Церковь и политика - Церковь и политика

I

Слово политика происходит от греческого polis, что значит "город", а в расширительном смысле - государство, Град, упорядоченное, структурированное человеческое сообщество.

Сегодня мы различаем государство и гражданское общество. Последнее, в условиях демократии, или народовластия, является основой государственной власти, поскольку все члены общества, реализуя свое избирательное право, прямо или косвенно участвуют в формировании всех органов власти. Кроме этого, политика оказывается неотделимой от финансово-хозяйственной жизни, от отношений между трудом и капиталом, а также от системы массовых коммуникаций, без которой немыслимо функционирование социального целого.

Таким образом, в современном обществе сфера политики чрезвычайно широка. Помимо собственно "политических партий", участвующих в борьбе за представительство в парламенте, немаловажную и все возрастающую роль в ней играют различные формы "общественности", то есть общественные ассоциации, дискуссионные клубы, движения, независимые средства массовой информации и т. п. В открытом, демократическом обществе такие голоса независимой от официальных государственных структур "общественности" оказывают или могут оказывать непосредственное влияние на политическую жизнь, то есть иметь реальное политическое значение.

Каково место христианской Церкви в столь сложно организованном обществе?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сначала выявить общественно-правовое измерение Церкви, а затем - ее "специфику" именно как Церкви.

В социальном пространстве Церковь формально выступает как добровольная ассоциация граждан и в этом смысле ничем не отличается от других общественных объединений, преследующих какие-то культурные, гуманитарные и иные цели. Церковь удовлетворяет религиозные потребности отдельных граждан, обладающих конституционным правом свободы совести и религиозных убеждений. Поэтому можно сказать, что Церковь - это не политическая организация, а одна из форм "общественности". Поскольку Церковь не ставит перед собой собственно политических целей, она находится вне политики и может объединять людей разных политических взглядов.

Вместе с тем очевидно, что Церковь не является просто "общественной организацией". Особый закон регламентирует деятельность именно религиозных объединений, выделяя таким образом сферу религии как специфическую область человеческой жизни. Это связано не только с тем, что религия формирует определенное "мировоззрение", но также и с особенностями "религиозной практики" в целом, которая не может быть описана только в терминах культурной активности.

Для религиозного сознания религиозные цели и ценности являются высшими, определяющими; они прямо или косвенно влияют на принятие повседневных решений, касающихся самых разных сфер жизни. Именно поэтому отношение современного правового государства и гражданского общества к религии неоднозначно.

С одной стороны, религиозная свобода - одно из фундаментальных прав человека. С другой стороны, реализация этого законного права верующими не должна ущемлять права других граждан; Церковь не имеет права навязывать обществу свои представления и способы решения социально-политических проблем, касающихся общества в целом.

Современное государство де-юре не является идеологическим. Задачи политики, в том числе государственной, - чисто практические и прагматические. Именно поэтому все, что касается мировоззрения, моральных императивов, этических и эстетических критериев, "смысла жизни" и т. п., вынесено за пределы регулируемого правового поля и отнесено к области частной жизни каждого члена общества, к области его прав, которые он может реализовывать не только индивидуально, но и совместно с другими.

Человеческое общество нуждается не в одних только правовых и административных механизмах, но и во внеположных этим механизмам критериях правильного и ложного, доброго и злого, человечного и бесчеловечного. Точка зрения, позволяющая оценивать конкретную политику, лежит вне пределов самой политики. Эту точку зрения часто называют "нравственной"; ее можно назвать и духовной. Здесь мы сталкиваемся со своего рода парадоксом: духовно-нравственная оценка политики сама по себе не является политикой, но вместе с тем она может и должна оказывать влияние на политическую жизнь, а значит, сама эта оценка имеет политическое значение.

Это парадоксальное "место", или позиция, которая позволяет, а в некоторых случаях даже принуждает оценивать конкретную политическую реальность, как раз и является собственным "местом Церкви" в современном секулярном обществе. Церковь "не занимается" политикой, но вместе с тем она не может "не участвовать" в политической жизни.

У христианской Церкви есть источники, обращаясь к которым она может находить критерии для подобной оценки: духовный опыт, знание человеческой природы, многовековая традиция богословского мышления. Кроме того, у Церкви есть и опыт стояния за истину. Это значит, что Церковь, когда она действует в обществе, должна руководствоваться не какими-то частными, конъюнктурными интересами своей земной организации, но теми "принципами", которые соответствуют реальному опыту богообщения и за которые многие христиане шли на смерть. Конечным критерием при выборе оценок, решений, поступков для христиан является верность Евангелию, верность Самому распятому и воскресшему Сыну Человеческому.

