скверов, новых зданий, с новыми пригородами и кордоном новых фабрик на ее окраинах. Это верно и относительно менее значительных городов. Новые города возникли в степях и пустынях, по меньшей мере 50 городов с населением от 50 до 250 тыс. человек. Все они возникли в последние четыре года, каждый из них является центром нового предприятия или ряда предприятий, построенных для разработки отечественных ресурсов. Сотни новых райэлектростанций и целый ряд гигантов, подобно Днепрострою, постоянно воплощают в жизнь формулу Ленина: "Социализм есть советская власть плюс электрификация"... Советский Союз организовал массовое производство бесконечного множества предметов, которые Россия никогда раньше не производила: тракторов, комбайнов, высококачественных сталей, синтетического каучука, ширикоподшипников, мощных дизелей, турбин в 50 тыс. киловатт, телефонного оборудования, электрических машин для горной промышленности, аэропланов, автомобилей, велосипедов и нескольких сот типов новых машин... Впервые в истории Россия добывает алюминий, магнезит, апатиты, йод, поташ и многие другие ценные продукты. Путеводными точками советских равнин являются теперь не кресты и купола церквей, а зерновые элеваторы и силосные башни. Колхозы строят дома, хлева, свинарники. Электричество проникает в деревню, радио и газеты завоевали ее. Рабочие учатся работать на новейших машинах. Крестьянские парни производят и обслуживают сельскохозяйственные машины, которые больше и сложнее, чем то, что видела когда_либо Америка. Россия начинает "мыслить машинами". Россия быстро переходит от века дерева к веку железа, стали, бетона и моторов.

Журнал "Форвард" (Англия), 1932

Бросается в глаза огромная работа, которая происходит в СССР. Новые заводы, новые школы, новое кино, новые клубы, новые громадные дома -- всюду новые постройки. Многие из них уже закончены, другие еще окружены лесами. Трудно рассказать английскому читателю, что сделано за последние два года и что делается дальше. Надо это все видеть для того, чтобы этому поверить. Наши собственные достижения, осуществленные нами во время войны -- лишь пустяк по сравнению с тем, что делается в СССР. Американцы признают, что даже в период самой стремительной созидательной горячки в западных штатах там не было ничего похожего на теперешнюю лихорадочную творческую деятельность в СССР. За последние два года в СССР произошло так много изменений, что отказываешься даже представить себе, что же будет в этой стране еще через 10 лет... Выбросьте из головы фантастические страшные истории, рассказываемые английскими газетами, которые так упорно и нелепо лгут об СССР. Выбросьте также из головы всю ту половинчатую правду и впечатления, основанные на непонимании, которые пущены в ход дилетанствующими интеллигентами, покровительственно глядящими на СССР сквозь очки среднего класса, но не имеющими ни малейшего представления о том, что происходит там... СССР строит новое общество на здоровых основах. Чтобы осуществить эту цель, надо подвергаться риску, надо работать с энтузиазмом, с такой энергией, которых мир до сих пор не знал, надо бороться с огромнейшими трудностями, неизбежными при стремлении построить социализм в обширной стране, изолированной от остального мира. Посетив эту страну вторично за два года, я получил впечатление, что она идет по пути прочного прогресса, планирует и строит, и все это в таком масштабе, который является ярким вызовом по адресу враждебного капиталистического мира.

Развитие политической власти в России

Я буду рассматривать уровень демократизации общества в России по развитию многопартийности, т. к. демократия - это, прежде всего, верховенство власти народа и "равноправие в свободах" (в этом случае, в свободе политического выбора).

Особенностью генезиса многопартийности в дореволюционной России было то, что ее становление происходило в условиях фактического запрета на деятельность любых независимых от власти политических организаций, а также полного отсутствия каких бы то ни было представительных органов. Так как любые политические организации могли быть только нелегальными, их возникновение и дальнейшее развитие было возможно только в той части политического спектра, которая отличалась безусловной оппозиционностью к власти. Именно поэтому гегемония социалистического движения в становящейся российской многопартийной системе была особенно ярко выражена.

Первой российской политической организацией партийного типа* следует считать социалистическую по своим идейным установкам "Народную волю" (1870-е - начало 1880 гг.), обладающую как четкой политической программой и относительно развитой организационной структурой, так и претензией на представительство политических интересов определенной социальной группы - крестьянства. Ее скорое исчезновение с политической арены обусловливалось как внешними (полицейские репрессии), так и внутренними причинами, заключавшимися в утопичности ставки на представительство интересов крестьянства - класса, по своей природе далекого от политики и неспособного к осознанной защите своих интересов на национальном уровне (реально "Народная воля" опиралась, конечно же, не на крестьянство, а на очень узкий слой разночинной интеллигенции). Наконец, избрав в качестве основного метода своей деятельности индивидуальный террор, "Народная воля" вступила в борьбу на поле, где ее противник обладал безусловным преимуществом, и тем самым обрекла себя на полное уничтожение.

В 90-е годы ХIХ века процесс образования политических организаций социалистической ориентации превратился в устойчивую тенденцию. Новые организации претендовали на представительство интересов уже не крестьянства, а промышленного пролетариата, и хотя их реальной опорой по-прежнему являлась в основном разночинная интеллигенция, однако связи социал-демократических организаций с промышленными рабочими все более расширялись. К концу ХIX - началу XX вв. тенденция к объединению разрозненных социал-демократических и неонароднических групп (прямых наследников "Народной воли", претендовавших уже на выражение политических интересов всего "трудового народа", т. е. и крестьянства и рабочего класса одновременно) вылилась в образование полноценных партий - Российской социал-демократической рабочей партии (1898-1903 гг.) и Партии социалистов-революционеров (1901-06 гг.), а также ряда социалистических партий в национальных губерниях Российской империи (Дашнакцутюн в Армении, Белорусской социалистической громады и др.). Организационное оформление левого фланга дало толчок аналогичным процессам в центре политического спектра - появились либеральные "Союз освобождения" и Союз земцев-конституционалистов, на основе которых позже была создана кадетская партия. Наконец, первая российская революция, одним из главных достижений которой стало введение в России ряда гражданских свобод и созыв законодательной Государственной Думы (Манифест от 17 октября 1905 г.), положила начало появлению лояльных по отношению к правящему политическому режиму организаций как монархической, так и либерально-консервативной ориентации. Тем самым организационное оформление политического спектра дореволюционной России, а вместе с ним и становление многопартийной системы, было завершено.

Для российской многопартийности, в том виде, в каком она сложилась в годы первой российской революции, было характерно следующее: 1) наличие сильного и организованного левого фланга, настроенного непримиримо по отношению не только к самодержавию, но и к "центру", т. е. либералам; 2) многочисленность, но крайняя организационная аморфность правого фланга; 3) быстрый рост достаточно рыхлого либерального "центра", правая часть которого открыто тяготела к соглашению с властями, а левая пыталась балансировать между крайне левыми и властью.

Первым избирательным законом стало Положение о выборах в Государственную думу от 6 августа 1905 года. Согласно закону от участия в выборах отстранялись:

- лица женского пола; - люди моложе 25 лет; - студенты учебных заведений; - мужчины армии и флота, состоявшие на действительной военной службе; - "бродячие инородцы"; - иностранные подданные.

Положение о выборах от 3 июня 1907 года, в отличие от предшествующего свода нескольких законодательных актов, представляло собою единый целостный закон, кодифицировавший законодательство о выборах применительно к центральным губерниям; на национальные же окраины, Урал, Сибирь и Дальний Восток оно в полной мере не распространялось. Выборы проводились там на основании прежнего Положения либо представительства окраин.

Как видим, в выборах могло учувствовать от силы 35% населения. Где же здесь равенство? К тому же дума имела достаточно мало власти, не в последнюю очередь из-за того, что могла быть легко распущена монархом.

Следующий этап развития политической власти начался после февральской революции 1917 года.

Результатом установления в стране большевистской диктатуры стало создание практически новой социально-классовой структуры, в которой непомерно большую роль играла управленческая элита. Сформировавшаяся уже в первые годы советской власти партийно-государственная номенклатура господствовала во всех сферах жизнедеятельности общества. Выражением главенства номенклатурного слоя в политике явилось утверждение однопартийной системы, а статус Коммунистической партии как "основной и направляющей силы советского общества, ядра его политической системы" был законодательно закреплен в Конституции СССР. Такое исключительное положение КПСС привело к тому, что партия из политической организации, объединяющей своих членов на основе приверженности коммунистическим идеалам и ценностям, превратилась в монопольную "партию власти" с многоступенчатой внутренней иерархией. Она была разделена на "внешнюю партию", объединяющую огромную массу рядовых коммунистов, и "внутреннюю партию", фактически определяющую стратегию развития КПСС и страны в целом. Последняя также была эшелонирована по степени причастности к власти. В нее входило руководство страны, партаппарат, а также хозяйственная и управленческая верхушка государственных и общественных организаций.

По сути, советское общество подразделялась на два слоя: управляющих и управляемых. Соответственно и официальная схема социально-классового деления общества на рабочий класс, крестьянство и трудовую интеллигенцию являлась в значительной степени надуманной. Эти "классы" тоталитарного общества не имели свободы социально-экономической деятельности, осознанных общесоциальных и специфических интересов и даже классового самосознания, хотя официальная идеология усиленно стремилась навязать определенные корпоративистские ценности тоталитарного общества в качестве классовых.

