Таинства в православном учении о спасении, Понятие Таинства в православии и в Западной Церкви - Таинства в православном учении о спасении

Понятие Таинства в православии и в Западной Церкви

В современной богословской традиции, сложившейся в России, Таинства понимаются как видимые средства невидимой божественной благодати, преображающие, обновляющие человека и его личность.

Само слово "таинство" (от греч. "мюстерион") имеет несколько значений. У язычников так назывались тайные религиозные обряды, в которых принимали участие лишь особо посвященные люди. В Ветхом Завете "таинство" обозначало всякую глубокую, сокровенную мысль, вещь или действие. В Новом Завете ему усвояется значение Промысла Божия, с одной стороны, спасающего род человеческий, - "И беспрекословно, велика благочестия тайна: Бог явился во плоти..." (1 Тим., 3, 16),- с другой стороны, воздействующего на человека, делая его "служителем Христовым и домостроителем таин Божиих" (1 Кор., 4, 1). "Таинство, по словам священника П. Флоренского, "и здесь, и там, и долу, и горе" [5, с 13], то есть по внешней форме оно земное, по духовному содержанию - Небесное. В таинстве Бог служит человеку, а человек - Богу.

В ранней Церкви Таинства всегда объяснялись в контексте их непосредственного литургического совершения. Преп. Максим Исповедник называет Тело и Кровь Христа на Евхаристии "символами, образами и тайнами" [6, с. 2]. Православное богослужение вообще символично. Что понимается под словом "символ" в Церкви? В житейском обиходе это слово имеет смысл нереальности, условности. В богословском же - совсем противоположный. В Древней Греции "символом" обозначали единство двух половинок расколотой глиняной дощечки, которые соединяли продавец и покупатель при сделке. Это делалось для исключения возможности обмана со стороны участников сделки, поскольку нередко за товар выплачивали аванс или давали залог, а выкупали товар позднее. Если провести эту аналогию в отношениях Бога и человека, то можно сказать, что грехопадение первого человека проложило пропасть между Небом и людьми. И вот этот-то раскол призвана восстановить Церковь в своих символах. Отсюда, символ (от греч. "сюмбалло" - составлять, соединять) - есть живая, действенная связь между Божественной и человеческой реальностью. Для святых отцов символизм неотъемлим от Таинства и является единственным ключом к его пониманию. Почему? Потому, что сам мир символичен, так как он создан Богом. "Символизм" относится к его онтологии. Таинство становится возможным благодаря "естественному" символизму мира, где символ - не способ лишь восприятия, познания реальности, а способ участия в ней. Христианское Таинство открывает, выражает, передает человеку иную реальность - Христа и Его Царство - и дает возможность познавать эту реальность и участвовать в ней. То есть у святых отцов символ, будучи соотнесен со Христом, наполнен Им, исполняется и становится Таинством. Символ понимается ими как средство познания того, что не может быть познано иначе. Символ передает "иное" как "иное", невидимое как невидимое, непознаваемое как непознаваемое, присутствие будущего как будущего. Эта идея символичности таинства позволяет святым отцам соединять "инобытие" Бога и причастность человека к этому "инобытию". Поэтому каждый знак символа (А) в ранней христианской традиции соотносился с тем, что он обозначает (В) не как смысл, не как причина, а как откровение самой реальности. "А есть В означает, что все А выражает, передает, являет... реальность В" [6, с. 3].

То есть Таинство - это реальность богопричастности. Это подчеркивает и Священное Писание. "Аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие" (Ин., 3, 5) - говорится о Крещении; "тогда апостоли возложища руце на ня, и прияще Духа Святаго (Деян., 8. 17) - о таинстве миропомазания; "не неради о своем даровании, живущем в тебе, еже дано тебе бысть пророчеством с возложением рук священства" (1 Тим., 5, 14; 2 Тим, 1, 6) - о таинстве священства; "Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть" (Быт., 2, 24) - о таинстве брака. Именно поэтому мы подлинно умираем со Христом и возрождаемся с Ним в Крещении, реально вкушаем Его плоть и Кровь в Евхаристии, получаем Св. Духа в Миропомазании, делаемся мистически одной плотью с супругом в Браке, священнослужитель получает особый дар Божественной благодати через возложение рук.

