Стратегии развития религиозной репрезентации в медиа. Сущность религиозной коммуникации - Религиозные символы в современных медиа

Медиа как современный флагман электронной коммуникации, как официальный транслятор возможности такой коммуникации, использует монополию на повестку мнений, чтобы транслировать в массы определенный дискурс. Сегодняшние темы по-своему являются надсознательными темами, скользящей попыткой ухватить суть проблемы наиболее точно. Но трансляторы ограничены в своей трансляции, качество подачи трансформируется в количество переданной информации.

Медиа расширяются, заполняя все возможное условное пространство-время условного зрителя. Множатся источники информации, их содержание, назначение бесконечно дублируется, изменяется и модернизируется. Источник медиа становится не средством, а целью. Он транслирует себя в виде вторичной информации, умножая свое присутствие, хаотично распространяя его по надстроенной реальности, проводя коммуникацию не с потребителем, а с собой же через зрение и сознание потребителя Бодрийяр Ж. Симулякры и симуляция/ Simulacres et simulation -- М.: Рипол-Классик, 2015. С. 72 - 76.. Аккумуляция ресурсов, имплозивный выброс всех внутренних систем медиа делается лишь ради этой реализации программного продукта через людей, которые его потребляют. Так в массовом сознании продукт обретает свою реальность и становится элементом онтологии потребителя.

В этих стратегиях современные медиа уподобляются Священным текстам на заре новой эпохи распространения глобальных религий. Священные тексты так же были заинтересованы в человеке не ради человека и его становления, но ради своей трансляции и репрезентации в массовом сознании. Религия - глобальная система, созданная человеком, но поглотившая человека, абсурдная система, имеющая центром абстрактные идеи и симулякры смысла и миропонимания. Религия, как и медиа в наше время, трудами многих людей стала обслуживаемой институцией, из которой исключен человек как единица, ее изменяющая.

Условные стратегии репрезентации медиа в поле глобального информационного дискурса делают медиа ядром, вокруг которого сходятся потребители информации. Символическая самоинтерпретация, упорядоченный повтор смыслов суть главные характеристики медийного символического, символического, претворившегося в медийное Шейкин А. Г. Символ. Культурология. ХХ век. Словарь. М.: - Университетская книга, 1997. С. 404. . Макклюэновский тезис о медиа, которые стали собственным же посланием, сейчас как никогда актуален McLuhan Herbert Marshall. Understanding Media: The Extensions Of Man. 1st Ed.: McGraw Hill, 1964; Reissued by MIT Press, 1994. P. 16 - 64..

Медиа проигрывают самое себя в потребителе, максимально клонируя свои системы, чтобы увеличивать приток человеческого ресурса. В современном мире религия потеряла серьезное влияние на людей, во многом это произошло из-за смены моральных акцентов. Можно сказать, что в современном мире первичные вопросы морали были вынесены за скобки, стали довольно обычным предметом, не нуждающимся в определенном пояснении. Священные тексты уже не могут обосновать научные теории, философия тоже вышла далеко за пределы схоластических теорий. Медиа же не только поставляют огромное количество контента, поток которого стремится к абсолютной бесконечности, но и утверждают некоторые нормы современной морали. Новая мораль основана на стирании внешних и внутренних границ, на уподоблении языка универсуму, она вырастает в новом символическом пространстве, пространстве постмодерна. В этом контексте уже не медиа стремится встроиться в религиозный дискурс, а религиозный дискурс обосновывает свое присутствие в медиа.

Итак, две крупные системы, обозначающие ядром влияния неослабевающее внимание человека - религия и медиа, суть глобальные платформы старого и нового времени.

Постмодерн изменил суть религии, упразднил ее сотериологическую функцию, осуществив религию как продукт, предлагаемый к продаже. Религиозная этика во многом стала частью общественной морали, которой при развитом информационном социуме уже не требовались никакие костыли заповедей и дхармических законов.

В постмодернистском обществе варьируется только внешнее обрамление религии, ее мифологический субстрат. То есть люди вольны выбирать себе связку "пророк - предрекаемая сущность - онтологический абсолют". Свобода вероисповедания, стирание всяких границ информационной воли личности, позволяют выбрать как трихотомию "Зороастр - Митра - Индра", так и "апостолы - Христос - Господь", или "Будда - Нирвана - Сансара".

При отсутствии всякой абсолютной истины транслятором и "покупателем" истины становится сам человек - ядро своей герметичной системы. Человек уже стал потребителем не бытийных аспектов, но символов, отображающих особую, психическую связь с высшим генезисом, зримую вещность в противоположность ноумену вещи в себе Рошаль В. М. Энциклопедия символов. М.: АСТ; СПб.: Сова, 2008. С. 94.