Вместе с тем, несмотря на внешнюю статичность, сложившаяся в стране система управления за годы своего существования пережила глубокую внутреннюю эволюцию. Если период 1917 - конца 1920-х гг. явился временем ее становления, 1930-е - первая половина 1950-х гг. - временем расцвета, то в 60-80-е гг. система вступила в стадию старения, сопровождающуюся девальвацией идеологических ценностей и размыванием социальной базы. Первой кризис испытала идеология системы. Из радикально-революционной она постепенно превратилась в консервативно-охранительную. Это не могло не произойти уже в силу того, что не была выполнена главная цель, поставленная партией большевиков, а именно: не произошло мировой социалистической революции, прежде всего в развитых странах Запада, в то время как, согласно марксистскому учению, именно они должны были оказаться наиболее подготовленными к переходу в социализм. Более того, именно страны Западной Европы наиболее сильно сопротивлялись распространению коммунистического влияния. Вынужденное принять это как данность, руководство ВКП(б) выдвинуло тезис о возможности построения социализма в отдельно взятой стране. Однако каждый шаг на пути "строительства социализма" сопровождался не улучшением жизни трудящихся, как это предусматривалось теорией, а напротив - падением ее уровня. Необходимость применения силы для решения самых рутинных проблем не могла не привести к апологии насилия со стороны государства - вне зависимости от целей, с которыми к насилию прибегают. Апология же легитимизированного насилия и государства как инструмента его осуществления - главная черта идеологии консерватизма. Уже к концу 30-х гг. в официальной пропаганде стали проскальзывать "державнические" нотки - верный признак отказа коммунистического руководства от надежд на самодостаточность революционных идей и переноса акцента на легитимизированное насилие как средство достижения политических целей. К концу 40-х гг. к этим ноткам добавились отчетливые ксенофобские мотивы - свидетельство того, что в соприкосновении с внешним миром правящий режим видел не столько возможность расширения своего влияния, сколько угрозу своему существованию. Это же относилось и к методам идеологического воздействия на собственных граждан, опирающегося не столько на убедительность коммунистических идей, сколько на устранение (в том числе физическое) идеологических конкурентов. Однако насильственными методами можно было бороться лишь с внешними проявлениями нелояльности к господствующей идеологии, но не с разочарованием в официально декларируемых целях. Негибкость, застылость форм пропагандистского воздействия, обусловливаемая нарастанием консервативных тенденций в идеологической сфере, приводила к тому, что следование постулатам официального идеологии во многом превращалось в формальный ритуал.

Все эти процессы протекали одновременно с существенными изменениями в социальной структуре советского общества. Как уже говорилось, идеальной почвой для тоталитарной однопартийной системы является постоянная ротация кадрового состава органов власти путем привлечения выходцев из "низших" слоев общества. Причем чем ниже образовательный уровень неофитов, тем легче они поддаются манипуляциям и тем легче их руками выполнить любую задачу - вплоть до физического устранения неугодных. Характерно, что высшей степенью тоталитарности однопартийная система отличалась именно в годы ускоренной индустриализации, сопровождающейся массовым притоком населения из деревни в город. К 60-м гг. ситуация значительно изменилась. Приток сельского населения в город существенно ослабел. Основные социальные группы советского общества формировались уже большей частью путем естественного воспроизводства (т. е. рабочий класс пополнялся в основном за счет выходцев из рабочей же среды и т. д.). Особенно же важным в этом процессе было то, что и правящий слой во многом стал воспроизводиться естественным путем: дети руководителей, получив образование, пополняли ряды "класса управляющих". Это приводило, с одной стороны, к известному ослаблению связи между властью и обществом, а следовательно - к возрастанию идеологической автономии общества от власти. С другой стороны, это вело к нарушению нормальной циркуляции элит, а в перспективе - к их вырождению. Снижение степени манипулируемости аппарата управления имело следствием прежде всего невозможность продолжения в прежних масштабах репрессивных "чисток" как госаппарата, так и общества в целом. Снижение степени насильственного нивелирования социальной структуры общества, в том числе и самого слоя бюрократии, значительно усиливал его диверсификацию, приводил к формированию новых социальных групп (торговцы-частники, деятели сферы "теневой экономики и др.). В итоге советское общество утрачивало присущий тоталитарному строю интегративный бесклассовый характер, усложняясь как по количеству социальных страт, так и по системе отношений между ними. Само государство из тоталитарного постепенно превращалось в авторитарное. Его вмешательство в жизнь общества, прежде всего в духовно-культурную, заметно уменьшалось (хотя под таким же жестким контролем оставалась экономическая, общественная и, прежде всего, политическая сфера). Одновременно сам класс правящей бюрократии становился все менее монолитным, на первый план все больше выходили интересы отдельных его групп и представителей.

Наконец, за годы советской власти значительно увеличился слой интеллигенции - своеобразного "двойника" советской бюрократии. К 60-70 гг. по своему образовательному уровню бюрократия приблизилась к интеллигенции. Между той и другой социальными группами проходил активный взаимообмен. В условиях, когда любой трудоспособный гражданин находился на государственной службе, и бюрократия, и интеллигенция формально относились к одной социальной категории - "служащим". Можно даже сказать, что к интеллигенции относился любой служащий с достаточно высоким уровнем образования, не принадлежавший к т. н. "номенклатуре". Роднило советскую интеллигенцию и советскую бюрократию еще одно свойство - подавляющее большинство и той и другой составляли выходцы из других, "низших", общественных классов, т. е. рабочих и крестьян (колхозников). И если, становясь чиновником, человек автоматически переходил из класса управляемых в класс управляющих, теряя при этом большую часть связей со своей прежней социальной средой, то вливание в ряды интеллигенции не означало такого резкого разрыва, поскольку человек по-прежнему оставался в "классе управляемых". В условиях ослабления репрессий усиление диверсификации общества и более четкое разграничение различных социальных групп приводило к тому, что общество все более отчетливо осознавало факт разрыва между управляющими и управляемыми. Естественно, что первой это почувствовала именно интеллигенция, собственно и являющаяся тем самым органом, которым общество осознает себя. Если принять во внимание естественную для нее как для социальной группы потребность в самовыражении, до известного времени насильно подавлявшуюся, то не удивительно, что именно представители интеллигенции первыми обратились к политической деятельности как средству отстаивания своих социальных интересов. Первые политические группы, открыто выражавшие несогласие с монополией высшего слоя бюрократии (в лице верхушки КПСС) на политическую деятельность, в среде интеллигенции появились уже в начале 60-х гг. Несмотря на преследования со стороны властей (несопоставимые, правда, с репрессиями 20-50-х гг.), такие группы, чья деятельность носила в основном правозащитный характер, во все более возрастающем множестве появлялись на протяжении 60-х - начала 80-х гг.

В условиях, когда все более очевидной становилась неэффективность существовавшей в СССР системы управления и углублялся кризис официальной идеологии, наличие тесных генетических связей со всеми слоями советского общества позволяло интеллигенции, с одной стороны, выражать интересы всего "класса управляемых", все сильнее осознающего свою противопоставленность "классу управляющих", а с другой - "разлагать" и без того неоднородную бюрократию, различные группы и отдельные представители которой, во многом обладающие едиными с интеллигенцией социальными и культурными интересами, все более тяготились мелочной опекой со стороны верхушки партийно-государственного руководства. После того, как во второй половине 80-х гг. руководство КПСС вынуждено было признать необходимость перестройки системы управления страной и в поисках выхода из социально-экономического тупика допустило общественную и экономическую самодеятельность населения, инициатива из рук бюрократии перешла к интеллигенции, быстро ставшей гегемоном общественной жизни. Противостояние управляющих и управляемых при этом не только не уменьшилось, но обострилось до крайности, поскольку интеллигенции, как передовому отряду "управляемых", удалось наконец выйти за свои групповые рамки и мобилизовать активных представителей других социальных слоев, ранее лишенных возможности непосредственного участия в политической жизни общества. Именно интеллигенция в период начала и углубления перестройки стала социальной основой для политической контр-элиты, оппозиционной административно-командной системе и ее правящему слою - номенклатуре. Одной из внешних форм политической активности интеллигенции явилось создание неформальных движений, а впоследствии - некоммунистических оппозиционных партий. В свою очередь, в структуре правящего слоя, в целом оказавшегося не способным к генерированию из своей среды продуктивной контр-элиты, к 1987-88 гг. возникли, "идеологически периферийные группы" (выражение М. Урнова), в сущности маргинальные по отношению к номенклатурной системе. Эти группировки, все больше отдаляясь от официально принятой идеологии и дистанцируясь от официальных партструктур, также стали на путь создания соответствующих политических организаций, сначала в рамках КПСС, а впоследствии и вне ее.

Таким образом, в конце 80-х гг. в недрах российской политической системы вызрели глубинные социальные и экономические предпосылки для возникновения новых субъектов политического процесса - альтернативных политических партий и движений. Советское общество вплотную подошло к созданию многопартийности как института гражданского общества.

Основные этапы развития современной российской многопартийности

Историю современной российской многопартийности можно подразделить на шесть относительно коротких периодов: 1) развитие неформальных общественных организаций (1986-88 гг.); 2) период действия народных фронтов и создания протопартийных структур (1988-89 гг.); 3) "первая волна" партиобразования (1990-91 гг.); 4) "вторая волна" партиобразования после августовских событий 1991 г. (1991-93 гг.); 5) радикальная ломка сложившейся системы протопартий в результате политического кризиса 1993 г. и образования новых политических партий в период деятельности I Государственной Думы (конец 1993 - конец 1995 гг.); 6) период после выборов во II Государственную Думу (с конца 1995 г.). Первые два периода составляют этап своего рода "внутриутробного" развития российской многопартийности, а последующие - этап ее функционирования и развития, отразивший качественные изменения в природе политических партий.