Таким образом, формально пребывая в сфере "общественности", Церковь никак не укладывается в рамки понятия об общественной ассоциации и бесконечно превышает его.

Вместе с тем, чтобы реально участвовать в жизни общества и влиять на него (чего требует сама миссионерская природа христианства), Церковь со стороны своей внешней организации должна быть и не меньше, чем общественная ассоциация, потому что формы объединения и взаимодействия христиан должны быть "совместимы" с формами и структурами гражданского общества.

Нынешняя Российская Православная Церковь, мягко говоря, не вполне отвечает этому требованию. Ее представляют в обществе, во-первых, высшие иерархи - "должностные лица", говорящие от имени Церкви; во-вторых, группы клириков и мирян, выражающие свое мнение преимущественно через СМИ, а также посредством отдельных публикаций (книг и брошюр); в-третьих, различные политические и общественные организации, заявляющие, что православие является основой их идеологии. Вместо общецерковных действий - согласованных и в то же время богословски обоснованных - мы, как правило, имеем дело с частными акциями и мнениями, которые не подвергаются общецерковной оценке и богословской верификации.

Акции эти бывают весьма странными. Вот характерный пример. Во время известных событий в Буденновске местный епископ впервые приехал на место трагедии, чтобы встретить благополучно вернувшихся заложников. Из толпы его приветствовали словами: "Где ты был раньше?!". Это было первым появлением православного архиерея перед телекамерами. Возникает вопрос: а почему он не выступил посредником на переговорах, как это делали политики? Какая опасность ему, православному епископу в рясе и панагии, грозила? И должен ли, вообще, епископ Церкви избегать опасности?

Высшая церковная власть, действуя на общественной сцене, не имеет обыкновения обращаться к церковному народу, чтобы совместно с ним в свободной дискуссии, согласно принципу соборности, вырабатывать церковную позицию по отношению к конкретным событиям и процессам социально-политической жизни. В свою очередь, отдельные группы клириков и мирян, обсуждая эти события и процессы и публично выражая свое к ним отношение, делают это вне связи с иерархией и другими подобными группами православных христиан. В результате общество сталкивается с потенциально неограниченным числом "православных точек зрения", на политическую реальность в частности.

Архиерейский собор 1994 года заявил "о непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин, каких-либо конкретных общественных сил и их деятелей, в том числе находящихся у власти". Он подтвердил "невозможность для церковной полноты" поддерживать какие-либо политические партии, движения, союзы и т. п.

Вместе с тем собор допустил членство в подобных организациях мирян и "создание ими самими таких организаций, которые, в случае наименования себя христианскими и православными, призываются к большему взаимодействию с церковным Священноначалием".

Эти соборные решения означают: Церковь - вне политики, но члены Церкви свободны сами определять свои политические предпочтения.

Однако у этой внешне традиционной церковной позиции есть и обратная сторона: сомнение вызывает не то, что сказано, а то, что не сказано. Церковь не может, заявив, что она не отдает предпочтения какой-либо политической доктрине, равно принять все существующие политические доктрины, то есть предоставить своим членам неограниченную свободу политических убеждений и политических действий.

Если некоторые члены Церкви политически исповедуют расизм, нацизм или коммунизм, то может ли Церковь "допустить" создание ими соответствующих политических организаций и членство в них, лишь призывая их при этом "к большему взаимодействию с церковным Священноначалием"? Может ли Церковь сохранить позицию "вне политики" и в то же время допустить плюрализм политических убеждений среди своих членов, не осудив решительно и во всеуслышание и правый, и левый политический радикализм, поскольку он принципиально несовместим с христианством, с учением Церкви о мире и человеке?

Церковь должна определить границы, в которых законным является выбор политической позиции. Это поле выбора должно быть логически увязано с принципиальной лояльностью Церкви в целом по отношению к государственной власти и, шире, к существующей политической системе.

Если Церковь это сделает, тогда проблемой для нее будет не вопрос о поддержке или неподдержке каких-то конкретных политических сил или деятелей, а поиск путей реального участия в жизни общества - участия неполитического и политического в одно и то же время.

Похожие статьи




Церковь и политика - Церковь и политика

Предыдущая | Следующая