И характер религии, ее новая ментальность, носящая эксплозивный или имплозивный характер самопроявления - вот что главным образом будет влиять на отношение общества победившего постмодерна к религии. В известной степени людям консервативным проще принять религию, как пережиток традиционализма, условный культурный код, приобщающий к патерналистским воззрениям.

Сама религия играет здесь вторичную роль, выступая скорее как элемент комфорта Сосланд А. И. Религия, пространство производства удовольствия. // Психология. 2007. №4. Т. 4. С. 84., элемент ностальгии. Религия сводится даже к некому гедонистическому аспекту своей сущности, она обуславливает надежность прежнего быта, его патриархальную устойчивость Там же. С. 82..

В старых социальных образованиях начала двадцатого века из религии исходило социальное, духовное и гражданское устройство. В сущности, все философские вопросы, касающиеся трансцендентности, будущего и прошлого, культа предков и вождей - все эти темы были неотделимы от духовного дискурса. Но что же философия? Не могла ли она дать куда более надежный выход к исцелению, нежели религия? Там, где религия всегда предлагала преклонение перед идеей абсолюта, поиск возможности слиться с этим абсолютом, философия искала путь, в котором эгоистическая природа человека не будет предана забвению.

Античная философия в конечном итоге пришла к Богу - пусть объяснив его как мировую душу, как Нус, этот первичный думающий субстрат. Христианство в конечном итоге приняло в себя платонизм, интегрировало его, как ранее использовало нарративы зороастризма, маздеизма, очистив их от прежних корней, имен, социально-интегративных функций. После Гегеля и немецкой классической философии, начиная с Ницше, философская традиция искала свой способ избавления от оков религии. Новый путь оказался весьма непростым. Мало того, что философская мысль должна была отказаться от своих прежних, почти исконных представлений о мире идей и мире вещей, как несовершенных припоминаемых сущностей - она должна была вновь, как и в сократические времена, сделать человека центром и мерой вещей. Схоластика, томизм, Церковь времен Вселенских соборов, слишком углубились в объяснение отдельных аспектов сущности Бога, теодицеи и прочих вопросов, которые в своем упрощении предстают, как "проклятые вопросы" (как их сформулировал писатель протоэкзистенциализма Достоевский).

Именно в этих колебаниях, безуспешных попытках отдалиться от Бога и исключить его из построенной ранее вертикали (а ведь и Кант и Гегель с их ноуменами, Абсолютным духом и едва ли не посткартезианским странным тяготением к логике не смогли окончательно развенчать религию и придать ей статус обычной идеи Гегель Г. В.Ф. Эстетика. Т.2. М.: Наука, 1969. С. 14., тяготеющей над разумом Кант И. Критика способности суждения. М.: Чоро, 1994. С. 194.), возник деструктивный импульс, порыв к нигилизму. Уничтожение идолов, модернистский запал, желание построить на руинах что-нибудь другое, давали свои плоды, по крайней мере до тех пор, пока мощный взрыв Второй мировой не завершил все попытки к созиданию идеалий, одновременно сделав бессмысленным и возвращение к истокам. Возвращение оказалось невозможным, ведь все увидели, что и за изнанкой философии, и за изнанкой религии скрывается не правда, но лишь нарративы, денотаты и сигнификаты, всего лишь структурированные системы с подтекстами и допущениями. При этом оказалось, что человечество, точнее, некоторая его часть, прекрасно может существовать и в атеистическом поле. Но ведь влияние религии никогда не уменьшалось.

Вышел весьма интересный парадокс - деструктивный импульс в своем слепом бесчинстве привел к совершенно обратным результатам. В окопах не бывает неверующих, этот в некотором смысле избитый тезис весьма и весьма точен. Так или иначе, даже в наше время общество, кажущееся атеистическим, тем не менее, по-прежнему каждодневно обретает верующих людей, благодаря которым благосостояние церкви постоянно растет. Религиозные институции, имеющие весьма неоднородную социальную структуру, не всегда имеют положительную репутацию, но вопрос стоит не в этом, а в том, что и в постмодернистском обществе всегда будет обширный класс верующих, которые погружены в религию в степени, достаточной для того, чтоб соблюдать некий комплекс правил и приобщаться к таинствам церкви.

Для России и ее дискурса православия, фактически неотделимого от нынешнего политического курса страны, вопрос религии всегда был связан с вопросом национальным, и более того, со спецификой российского будущего. Россия, как богоизбранная, боговдохновенная страна - это огромный национальный нарратив, ставший национальным мифом. Тем не менее, этот вопрос поднимался в ряде произведений русской литературы - от Достоевского до Пелевина (пусть у последнего он и сформулирован в весьма постмодернистском ключе).