Период "неформального общественного движения" (1986-88 гг.)

Возникновение и развитие "неформального общественного движения" в 1986-88 гг. было обусловлено глубинными сдвигами в общественно-политической жизни России. Явившись реакцией общества на инициированные "сверху" перемены, неформальные движения, несмотря на свой неофициальный характер, поначалу действовали в русле политики, проводимой правящим политическим режимом. В деятельности неформалов не было организованного протеста авторитарной системе, вызов ей содержался в самом факте существования альтернативных движений, слабо вписывающихся в официальную систему государственных и общественных организаций. В своем развитии неформальное движение принимало различные организационные формы: движения молодежной контр-культуры, национально-культурные и экологические объединения. Однако прообразами первых политических партий и своеобразными "инкубаторами" для будущих политических лидеров стали разного рода общественно-политические кружки и дискуссионные клубы: Всесоюзный социально-политический клуб, Клуб социальных инициатив, семинар "Демократия и гуманизм", историко-политический клуб "Община", Клуб социально-политических инициатив, "Мемориал", "Гражданское достоинство" и др.

В период 1986-88 гг. названные организации еще не имели четко выраженной политической платформы. Хотя некоторые различия в их идеологии были видны невооруженным глазом. Так, наиболее "старая" из этих организаций - общество "Память" (как "Общество книголюбов" возникло еще в начале 1980-х гг.) - изначально ярко выделялась на общем фоне своей националистической ориентацией. Участников семинара "Демократия и гуманизм" и группы "Гражданское достоинство" отличала либерально-антитоталитарная, правозащитная позиция. Идеологическая позиция остальных неформальных образований обычно сводилось к двум пунктам: поддержка общей направленности перестройки и критическое изучение отечественной истории советского периода. В целом же в данный период отсутствие четкой идейно-политической направленности общественных организаций как нельзя лучше соответствовало неразвитости их организационных структур.

На базе этих объединений еще не могли образоваться организации партийного типа. Помимо идеологической расплывчатости программных установок этому препятствовал и крайне низкий уровень организационной культуры, делающий бесплодными попытки "профессионализировать" неформальные объединения. Вместе с тем сложившаяся внутри них дружеская, лишенная иерархических отношений атмосфера явилась питательной средой для появления целой плеяды политических деятелей, многие из которых впоследствии вошли в состав постсоветской политической элиты.

С течением времени неформальные движения стали открыто дистанцироваться от власти, а критическая составляющая их деятельности - все более усиливаться. Многие российские исследователи считают, что исходным моментом становления многопартийности в России является 1987 год, когда началось резкое потепление политического климата после январского (1987 г.) пленума ЦК КПСС, провозгласившего новый курс партии на демократизацию общества. Примерно в это же время была прекращена практика уголовного преследования по политическим мотивам, амнистированы большинство "узников совести" и фактически отменена идеологическая цензура.

Период деятельности народных фронтов и создания протопартийных структур (1988-89 гг.)

К началу 1988 г. неформальное движение в СССР вступило в стадию генерализации, на которой различными неформальными организациями были предприняты попытки к объединению на основе критического отношения к социально-политической действительности. В этом году в результате стихийных массовых акций по всей стране стали формироваться народные фронты. (Причем следует отметить, что поводами для проведения акций часто служила необходимость подготовки к мероприятиям, инициированным органами государственной власти: к XIX Всесоюзной партконференции и особенно - к выборам народных депутатов СССР с ноября 1988 г. по весну 1989 г.) В апреле 1988 г. был создан Народный фронт Эстонии, летом 1988 г. - Московский народный фронт, объединивший более 25 организаций.

Особенностью народно-фронтовского этапа развития многопартийности явилась организационная разобщенность и региональная раздробленность: вплоть до конца 1989 г. региональные народные фронты не имели единого координирующего органа. Центрами создания народных фронтов в регионах являлись, как правило, крупные промышленные города. Членов этих протопартийных организаций объединяло отношение к ряду наиболее актуальных проблем общественной жизни (борьба с бюрократизмом, разделение полномочий партийных и советских органов, вопросы межнациональных отношений и т. д.) и, одновременно, фактическое отсутствие перспективной программы действий. В реальности их политическая платформа "сводилась к набору декларативных общедемократических лозунгов, против которых не выступала практически ни одна политическая сила в стране".

Вместе с тем в наиболее развитых образованиях такого рода уже в 1988 г. наметилась определенная идеологическая диверсификация, приведшая в ряде случаев к организационному размежеванию. Так, в Московском народном фронте, по свидетельству его участника В. Прибыловского, еще на этапе деятельности Оргкомитета существовало "большинство", состоящее из групп "твердой социалистической ориентации" ("Социалистическая инициатива", Федерация социального объединения, Группа социологов-марксистов, "Дипломатия граждан", Народное действие, Юные коммунары-интернационалисты, Бригада имени Че Гевары, "Лингва" и Межклубная партийная группа), и "меньшинство", включающее несоциалистические клубы ("Гражданское достоинство" и "Перестройка-88") и группы, принципиально не определявшие своего отношения к социализму, но выступавшие категорически против включения этого термина в документы МНФ ("Мемориал" и Клуб социальных инициатив). На втором этапе общемосковской конференции фронта (21 июня 1986 г.) победили "твердые социалисты", а после того, как 4 представителя "большинства" (А. Данилов, А. Федоровский, Е. Дергунов и В. Ботвич) самочинно объявили себя "Координационным советом Народного Фронта", группы, входящие в "меньшинство", заявили о своем выходе из ОК МНФ. Позже, в 1989 г., в Московском народном фронте также возникали различные несоциалистические "фракции": "Демопатриотическая фракция" (Е. Дергунов, В. Розанов), "Демократическая фракция" (М. Астафьев, И. Суриков) и др. Однако в борьбе с "социалистическим" по своему составу руководством МНФ они всегда терпели поражение. С другой стороны, нельзя не согласиться и с мнением одного из активистов МНФ А. Головина, считающим, что все эти разногласия отступали перед тем, что объединяло членов фронта - "протестом против советского истэблишмента".

В 1988 г. началось создание неформальных движений четко обозначенной антисистемной политической ориентации. Наиболее рельефно она проявилась у первой оппозиционной политической организации - партии "Демократический союз" (создан участниками семинара "Демократия и гуманизм" во главе с Е. Дебрянской и В. Новодворской; учредительный съезд - 7-9 мая 1988 г.). Членов ДС, бывших приверженцами самых различных политических взглядов - от монархических и либеральных до еврокоммунистических - объединяло радикальное неприятие существующей власти как тоталитарной и антидемократической. Одновременно на другом полюсе политического спектра возникают организации внешне оппозиционные правящему режиму, но фактически выступающие в качестве "групп поддержки" его наиболее консервативно настроенных представителей. К этим группам можно, в частности, отнести уже упоминавшуюся "Память", идеологию которой в период с 1986 по 1989 г. можно квалифицировать как "национал-большевистскую".

Состоявшиеся весной 1989 г. выборы народных депутатов СССР способствовали окончательному приданию неформальному движению политического характера. В этот временной отрезок создаются протопартийные структуры, сформированные на основе постоянно функционирующих групп поддержки народных депутатов демократической ориентации (Б. Ельцина, Т. Гдляна, С. Станкевича, А. Мурашева, И. Заславского, Ю. Черниченко и др.). Во время и после выборов эти группы выступили организаторами массовых митингов в Лужниках (Москва). Летом 1989 г. на базе объединений "Демократические выборы" (группа поддержки Т. Гдляна; Зеленоград) и "Комитет 19-ти" (движение сторонников Б. Ельцина), Клуба избирателей Академии наук (группа по выдвижению А. Сахарова), Координационного совета МНФ, клуба избирателей "Мемориала" и др. было учреждено Московское объединение избирателей.

Одновременно в 1989 г. ряд организаций провозгласили себя самостоятельными партиями. В мае состоялся учредительный съезд Конфедерации анархо-синдикалистов (А. Шубин, А. Исаев), в августе был учрежден Христианско-демократический союз России (А. Огородников, В. Савицкий, А. Чуев), в сентябре - Союз конституционных демократов (В. Золотарев, М. Астафьев, И. Суриков). Быстро множились "почкованием" "дочерние организации" Демократического союза. Сначала (в конце 1988 г.) из него выделилась Демократическая партия, которая тут же раскололась на две партии: ДП Р. Семенова и ДП Л. Убожко. И та и другая позже пережили серию расколов, слияний и переименований, породив несколько карликовых партий: Консервативную партию (Л. Убожко), Российскую демократическую партию и Российскую буржуазно-демократическую партию (Е. Бутов), Демократическую партию СССР (Н. Проселкова).

На съезде народных депутатов СССР летом 1989 г. была образована Межрегиональная депутатская группа (лидеры - А. Сахаров, Б. Ельцин, Ю. Афанасьев, Г. Попов) - прообраз парламентской фракции. МДГ выступила за отмену шестой статьи Конституции СССР (о "руководящей роли КПСС"), демократизацию избирательной системы, принятие демократических законов о печати, о земле, о собственности и пр. В период работы II Съезда народных депутатов часть членов МДГ во главе с А. Сахаровым и Ю. Афанасьевым призвали товарищей по группе открыто объявить себя "парламентской оппозицией", не берущей на себя ответственность за действия существующей власти.

Вместе с формированием демократических структур происходила и кристаллизация группировок, приверженных ортодоксальной коммунистической идеологии. Так, в июле 1989 г. был создан Объединенный фронт трудящихся (В. Ярин, А. Сергеев, В. Якушев, Н. Половодов), занявший резко негативную позицию по отношению к реформаторской политике союзного руководства.

Таким образом, еще в конце 80-х гг. политическая система СССР во многом утратила свой однопартийный характер. Связано это было не только с появлением альтернативных объединений, но и со скрытым размежеванием внутри самой правящей партии - КПСС, в недрах которой вызревали различные идейно-политические течения: реформистское, демократическое крыло в лице "Демократической платформы в КПСС" (впоследствии ее актив влился в состав ряда демократических партий), "центр" во главе с М. Горбачевым и ортодоксально-коммунистическое крыло ("Движение коммунистической инициативы", "Марксистская платформа в КПСС"). Каждое из этих направлений, в свою очередь, распадалось на ряд различающихся по степени радикализма политических группировок.

Закономерным итогом данного этапа развития российской многопартийности явилось решение Съезда народных депутатов РФ об отмене шестой статьи Конституции СССР (январь 1990 г.), фактически признающее право на существование за другими, кроме КПСС, политическими партиями. Скрытой целью этого решения было стремление обеспечить - за счет создания малочисленных политических партий, заведомо неспособных составить конкуренцию КПСС, - переход от однопартийной системы к системе с доминирующей политической партией. В действительности же имел место переход от формально однопартийной системы к системе апартийной, в которой КПСС утратила роль "приводного ремня" политической системы, а в качестве основных противоборствующих сил стали выступать депутатские группы и коалиции, а также властные структуры союзного и республиканского уровня. В этих условиях многочисленные карликовые партии выглядели своего рода политическими аутсайдерами, в силу понятных причин не имевшими ни устойчивой организационной структуры, ни доступа к средствам массовой информации, ни серьезного политического представительства.

"Первая волна" партиобразования (1990-91 гг.). Возникновение антиномии "Демократы - КПСС"

С признанием многопартийности в СССР возникла реальная возможность для институционализации различного рода неформальных объединений и реорганизации их в политические партии. Однако создание первых политических протопартийных объединений не сопровождалось их консолидацией. Более того, становление партий нередко происходило за счет разукрупнения уже имевшихся неформальных объединений. При этом базой для создания партий выступали не структуры народных фронтов, а политические клубы и кружковые объединения.

Главные мотивы, которыми руководствовались учредители партий на этапе стихийной многопартийности - необходимость создания собственной политической базы и стремление занять идеологическую "нишу" в формирующемся политическом спектре. Первое явствует из анализа динамики партиобразования, пик интенсивности которого пришелся на апрель-июнь 1990 г. (время подготовки и проведения I Съезда народных депутатов РСФСР), а также социального состава партийного руководства, большинство членов которого являлись народными депутатами. О втором свидетельствует тот факт, что значительное число образованных в тот период политических партий в качестве своей политической основы избрали определенные идейно-политические течения: социал-демократизм, либерализм, национал-патриотизм (этнократизм), экологизм и т. д. Наиболее заметные политические организации, созданные в это время, принадлежали к либеральному (демократическому) течению. Так, в мае 1990 г. была создана Социал-демократическая партия Российской Федерации, которая, несмотря на свое название, была программно близка к прочим демократическим партиям. Ряд весьма известных партий породила "Демократическая платформа в КПСС". Раньше всех к решению о необходимости создания собственной партии пришла наиболее радикальная часть "ДП в КПСС" во главе с Н. Травкиным, учредившая в мае 1990 г. Демократическую партию России. В том же году, после осознания бесперспективности попыток склонить на свою сторону делегатов ХХVIII съезда КПСС, о своем намерении создать собственную партию заявило большинство делегатов Всесоюзной конференции "Демплатформы" (16-17 июня 1990 г.). Учредительный съезд этой партии прошел в ноябре 1990 г. Партия получила название Республиканской (РПРФ; лидеры - В. Шостаковский, В. Лысенко, С. Сулакшин). Наконец, в августе 1991 г. участники "Демплатформы", не пожелавшие в 1990 г. покинуть КПСС, приняли участие в создании Демократической партии коммунистов России (в октябре 1991 г. переименована в Народную партию "Свободная Россия"; лидер - А. Руцкой) - в то время стоявшей на общедемократических позициях. Наконец, последними "выходцами" из КПСС можно считать инициаторов создания Движения демократических реформ (А. Яковлева, А. Собчака, Г. Попова, А. Вольского, С. Шаталина, Э. Шеварднадзе и др.), создавших в июле 1991 г. оргкомитет учредительной конференции Движения демократических реформ. ДДР замышлялось как своего рода "буфер" между "демократическими коммунистами", оставшимися в рядах КПСС, и прочими

"Выборы народных депутатов СССР, состоявшиеся 26 марта 1989 года, относятся к очень ярким событиям политической жизни страны. Многое здесь было не так, как раньше. Бесспорно, одним из нестандартных моментов следует признать тот факт, что данная кампания стала первой в СССР, где выборы прошли на состязательной основе. Суть состязательства заключается в том, что претенденты на звание депутата, соперничая друг с другом, добиваются права быть избранными в высший орган государственной власти. Причем состязательность выступала в 1989 году как доминирующий фактор. Так, по избирательным округам выдвигалось более 7.5 тысяч кандидатов, или, в среднем, пятеро "соискателей" на один мандат.

Выборы народных депутатов РСФСР в 1990 году проходили уже в период становления многопартийности. Конституционные перемены, связанные с ликвидацией монополии КПСС на власть и признанием политического плюрализма, произошли слишком поздно, чтобы оказать серьезное воздействие на выборы депутатов. Организационно новые партии не успели сложиться, и вместо них самым активным образом шло оформление различного рода неформальных избирательных блоков.

В 1993 году было положено начало коренному реформированию избирательного права Российской Федерации. Оно совпало с переходом России к новому конституционному устройству. Важнейшим актом новой избирательной системы стало Положение о выборах депутатов Государственной думы, утвержденное Указом Президента РФ от 1 октября 1993 года. Основными субъектами выборов в Думу стали политические партии и движения. Избирательная схема превратилась в организационно-правовой механизм, посредством которого различные общественные силы конкурировали в борьбе за участие в осуществлении власти. Выборы 1993 года, несмотря на многочисленные изъяны в их правовом регулировании, сыграли ключевую роль в развитии нашего современного избирательного права. Они поставили в полный рост все его стержневые проблемы. На основе приобретенного в то время опыта строилось все последующее законодательство Российской федерации и ее субъектов.

Принятием на референдуме в декабре 1993 года Конституции России были созданы предпосылки для динамичного развития избирательных прав граждан и общественных объединений. Закрепленные в Конституции понятия "народ", "власть", "выборы" являются фундаментальными, ибо в конституционной преамбуле сказано, что наш многонациональный народ утверждает незыблемость демократической основы России, а в статье 3 закреплено: единственным источником власти в РФ является ее народ, а высшим непосредственным выражением этой власти - референдум и свободные выборы.

В статье 6 Конституции установлено, что каждый гражданин обладает всеми правами и свободами и несет равные обязанности, а в статье 32 зафиксировано право граждан на участие в управлении делами государства как непосредственно, так и через своих представителей, право избирать и быть избранными в органы государственной власти и местного самоуправления. В статье 55 специально оговаривается, что не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина. Они могут быть ограничены федеральным законом только в целях защиты конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, а также обеспечения обороны и безопасности страны. При этом, согласно статье 56, право избирать и быть избранными может быть лимитировано федеральным конституционным законом лишь в условиях чрезвычайного или военного положения.

В статье 70 закона о выборах депутатов Государственной Думы определена и норма явки избирателей, которая должна быть не менее 25% от общего числа граждан, включенных в избирательные списки. В ст. 71 говорится об избирательных объединениях, участвующих в выборах депутатов Думы второго созыва (в декабре 1995 года). Указывается, что в выборах могут принимать участие общероссийские общественные объединения, созданные в порядке, который установлен законом РФ "Об общественных объединениях".

Исходный вопрос постсоветского политико-правового развития состоит в том, кому будет принадлежать государство: либо гражданам (демократическое государство), либо доминирующим социальным группам (корпоративное), либо чиновникам (административно-бюрократическое), либо самому себе (тоталитарное, полицейское государство).

В современных демократически организованных странах выборы являются институтом и процессом принятия политико-правовых решений, субъектом которых выступает общество в лице его дееспособных граждан, а объектом - государственная власть. Посредством конституционных выборов осуществляется публичное политическое воспроизводство государства, а именно социальная ротация или перераспределение (перегруппировка, передача) законодательных и исполнительных полномочий внутри сил и групп, политически и юридически оформивших себя. Поэтому любая альтернатива таким выборам как форме и способу организации и функционирования публичной политической власти и ее трансформации в государственную власть ведет к разложению демократического конституционного правопорядка, а в конечном итоге к вытеснению граждан и их территориальных, политических и иных объединений на периферию политической системы и, как следствие, оформлению режима господства государства над обществом.

Демократические конституционные выборы - разумеется, не панацея в решении всех проблем посттоталитарного этапа развития российской государственности, но это единственный политико-правовой институт, дающий шанс выйти из состояния "закрытого общества", преодолеть тоталитарное социополитическое и социокультурное наследие. Демократия неосуществима вне политического избирательного процесса, то есть процесса, допускающего и обеспечивающего для граждан юридическую возможность выбора между различными лицами, группами и партиями, претендующими на то, чтобы в течение определенного срока не только представлять их интересы, но и проводить собственную политику, санкционированную гражданами-избирателями.