Так называемый русский "третий путь", подразумевающий уклонение от западной и восточной ментальности в некие новые горизонты, в девятнадцатом веке считался притчей во языцех, ведь даже модернистский дискурс в России не был до конца сопряжен с отрицанием православия и Господа. В сущности, адепты таких духовных исканий считали, что через религиозную метафизику Россия станет первым бастионом Тысячелетнего царства. Сам образ русской духовности также претерпевал изменения - в устах философов, начиная от Сковороды и заканчивая Булгаковым, Соловьевым, Леонтьевым и Бердяевым, это понятие развивалось и качественно совершенствовалось.

Однако никаких конкретных подвижек к созданию милленаристского государства в России сделано не было. Будущее страны ясно показало, что утопические идеи способны причинять только вред. С тех пор никаких попыток перехода к третьему пути власть уже не делала. Но религиозный дискурс оформился в нечто совершенно уже иное - он стал обслуживать чаяния власти нынешней.

Стоит подробнее рассмотреть, как религия сейчас встраивается в контекст существующей власти. Ход очень и очень мудрый - сплести воедино два старейших социальных института, государство и церковь, вновь воскресить государство "двух мечей" из схоластических представлений - этот ход был, несомненно оправдан во времена угрозы возвращения коммунистов к власти. Сейчас, на фоне разительных перемен в эпохе, церковь становится куда более косной институцией, она фактически теряет свою главную особенность - особенность успешной коммуникации с людьми, идущей из способности апологетов православия найти путь к каждому сердцу. Так или иначе, Русская православная церковь, как официальная организация, созвучна с властью по многим вопросам. Религия стала новой гранью социального покоя и стабильности в России, пережившей и без того немало потрясений.

Таким образом, в сознании россиян в наше время выстраивается прямая дорога к Граду Божьему, пролагаемая властью совместно с церковью. В прошлом страны такой же сверхидеей ранее считался социализм. Религия выглядит куда древнее и куда безобиднее подобных сверхидей, однако характер встроенности ее в современную жизнь абсолютно разных (в том числе людей без видимых социальных ролей, присущих верующим) пластов населения поражает. Поражает и поверхностный характер этой веры, очень по-своему постмодернистский и потребительский, однако, несмотря на это, во многом существующий в рамках царящих в отдельных регионах реалий премодерна.

Проще говоря, неверие при видимых факторах веры, и отстаивание самых суемысленных факторов такой веры - суть характеристика современного образа веры вне кулуаров Церкви. И снова российская мечта о торжестве утопии исполняется весьма искаженным способом. Религия становится не утешением, не лекарством для души, но лишь инструментом, поднятым штандартом власти. Религия легко может использоваться в качестве оправдания любой войны, любого осуждаемого действия со стороны власти - стоит вспомнить хотя бы невзоровские сюжеты о священниках на войне (из программы "Дикое поле"). Конечно, факт есть факт - в тяжелые времена деятели религии обязаны помогать тем, кто находится на рубеже защиты. Однако легко и усомниться - уж не оправдывает ли присутствие духовников происходящее на войне? Это, по сути, тот же самый случай, когда религиозное неволей становится частью трансполитического, становится новым мифом выдуманного пространства с врагами и иерархией отношений. Так же религиозные нарративы могут послужить глобальному мифу современности, транслируемому через медиа - и в этом кроется проблема.

Авторитет религии в мире, и, в частности, в России, велик и не всегда полностью обозрим. Многие операции православной церкви не делаются на виду, содержание действий основных деятелей Русской Православной Церкви не всегда понятно. Тем не менее, ясно, что Церковь - авторитарная герметичная система, призванная сохранять и умножать влияние православия на человеческую мысль.

Достигается это различными путями. Известно, что РПЦ ищет способ ввести в школах на постоянной основе преподавание различных предметов религиозного характера. Также РПЦ стремится сотрудничать с крупными видеоблоггерами, дабы укрепить влияние на молодежь и познакомить многих людей с основами православной культуры (которая многим знакома лишь на самом базовом уровне). Атеистическая предубежденность против религиозного воздействия в нашем светском государстве прослеживается все более явно, ясно, что в Интернете, где концентрация молодежи явно выше (и барьеров между ними в цифровом пространстве куда меньше), атеистический дискурс будет развиваться далее.

Таким образом, ясно, что РПЦ ищет возможности выхода на интернет-площадки, что с довольно консервативной политикой организации происходит очень медленно. Однако доля присутствия религиозного дискурса в СМИ увеличивается, в том числе во многом за счет нового курса российской политики, направленного в том числе на сохранение и преумножение ценностных установок православия. Новые сообщения СМИ все чаще содержат некие религиозные символьные конструкты. Этому и посвящена тема исследования.