Хотя полномасштабное исследование лекторально-правовой культуры россиян - вопрос будущего, уже сегодня есть все основания утверждать, что для значительной части из них участие в выборах стало способом "селекции" политических лидеров, публичной оценки деятельности партий, инструментом коррекции официального правительственного курса. Люди начинают воспринимать участие в выборах как реализацию своих политических и гражданских прав. Нужно отдать должное авторам использованной на выборах в 1993 и 1995 годах симметричной системы представительства. Она сделала свое историческое дело: инициировала и структурировала партийно-политический процесс, удовлетворила некоторым образом амбиции различных политиков, а самое главное - увела с проторенной дорожки уличной маргинальной демократии наиболее активные на тот период общественные силы и группы".

Теперь, как мы видим, весь народ имеет право политического выбора. Несомненный прогресс!!!

Политическая власть сейчас и прогноз на будущее

Чтобы проследить истоки нынешней ситуации, я буду говорить, с одной стороны, о доминирующей политической культуре, и с другой - о политической контр-культуре. Сначала я опишу некоторые характерные черты политической доминанты, а затем перейду к диссидентной культуре, или контр-культуре. Лишь рассматривая их вместе, вникая в их противоположность, исходя из сосуществования несоединимых вещей, можно получить адекватную картину происходящего.

В нашем обществе никогда прежде не было реальной демократии. В связи с этим встает вопрос: действительно ли общество после десятилетий тоталитарных диктатур еще остается или может вновь стать деятельным субъектом и на какие позитивные или самоочищающиеся силы можно положиться при решении этой огромной задачи. Вопрос о деятельной способности можно рассмотреть в трех измерениях:

1. Политическое измерение: Существует ли новая национальная идентичность, гарантирующая и дальше государственное единство? Существуют ли институты (такие, как парламент, партии, функционирующая администрация), которые могут стать основой демократического правового государства? Сохраняется ли память о демократической политической культуре, которая сложилась до коммунистического государства? Существуют ли политики, которые пользуются доверием народа, его большей части? 2. Социально-экономическое измерение: Возникли ли институты и группы (такие, как церкви, университеты, национальные меньшинства), которые исходя из собственной идентичности и традиций обнаружили относительную сопротивляемость по отношению к системе? Насколько удалось исказить и нивелировать частную сферу жизни, в какой мере сохранились нетронутыми или даже усилились семейно-родственные структуры, такие, как и дружеские отношения? Имеются ли хотя бы в отдельных сферах общества частная собственность на средства производства, частный сервис и свободная торговля? 3. Морально-психологическое измерение: Имеется ли в обществе минимальный консенсус относительно фундаментальных ценностей при одновременной готовности терпимо относиться к согражданам, думающим иначе и своеобычным в образе жизни? Являются ли люди в тоталитарных государствах, более чем в демократических, приверженными традиционным добродетелям? Выработали ли они новые добродетели? В какой степени наличествует готовность к личным успехам и ответственности? Как обстоит дело с юмором, с этим упорным противником тоталитарных диктатур?

Разумеется, эти признаки в применении к конкретным обществам, которые после десятилетий диктатуры все еще или уже снова являются деятельными, нельзя рассматривать как однозначные или исчерпывающие. Но они позволяют более дифференцированно подойти к шансам на будущее различных формально тоталитарных государств. Общий результат такого вопрошания можно предвидеть, и он не является неожиданным: шансы на будущее разных стран восточного блока различны, и менее всего обнадеживающим представляется Советский Союз. С помощью названных признаков это можно было бы специально описать и обосновать. Здесь, впрочем, не место для того, чтобы проводить такое сравнительное исследование. Я лишь ограничусь' в заключение замечаниями о шансах Советского Союза.

Возможности Советского Союза сохранить свое государственное единство в условиях свободной кооперации ничтожны. Также в области национальной политики тоталитарное господство обнаружило свою антипродуктивность. Централизм пробуждает центробежные силы, единое государство стимулирует регионализм, представители "советского народа" склоняются к своему собственному народу, "социалистическая нация" расчленяется на враждующие национальности.

Народы Советского Союза за исключением прибалтийских не могут апеллировать к традиции политической свободы. Не только 70 лет тоталитарной диктатуры отразились на сознании; столетия патримониального господства царской империи также не содержат резервуара идей и институтов, из которых могла бы вырасти политическая свобода. Напротив, именно эта история позволяет понять, почему в Советском Союзе не было институтов и групп, которые именно как институты и группы противостояли бы принудительному нивелированию (как, например, церковь и большая часть интеллектуалов в Польше). Она объясняет также, почему в России были и остаются неразвитыми - частная собственность, разделение труда, свободная торговля и соответствующие им индивидуалистические ценностные представления Запада. "Гомо советикус" на самом деле, как это показал А. Зиновьев в одноименной книге, имеет неограниченные черты "коллективности,,

Естественно, имеются исключения и чем чаще сталкиваешься с ними, тем более они воспринимаются, как правило. В последнее время я часто разговаривал с гражданами Советского Союза, которые, кажется, подтверждают апорийную структуру тоталитаризма. На вопрос, изменил ли тоталитаризм характер русского народа, звучал одинаковый ответ: он разрушил наши души. И затем следовал тонкий анализ с помощью таких понятий, как приспособление, недоверие, лицемерие, трусость, эгоизм, самоуничижение и Т. п. Но чем точнее анализ, тем невероятней исходный тезис: как разрушенная душа оказывается способной к столь критическому взгляду, очистительному возмущению и недеформированной коммуникации? Ответ, пожалуй, должен быть таким: не все, но и немало имели счастье вырасти в семьях, которые при всем внешнем и отчасти внутреннем приспособлении передали традиционные ценности. Из такой семьи вышел А. Д. Сахаров, о чем свидетельствует он сам в автобиографии.

Тоталитаризм в России повинен, на мой взгляд, в следующих грехах:

- во-первых, была создана уникальная порода людей, "новый советский человек>, который не умеет, не хочет и не любит работать, ни к чему не стремится, ничего не добивается и свою посредственность рассматривает как нечто положительное. Идеи Х. Ортега и Гассета относительно "массового человека" вполне осуществились в нашей стране, по крайней мере, это можно сказать о значительной части населения, - во-вторых; тоталитаризм развил и углубил в российском характере нигилистическое отношение к личности, всегда имевшее место в русской культуре. Всегда было неуважение к личности со стороны государства, со стороны общества, можно даже сказать, что всегда было неуважение к личности в самом себе. В тоталитарном обществе всякое проявление личностного начала, талантливость, оригинальность были подозрительны. И по сию пору появление личности у нас все еще является чудом. Подлинная личность - человек совершенно свободный внутренне, человек самобытный,- так же редка сегодня, как и сто, и двести лет назад,

В настоящий момент мы, согласно политологам, находимся в посттоталитарной стадии своего развития. Но все грехи тоталитаризма остались непреодоленными и продолжают действовать. Конечно, после смерти Сталина мы уже имели дело с неким "вырожденным тоталитаризмом". Отсутствовало право, но оно заменялось незыблемыми правилами игры, которые разрабатывала партийно-государственная бюрократия, к ним можно было приспособиться. Страна шла к экономическому краху, но существовали определенные социальные гарантии. Страной правила государственная мафия, преследующая инакомыслящих, но она же гарантировала в той или иной мере безопасность индивида. Наконец, огромную роль в ту эпоху играда интеллигенция - она была совестью нации, к ней прислушивались и сверху и снизу, она формировала общественное мнение, существовало, благодаря ее. усилиям, общественное осуждение.

С переходом в посттоталитарное общество, с гибелью империи все это рухнуло - сильная власть, законы, авторитет интеллигенции. Всякий новый порядок, установленный путем насилия, оказывался на деле не движением общества вперед, а возвращением к более архаическим нормам и формам социального бытия. Например, ликвидация' капиталистических отношений в деревне вернула крестьянство к старым, давно вроде бы ушедшим в небытие формам хозяйствования. Борьба с христианством привела к возрождению язычества, к поклонению идолам. Мы в настоящее время вступили в период войны всех против всех - войну кланов, групп, мафиозных группировок. Насилие стало нормой жизни. Война на бывших окраинах империи, война в городах - собственно говоря, даже в центре России мы имеем дело с некой приглушенной формой гражданской войны. Исчезло понятие общественного осуждения, на глазах происходит нравственное одичание народа, никто не прислушивается более к голосу интеллигенции, над вернувшимся Солженицыным посмеиваются за его "многоговорение" .

Демократия может утвердиться и институционализироваться на конкретной национальной почве лишь в том случае, если общепринятые демократические ценности и нормы станут поведенческими установками большинства населения. Но чтобы стать действительным демократом в собственном смысле слова, человек должен родиться, вырасти, социализироваться в соответствующей социокультурной среде.

Когда-то Томас Кун в своей знаменитой книге "Структура научных революций" (М., 1976) говорил, что смена научных парадигм возможна лишь при смене популяции ученых. Новая парадигма утверждается лишь тогда, когда представители старой сходят со сцены. Как ни жестока эта истина, но она имеет очень существенное значение. В масштабе смены универсальных инновационных циклов эта максима Куна превращается в утверждение, что окончательное становление и формирование нового цикла, опирающегося на принципиальные социальные, экономические, политические и культурные инновации, возможно лишь с приходом на историческую сцену новых поколений. Для них усвоение новых культурных ценностей, цивилизованных стандартов, способов деятельности, политического, общественного и бытового поведения происходит как естественный процесс, не требующий ломки старых стереотипов, отказа от устаревших ценностей, крушения мировоззрения и не ведущего в силу этого к трагическому мировосприятию. Эти поколения - творцы истории. Поколение же, на долю которого выпадает процесс перехода от одного инновационного цикла к другому, оказывается его неизбежной жертвой.

Переход к информационному и индустриально-информационному обществу невозможен, если скорость формирования новой генерации людей будет уступать скоростям технологически детерминированных процессов. Так как формирование нового поколения не биологический, но в широком смысле социально-когнитивный, т. е. общекультурный процесс, то в его основе лежат, естественно, информационные процессы, так как именно при рода социальной информации, как показано выше, образует фундамент глубинных исторических изменений. Короче, создание новой генерации людей, способных реализовать постсоветский инновационный цикл и довести его до уровня полной реализации, требует глубочайших, и притом ускоренных изменений в процессе системы воспитания и образования. Речь здесь, разумеется, идет об образовании в широком смысле. Итогом революции образования должно стать повышение общенациональной квалификации по меньшей мере в три раза на протяжении жизни одного поколения, т. е. в интервале 25-30 лет, а это возможно лишь при одновременной революции воспитания, связанной с внедрением в сознание человека новых моральных, поведенческих и мировоззренческих стандартов труда, бытового, производственного и управленческого поведения, профессионального и социально-политического менталитета. Произвести такие быстрые и глубокие изменения в сознании и поведении людей можно лишь на основе и с использованием современных информационных технологий в качестве основного образовательного и воспитательного средства. Аккумуляция знаний, их трансформация, закачка в психофонд обучающихся и контроль над эффективностью их усвоения в соответствии с требованиями, выдвигаемыми переходом к новому универсальному инновационному циклу, могут быть осуществлены только на основе продуманной системы образования и воспитания. И так как радикальный переход к новому социальному устройству, новому большому инновационному циклу, новым поколениям граждан России не может осуществляться лишь в форме отказа от старого и полной замены его новым, то процесс образования и воспитания новых поколений должен соединять принцип преемственности в рамках сохраняющегося ядра культуры и принцип трансформации этого ядра в целях его адаптации к новым технологическим и цивилизационным условиям развития. Здесь уже необходимо не стихийное, но сознательное, стратегическое решение вопроса.

Относительно новым является понимание того, что интенсивная информатизация объектов культуры и культурной деятельности для отсталых в социально-экономическом отношении стран, стран развивающихся и особенно находящихся, подобно России, в глубоком экономическом и духовно-культурном кризисе, является гораздо более приоритетной задачей, чем для стран развитых. Более того, информатизация культуры и особенно таких культурообразующих процессов, как образование, обучение и воспитание от стадии младенчества до стадии пере квалификации взрослых людей гораздо приоритетнее, важнее и фундаментальнее, чем решение некоторых экономических проблем, лежащих, так сказать, на поверхности, ибо как раз решение последних зависит от уровня и состояния культуры, от профессионалов и специалистов самого широкого спектра, в чью компетенцию входит решение социально-экономических, политических и духовно-культурных задач, ведущих к преодолению общего кризиса и эффективному переходу к новому инновационному циклу.

То, что не хлебом единым жив человек, известно давно. Но эта библейская сентенция часто про износится без должного понимания. Было бы, конечно, наивностью считать, что экономические проблемы целиком решаются мерами информатизации культуры. Но еще наивнее было бы думать, что их можно решить без глубоких культурных трансформаций, и что эти последние в современном обществе повышенных скоростей и быстро сменяющих друг друга радикальных инноваций возможны без информатизации культуры.

С тех пор как в годы перестройки был приподнят, а затем и ликвидирован железный занавес, в страны СНГ и особенно Россию хлынуло сразу несколько совершенно неконтролируемых потоков информации. По степени интенсивности среди них в первую очередь выделяются экономическая, общеполитическая и культурная информация. Последняя осуществляется в виде потока различных, в основном низкопробных кинофильмов, телесериалов, различных видеошоу, многочисленных радио - и телепередач весьма пестрого содержания, от обычных реклам до откровенной порнографии и т. д. Если перевести известные факты I;Ш язык социальной философии и культурологи, то речь идет о довольно известной из истории мировой культуры информационно-культурной агрессии. Метафорически сущность этого процесса заключается в проникновении различных культурных влияний из сферы, так сказать, более интенсивной, более напряженной культурно-информационной жизни в ареал некоторого культурного вакуума, или, опять же метафорически выражаясь, в сферу разреженной культуры, в область пониженного культурного давления. Происходит неэквивалентная акультурация, приводящая к снижению культурного иммунитета общества, становящегося объектом культурной агрессии.

До поры до времени ударную волну акультурации принимает на себя защитный пояс, окружающий ядро данной культуры, в нашем случае российской, уже - русской. Защитный пояс эффективно выполняет свою роль, пока не исчерпан, так сказать, запас его прочности. После такого исчерпания могут начаться весьма нежелательные деструктивные процессы в ядре культуры. В этом случае в сознании, самосознании и само идентичности нации могут произойти необратимые деструктивные изменения. Они с необходимостью приводят, коль скоро не встречают сознательного противодействия, к разрушению национальной целостности и распаду национально-государственного единства.

Я отнюдь не сторонник ретроградной сверхконсервативной идеи культурной самоизоляции и так называемой концепции российского возрождения, поскольку она на самом деле не повышает культурный иммунитет, а главное - не противопоставляет пролиферации чуждых и порой несовместимых культур нечто принципиально новое, жизнеспособное, инновационное в ядре нашей собственной культуры. Это жизнеспособное инновационное начало нужно развивать и создавать иногда заново, используя национальные традиции, поддерживая их жизнеспособное начало, но не ограничиваясь лишь этим. Социальная среда обитания глобального масштаба, в которую погружена нынешняя Россия, очень сложна, неоднородна, динамична, акселеративна и включает множество разнонаправленных процессов. Адаптация к ним требует ускоренных и сознательно направляемых усилий в общенациональном масштабе. В эти процессы должны включаться не только культурные элиты, но и максимум самодеятельного населения России. Из этого с необходимостью следует, что без интенсивной информатизации культуры - единственного средства, позволяющего в гигантских масштабах и на больших скоростях делать достоянием нации и особенно новых поколений лучшие образцы отечественной культуры, как традиционной, так и современной, инновационной, - самосохранение и развитие нации как самоидентичного и жизнеспособного целого невозможно. Речь идет не о войне и не о столкновении культур, но об интенсификации собственного культурного развития, включающего три процесса:

1) сознательная трансформация ядра культуры в направлении поддержки, расширения и углубления всего жизнеспособного в культурных традициях и в инновационном потенциале;

Усиление иммунных механизмов защитного слоя;

3) интенсификация агрессии нашей собственной культуры.

Последний процесс связан с распространением культурных эталонов, стандартов и достижений нашей культуры за границей. ее собственного исторического ареала. Включаясь, таким образом, в систему мировой культурной динамики, она как бы обретает новое поле для жизнедеятельности, что, кстати, и происходило на протяжении второй половины XIX и первой четверти хх в. Такая, казалось бы, невинная вещь как информатизация наших культурных сокровищ (музейная информатизация), делающая их доступными мировому сообществу,- одно из самых мощных средств сохранения культуры и пролиферации за границу собственного культурного ареала.

Что же касается информатизации в сфере воспитания и образования, то она, делая лучшие образцы отечественной и мировой культуры достоянием новых поколений, интенсивно наращивает и духовно-культурный потенциал, гарантирующий адаптацию и выживание в новых социально-экономических условиях. Этим же, кстати, обеспечивается и возможность для новых поколений россиян усвоить и освоить инновационные механизмы, выработанные в современных динамических обществах. Последнее особенно важно на начальных стадиях формирования нового, большого, постсоветского универсального инновационного цикла.

Наше правительство и высшее государственное руководство России, занятые решением текущих проблем, упускают из виду глубинные духовно-культурные процессы, которые в конечном счете важны не менее, а в переходные периоды даже более, чем некоторые сиюминутные экономические и политические действия.

О возможности информатизации культуры как инновационного фактора, стимулирующего модернизацию России, свидетельствует, например, опыт информатизации в. форме так называемого телеобучения и образования. При общем низком культурном и квалификационном уровне российской глубинки, особенно в сельских местностях, вопрос, например, о подъеме аграрной экономики, культуре деревенского быта и т. д. не может быть решен иначе как с помощью телекомпьютерных информационных систем. Фермер и вообще сельский житель, имеющий хотя бы не самый современный компьютер с дисплеем с добавкой фак - и модем-платы, может, так сказать, не выходя за границы фермы, получать не только всю необходимую экономическую, агробиологическую, зоотехническую, медицинскую, маркетинговую, технологическую, консультационно-юридическую информацию и соответствующие знания в виде текстовых записей, лекций, докладов, буклетов и т. д., но И получать доступ к всевозможным образовательным курсам. Еще важнее, что при нашем бездорожье и трудной доступности дорогостоящих привилегированных школ, гимназий, лицеев и т. д., дети фермеров (об этом свидетельствует, например, австралийский опыт) получают возможность с помощью компьютера и видеофона, а также системы телевидения приобрести хорошее профессиональное и общекультурное образование и сдать соответствующие экзамены.