Религиозные опыты коммуникации сильно варьируются между собой. Риторика Церкви авторитарна, знаковые системы церковного дискурса заранее направлены на устрашение и на эмоциональный контроль (описание Страстей Христовых за счет сильных картин пытки и мучения должно устрашить потенциального неофита, подвергнуть его гнету собственного греха, претерпеваемого за него другим). При этом риторика Церкви отвергает либо неохотно принимает нововведения современного мира, сохраняя независимый культурный вакуум. Тем не менее, знаковые системы христианства за счет широкого распространения в просвещенческой коммуникации имеют вес в самых разных опытах коммуникации разных людей.

Сущность религиозной коммуникации всегда заключалась в однонаправленной стратегии создания дополнительных смыслов и подсмыслов в возможных трактовках священных текстов. Всегда Библия использовалась как символ таинства, скрытого под толщей притчевых магических стихов дополнительного, божественного пласта. Неоспоримая святость Гнозиса, основного трактуемого ядра религиозного текста, привела к идее перетолковывания Библии, ее экзегетического переосмысления ради слияния и обретения единства в Господе.

Из такого герменевтического посыла выросли новые ветви религии, ее магические пласты - каббалистика, гоэтия, позднее алхимия как практическая попытка объединить все наработки магии и эзотерики. Вышедшая из библейских измышлений новая ветвь колдовства показывает, что Отцы церкви и ранние апологеты библейской традиции придали даже основному, казалось бы, доступному и понятному для всякого неофита тексту окраску трансцендентного, непознаваемого учения. Библия, как и всякая книга, не ищет коммуникации с читателем. Она лишь транслирует уже готовый комплекс ценностей и установок, при этом оставляя немало пустых мест, которые предлагается объяснять непосредственно проповедникам. Но одновременно такая сущность религиозной коммуникации определила монолитность ключевых идей религии, невозможность эти самые идеи сдвинуть, переосмыслить.

Глобальная религия коммуницирует с последователями лишь до определенного уровня. Некое основное ядро все равно непознаваемо. Социология религии говорит о том, что невозможно трактовать религиозный институт, как нечто целое, потому что религия имеет тысячи последователей, церквей, даже противников, она текуча и изменчива на микроуровне, имея в качестве структуры лишь условную священническую вертикаль да комплекс служебных текстов, в которых описаны нюансы службы и прочие детали. Это так, но идейный комплекс религии христианства, подкрепленный в том числе Символом веры, освященным древним таинством Вселенских соборов, сакрален и нерушим. Это определяет некую вечную недостижимость сакрального учения и создает понимание коммуникации, которой будет пользоваться религия - в том числе в современном мире и через современные медиа.

Новая религиозная коммуникация должна исходить из подавления былой агрессивности, характерной для консервативных религиозных институций.

Таким образом, проповеднический тон религии должен смениться на завлекающий и неким образом привлекающий новую современную публику (в основном молодежь, которая сейчас является основным потребителем онлайн-медиа). Репрезентировать религию как модную идею, обновить ее внешний бэкграунд - задача в некотором смысле возможная, достаточно интересная для определенного сегмента как медиатекстов, так и PR. Это возможно, но в некотором роде это будет то же самое утверждение религии постмодерна, религии продающейся, религии как комплекса товаров.

Древняя сакральность идей религии здесь остается вынесенной за скобки, огромный пласт философии религии в мире победившей визуальности остается неиллюстративным, следовательно, невостребованным. Проблема теодицеи, троичности лиц Господа, все эти древние вопросы, предметы споров и уточнений остаются за гранью новой религии, религиозного субстрата, очищенного от представлений о глубокой идее восхождения. В этом контексте помогает именно нарративная, притчевая сторона религии - то есть такая сторона, которую несложно визуализировать.

Допустим, в Евангелии чаще всего экранизируются Страсти Христовы, хотя, с точки зрения большего соответствия действительности, проще экранизировать житие апостола Павла. В Ветхом Завете экранизируется Великий потоп, Исход евреев из Египта. Экранизируются (то есть именно визуализируются, такая экранизация означает, что данные нарративы лучше всего подходят для визуального переложения) зачастую ключевые системы, не имеющие трансцендентных знаков и симулякров, с четко выраженной нарративной составляющей, истинные системы премодерна, в которых нет никакого подтекста, скрытой идеи, простые и компактные в своей сути. Эти ключевые, почти архетипические по своей сути паттерны, могущие иметь сюжет, будут всегда воздействовать на потенциального потребителя. Именно поэтому эти нарративы легко использовать как в притчах, так и в сюжетах для кино, или в символах для медиапространства. И о таких нарративах мы будем говорить в дальнейшем.

Стратегии развития религиозной репрезентации в медиа. Сущность религиозной коммуникации - Религиозные символы в современных медиа

Похожие статьи