Известно, что, несмотря на тяжелые кризисные явления, охватившие экономику и общественную жизнь в нашей стране, многие отечественные и зарубежные исследователи предсказывают, что при сохранении, а тем более ускорении темпов экономических и социальных реформ Россия на протяжении ближайшего десятилетия может стать наиболее динамично развивающейся страной мира. Но, разумеется, это может про изойти только при условии, что экономическое и социальное реформирование будет сопровождаться глубокими и всеобъемлющими реформами в сфере культуры. Эти последние нуждаются в поддержке государственного и частного секторов. Пока последний относительно слаб, роль государства в развитии культуры будет оставаться доминирующей. Сознательная, целенаправленная, экономически обоснованная, имеющая огромное нравственное" и воспитательное значение государственная политика в сфере информатизации культуры должна стать одним из стержневых процессов в общей политической и экономической доктрине России как демократического, социально ориентированного, процветающего общества, высшей ценностью которого является человек. Можно сколько угодно говорить о правах" и свободах человека, возможностях для самореализации личности и т. д., но пока эта личность, этот человек не овладеет всеми достижениями мировой и отечественной культуры и не научится использовать свои культурные достижения для - рационального переустройства своей жизни, экономики и - быта, говорить о его свободе можно будет лишь метафорически, как о некоторой полуутопии или даже просто утопии. Интенсивная и продуманная информатизация культуры, проводимая в общегосударственном масштабе на основе государственной и региональной политики - важнейшее средство превращения этой утопии в реальность.

И напоследок пару слов о политической культуре и некоторых чертах характера нашего народа.

Традиции культуры консенсуса сказываются во многих сферах: например, амнистия путчистов августа 1991 г. и октября 1993 г., несмотря на то, что ею создавался опасный политический прецедент, была, тем не менее, сочувственно принята всеми., Российское общество все еще способно, хотя, кажется, иногда и против его собственной воли, сглаживать и молча сносить острые конфликты, особенно те из них, которые требуют юридической разработки. Восставать против собственного коммунистического прошлого оно тоже уже почти не пытается - последние вспышки относятся к 1990 г., да и те немногочисленны.

Недостаточное свободолюбие часто называют в качестве одной из характеристик российской политической культуры; Василий Гроссман говорил о тысячелетии рабской психологии. В качестве контрпримера можно привести не только раскольников, во имя религии порывавших с обществом и принимавших мученическую смерть. Можно назвать. многочисленные религиозные группы и секты, жившие вне общества и государства. Некоторые из них, такие как духоборы и меннониты, в конце XIX в. покинули Россию и переселились в Новый Свет. Это показывает, в частности, что

Между освободительными движениями на Востоке и на Западе существовали и продолжают существовать существенные различия. Многие из тех, кто боролся за свою свободу в России, вынуждены были порвать с обществом или во всяком случае перебраться на периферию, туда, куда государство почти уже не имело доступа.

Часто это 6ыла географическая периферия, но речь могла идти и о социальной или религиозной периферии, где люди типа юродивых могли найти себе свободу, свободу дурака или убогого. К российским искателям свободы можно причислить также беглых крестьян, из которых на окраинах страны формировалось казачество. Свобода, Воля Локализовалась, таким образом, где-то вдоль внешних границ государства и общества; это была свобода уклониться от насилия, а не свобода подняться на борьбу против него, победить его или хотя бы ввести в какие-то рамки. В этом смысле российский идеал свободы расходится с либеральными идеалами. Если либерализм стремится преобразовать существующие отношения в своем либеральном духе, то российское свободолюбие уклоняется от власти и насилия и ищет себе прибежища и возможностей для развития вне существующих отношений.

Новую ступень контр-культуры знаменовало диссидентское и правозащитное движение 60-х гг. Ведь здесь имели место выступления групп - пусть малочисленных и разрозненных - которые отвергали конспирацию и пытались действовать открыто, публично. Самое советскую власть они как бы не ставили под вопрос, однако критикуя советские законы и государственно-правовые процедуры, они фактически расшатывали систему, способную существовать лишь при том условии, что партийное руководство само будет писать законы. Поэтому власть обрушивала на носителей подобных критических требований массированные полицейские меры, не пытаясь хотя бы частично интегрировать в себя таких людей, как Сахаров.

Российская политическая культура породила острые противоречия, но не создала I механизмов их опосредования. Политическая система до 1917 г. и особенно после I революции плохо умела справляться с конфликтами, то есть не владела достаточным инструментарием для того, чтобы перерабатывать противоречия, трудности, непредвиденные ситуации в рамках самой системы, урегулировать конфликты, не расшатывая основ. Не было четкого понимания того, что во многих случаях конфликтов действительно невозможно избежать, что необходимо искать пути, как жить с этими конфликтами. Коммунистический режим выработал, по существу, только два средства преодоления конфликтов: уничтожение оппонента или отрицание самого конфликта. В сталинские времена предпочтительным считался первый путь, позднее - второй, метод подковерных стычек.

Резко выраженные противоречия и неумение решать конфликты объясняют, кроме прочего, также и высокий приоритет, можно даже сказать, доминирование политики. Экономика, социальные отношения в России влияют на политику в гораздо меньшей степени, чем в западных государствах. Цари, императоры, вожди и президенты с выраженной волей к политическим преобразованиям всегда могли перевернуть российскую жизнь по своему усмотрению. Личность лидера играла в политической культуре центральную роль, институции - второстепенную.

Люди привыкли к тому, что политика выше права. Право, законы не воспринимаются как сфера, способная нормально существовать лишь при условии невмешательства в нее текущей политики. В посткоммунистической России власти во многих случаях все еще используют право, Конституцию как инструмент в политическом маневрировании. Общество с готовностью принимает это, а исторически сложившаяся ментальность придает формализованному праву лишь очень условную ценность, в любом случае ставя его ниже идеала справедливости. Справедливость же не обязательно вытекает из письменно фиксированного права или из деятельности тех инстанций, которые это право осуществляют.

Есть ли шансы у российской демократии?

По справедливому замечанию бразильского политолога Ф. Веффорта, "новые демократии" представляют собой смешанные режимы, хотя смешение или совмещение институтов и норм вполне обычное явление, поскольку многие режимы, в том числе и традиционно демократические, носят смешанный характер. Так, некоторые современные представительные демократии включают элементы прямой демократии и корпоративизма, представляя собой некий институциональный гибрид. "Новые демократии" же - это, в сущности, особые разновидности гибридизации, основанные на сочетании в переходный период демократических институтов, норм и ценностей с авторитаризмом. Но при всех возможных здесь оговорках нельзя не согласиться с тем же Веффортом, который считает, что "гибридные режимы можно считать победой демократии в сравнении с той тоталитарной диктатурой, которую они сменили".

Все это, в свою очередь, дает основание для вывода, что процесс демократизации в. странах третьего мира нельзя воспринимать как само собой разумеющийся и однозначно обреченный на успех. Переходный характер "новых демократий" обусловливает их нестабильность, порождающую непредвиденные обстоятельства и непредсказуемые результаты. Как отмечали Т. Карл и Ф. Шмиттер, "нормальные" ограничители социальных структур и политических институтов на время как бы прекращают свое существование; действующие лица зачастую вынуждены принимать скороспелые и противоречивые решения; союзы, в которые они вступают, как правило, скоротечны и мимолетны. Результаты действий зачастую не соответствуют первоначальным замыслам различных группировок. "Парадоксом "новых демократий" является то, что демократические преобразования осуществляются под руководством лиц, не являющихся, по выражению Ф. Веффорта, демократами "по рождению". Подавляющее большинство тех, кто возглавил преобразования переходного периода были "инсайдерами" в прежних режимах и были обращены в демократическую веру самим переходным периодом. Это Р. Альфонсин И К. Менем в Аргентине, П. Эйлвин и Р. Лагос в Чили, Ж. Сарней и в Бразилии, Б. Ельцин и В. Черномырдин в России и т. д.

Поэтому очевидно, что многие из "новых демократий" не застрахованы от опасности того, что первоначальные восторги по поводу обретенной свободы могут обернуться разочарованием и неприятием демократии широкими слоями населения. Немаловажен с данной точки зрения вопрос о выживаемости и управляемости демократии, ее способности укорениться в том или ином обществе. По-видимому, правы те исследователи, которые предупреждают о возможности возникновения в переходные периоды тупиковых ситуаций и опасности возврата к прошлому. Так, например, в Турции, после проведения здесь первых свободных выборов в 1946 Г. демократический процесс три раза - в 1960-1961, 1970-1973 и 1980-1983 ГГ. - был прерван периодами правления авторитарных режимов. Что касается большинства латиноамериканских стран, то для них такое положение вещей стало почти правилом. В результате, как писал французский исследователь Г. Эрме, "реальный вызов состоит в нахождении выхода из этого порочного круга, который до сих пор превалировал, когда диктатуры, быстро терявшие свой блеск, регулярно сменялись демократиями, имевшими под собой шаткую основу". Не продемонстрировавшие свою состоятельность демократические режимы, неизбежно потерпят крах вследствие либо своих ошибок, либо разочарования людей.

Обоснованность этого тезиса подтверждается тем, что целый ряд стран и народов продемонстрировали свою неготовность к принятию демократии и ее ценностей во всех их формах и проявлениях. Об этом свидетельствует опыт некоторых стран третьего мира, где механическое заимствование западных образцов государственности оборачивалось неудачей и приводило к непредсказуемым негативным последствиям. 3римым; проявлением негативных последствий попыток ускоренной модернизации на западный лад является дуга нестабильности, протягивающаяся на огромные пространства мусульманского мира от Инда до Средиземноморья и стран Магриба. Объясняется это прежде всего тем, что заимствовались и насаждались элементарные административные и управленческие механизмы, не заботясь об их органическом интегрировании в национальные традиционные структуры. Первый такой опыт провалился в Иране, где шахский режим под патронажем Соединенных Штатов пытался постепенно пересадить на иранскую почву западные политические институты и экономические отношения.

Как же обстоят дела с шансами на установление демократии в России? Если не пытаться выдавать желаемое за действительное, то весьма средненько. В избирательном бюллетене отменена графа "против всех", что не позволяет народу отказать в поддержке существующему режиму. Государственные телеканалы говорят только о работе "Единой России". Будто бы остальные партии вообще ничем не занимаются? Откуда взялась партия президента? Разве у президента может быть партия? У старшего поколения почти нет политико-правовой культуры. Многие даже не знают, что такое совет федерации, свои права, полномочия президента и т. п. Старшее поколение (особенно пенсионеры) практически ничего не смыслит в рыночной экономике, поэтому оно и повелось на обещанные "сахарные горы" партии "пенсионеров" на последних выборах.

Но не все так печально. За 17 лет многопартийности успело сформироваться целое поколение (к которому отношусь и я), которое более-менее объективно воспринимает ситуацию, которое привыкло к такому порядку вещей и не захочет жить в авторитарном обществе, где нет полной свободы самовыражения. Сформировались оппозиционные правительству партии. Так что не существует какой-то заданности, неизбежности возвращения России к авторитарным формам правления, к диктатуре. Еще существуют политические силы и организации в парламенте, СМИ, в партийной борьбе, способные противостоять авторитарным тенденциям

Думаю, лет эдак через пять можно будет с уверенностью сказать, состоялась ли в России демократия. И все же, никогда еще в России не была так развита демократия.

Похожие статьи

• Положительные и отрицательные стороны демократии - От тоталитаризма к демократии

  Положительные стороны демократии. 1. Принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную ограничивает произвол власти. При...

• Введение, Тоталитаризм - Противоречия демократии и тоталитаризма

  Чтобы проанализировать эволюцию политической власти в России, нужно, для начала, определиться, что же такое эволюция. Для этого необходимо...

• Демократия, авторитаризм и тоталитаризм как политические режимы: проблема соотношения

  Демократия, авторитаризм и тоталитаризм как политические режимы: проблема соотношения Одной из наиболее широко распространенных классификаций является...

• Проблемы перехода от тоталитаризма к демократии. Концепция политической модернизации - Политические режимы

  Демократизация является одним из видов политического процесса, который приобрел особую актуальность в последние десятилетия в связи с падением...

• Введение, Понятие Демократии - От тоталитаризма к демократии

  Процесс исторического развития демократии достаточно длителен, многообразен и противоречив. Не завершен он и поныне. Ни одна политическая система в мире...

• Основные принципы демократии, Функции демократии - От тоталитаризма к демократии

  Демократия государство международный хартия § принцип народного суверенитета, согласно которому единственным источником высшей политической власти при...

• Исследовать демократию как форму государственного режима. - Формы демократии

  Демократия государственный режим организация 1. Понятие, признаки и виды демократии Государство и право познаются не только "через самих себя" - через их...

• Демократия и ее формы - Основные аспекты политического процесса

  Демократия предполагает признание принципа равенства и свободы всех людей, активное участие народа в политической жизни страны. Демократический режим...

• Заключение - Формы демократии

  Собственно демократический режим - это одна из разновидностей режима, основанного на признании принципа равенства и свободы всех людей, участии народа в...

• Роль геополитики в развитии государств. Понятие и формы демократии

  Вопрос 1 С древнейших времен и по настоящее время формировались различные точки зрения о том, Каким образом геополитические факторы оказывают влияние на...

• Исторические формы и модели демократии. - Политическая наука

  Проблема классификации демократии достаточно сложна. Главным является вопрос о критериях, на основании которых предпринимаются попытки ее...

• Понятие демократии - О сущности и значении демократии

  Что же такое "демократия"? Безусловно, не претендуя на какое-либо "конечное", идеальное определение этого сложнейшего понятия, мы попытаемся представить...

• Специфика принятия решений при разных режимах - Демократия и рынок

  Типы политических систем принято разделять, с некоторой долей условности на демократические режимы и недемократические (диктатура). К демократическим...

• Понятие демократии - Сущность демократии как политического строя

  Что же такое "демократия"? Самое простое определение демократии - это власть народа. Появление понятия "демократия" относится к античным временам....

• Демократии переходного периода - Проблемы демократического процесса в Российской Федерации

  Новый вид современной демократии, который по мнению некоторых исследователей в большей степени соответствует России, описал аргентинский политолог...

• Концепции плюралистической демократии - Западная политическая мысль XX века

  Общей посылкой в концепциях плюралистической демократии выступает положение о том, что государство является демократическим лишь при наличии множества...

• Исторические формы и модели демократии. - Политические режимы

  Проблема классификации демократии достаточно сложна. Главным является вопрос о критериях, на основании которых предпринимаются попытки ее...

• Понятие и теоретическое модели демократии - Демократия как современный политический режим

  Попытки вывести формулу демократии, восходят еще ко временам античности. В дошедших до нас работах и Платон, и Аристотель излагают свое видение...

• Понятие, сущность, исторические типы и формы демократии - Демократический режим

  Слово "демократия" трактуется в самом широком смысле - как форма устройства и способ функционирования любой социальной организации, основанной на...

• Аннигиляция традиции - Сущность тоталитаризма

  Тоталитаризм монизм террор пропаганда Существует популярное мнение, согласно которому большевистский режим в СССР и нацистский рейх в Германии коренились...

• Определение демократии - Современная демократия

  Что же такое "демократия"? Когда античные мыслители, в особенности такие "столпы" как Платон и Аристотель, отвечали на этот вопрос, они имели в виду...

• Россия между авторитаризмом и демократией - Сущность и формы авторитаризма

  Проблемы организации и функционирования власти в условиях перехода от тоталитарного к демократическому обществу в России привлекают внимание многих...

• Демократия как политическая форма общественного прогресса - Шпаргалки по политологии

  При всей кажущейся простоте вопроса о сути демократии как политического режима, оказывается он далеко не так прост. Хотя сегодня демократией не клянется...

• Историческое развитие демократических идеалов, История демократии - Историческое развитие демократических идеалов

  История демократии Демократия имеет длительную историю, и ее можно рассматривать как результат развития западной цивилизации, особенно греческого и...

• Особенности российской демократии - Есть ли демократия в России?

  Для того, чтобы разобраться в причинах провала перестройки, и причинах становления такой демократии, какую мы сейчас имеем, стоит особо упомянуть...

• Демократия как форма организации общества - Изучение политологии как науки

  Демократия (от греч. Demokratia - власть народа) - форма правления государством, отличающаяся участием граждан в управлении, их равенством перед законом,...

• Принципы демократии - Понятие и формы демократии

  Демократический государство плюрализм политический Исходя из анализа основных концепций демократии и практики функционирования демократических...

• Современная политическая демократия - От тоталитаризма к демократии

  В самом общем плане ее можно определить как режим, в котором народ имеет возможность реализовать свою волю непосредственно либо через своих...

• Признаки демократии - От тоталитаризма к демократии

  1. Демократия имеет государственный характер : А) выражается в делегировании народом своих полномочий государственным органам. Народ участвует в...

• Плюралистическая демократия - Демократический политический режим

  Демократия западного образца выросла из либеральной политической системы и наследует ее основополагающие организационные принципы: конституционализм,...

• Сравнительный анализ трех исторических форм политической демократии Нового времени: либеральной, коллективистской и плюралистической. Характеристика сильных и слабых сторон, Либеральная демократия - Демократический политический режим

  На всем протяжении истории демократические государства различались между собой. Тем не менее они имеют следующие общие черты: * признание народа...

• Свобода и ответственность как сущностные элементы демократии - Сущность демократии как политического строя

  Многие ученые называют демократию свободным правлением (free government). Это еще раз показывает, в какой мере понятие свободы неразрывно сочетается с...

• Сущность демократии как политического строя - Сущность демократии как политического строя

  Политический строй демократия власть Демократия имеет государственный характер: А) выражается в делегировании народом своих полномочий государственным...

• Понятие демократии - Особенности демократического политического режима

  Пытаясь определить, что собой представляет демократия, многие западные Исследователи, сделали вывод о том, что демократия - это: * прямое или косвенное...

• Основные концепции тоталитаризма - Тоталитарная диктатура

  В начале XX века, как было сказано, общество столкнулось с возникновением в разных странах политических систем нового вида. Термин "тоталитаризм" был...

• Либеральная демократия - Демократия и выборы

  При либеральной демократии мнение "меньшинства" учитывается всеми таким образом, чтобы соблюсти права меньшинства. Либеральная демократия, как метод...

• Идеальная и реальная демократия - Современная демократия

  Первые провозвестники демократической идеи основывали свою проповедь на чисто религиозном воодушевлении. Для многих из них демократия была своего рода...

• Сущность демократии как политического строя - О сущности и значении демократии

  Демократия имеет государственный характер: А) выражается в делегировании народом своих полномочий государственным органам. Народ участвует в управлении...

• Свобода и ответственность как сущностные элементы демократии - О сущности и значении демократии

  Многие ученые называют демократию свободным правлением (free government). Это еще раз показывает, в какой мере понятие свободы неразрывно сочетается с...

• Теоретические модели демократии - Классификация политических режимов

  Практика современной демократии вызывает споры. Это связано с дискуссионностью самого вопроса о том, что составляет суть демократии. Следует признать,...

Демократия - Противоречия демократии и тоталитаризма

Предыдущая | Следующая