В таинстве мы выходим за пределы времени и пространства. При совершении таинства мы присутствуем в тех местах и при тех событиях, которые совершились в Священной Истории. Алтарное полукружие храма символизирует Вифлеемскую пещеру и пещеру Гроба Господня, Престол - Божий Престол и Гроб Христов, амвон - образ камня возле Св. Гроба, на котором восседал Ангел. И Литургия. В которой мы участвуем, совершилась раз и навсегда в Сионской горнице. Каждый раз, причащаясь, мы присоединяемся вместе с учениками Христа к этой Тайной Вечере, существующей вне законов времени и места. Именно поэтому лучший способ помолиться за живых или умерших - участвовать в Литургии и Евхаристии. Ведь наши родные, в том числе и умершие, вкушали вместе с нами (и вкушают у Бога) из этой Чаши Жизни. "Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых" (Мк, 12, 27). Подчеркивая реалистичность Таинств, св. Иоанн Златоуст пишет "... чтобы ввести нас в большее содружество с Собою, и показать Свою Любовь нам, Христос дал желающим... есть и касаться зубами Плоти Его, соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание" [4, с.21].

Западное богословие, начав в средние века выделять Таинство из Литургии, противопоставлять его ей, стало утверждать несовместимость между реальностью и символом. Сомнение в реальности символа, то есть его способности содержать и передавать реальность, привели к отрицанию связи Таинства с символом. Поэтому у католиков и протестантов Таинство стало пониматься как знание о божественной реальности, но не как знание ее самой [6,с.3]. И это имело катастрофические последствия.

Господь, беседуя с учениками о Хлебе Жизни, говорит: "Я есмь Хлеб, сшедший с Небес" и "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день" (Ин., 6, 41, 54). Католики и протестанты вслед за евреями реагируют на это возгласом: "Кто может это слушать?" (Ин., 6, 60). Слишком уж страшно и реалистично звучат слова Христа, особенно если учесть, что в греческом переводе глагол "фагете" означает не просто "есть", а "жевать", "проглатывать". По римской богословской традиции с XI в. в таинстве Евхаристии удалена "эпиклеза" - призывание Св. Духа на Дары, вследствие чего в их мессе момент освящения Даров не осуществляется более как центральный момент Литургии, с XII в. римская Церковь лишила мирян приобщения Св. Крови Христовой вопреки установлению Самого Господа и практике древней Церкви. Не допускаются к Причастию до совершения над ними Миропомазания, то есть до 10-12 лет, дети. Формула Крещения у католиков с XV в. изменена. Она звучит: "Я крещу тебя (имярек) во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа". То же и в отношении Миропомазания: вместо слов "Печать дара Духа Святаго" - "Знаменую тебя знамением креста и утверждаю миром спасения во имя Отца, Сына и Святаго Духа". В этих формулах совершенно очевидно принижение, "приземление" таинства.

У протестантов Таинства вовсе лишь знаки общения человека с Богом, напоминающие ему о его спасении, совершенном раз и навсегда Христом его оправдании. Вся сила Таинства по понятию протестантов лишь в личной уверенности принимающего таинство, что он оправдан, для укрепления этой уверенности оно и дано. Но ведь Таинства не могут сами по себе возбуждать веру во Христа у приступающего к ним, и даются только по вере! У протестантов осталось лишь два Таинства - Крещение и Причащение. Субъективное восприятие Таинств привело к потере их связи Церковью, с Ее традицией, к утрате апостольского преемства. Как следствие - "...в начале XX в. 80% пасторов г. Гамбурга отрицали Божество Иисуса Христа" [2, с. 75]. Западная Церковь, особенно протестантская, потеряла, таким образом, реальность Духа Божия и произвела над собой суд по слову ап. Иоанна "Верующий в Сына Божия имеет жизнь; неверующий в Сына Божия не имеет жизни".

В современном богословии, в том числе и православном, понимание Таинств отличается от того, что было в ранней Церкви. Как пишет прот. А. Шмеман, тогда Таинство "поистине объединяло три основных измерения и уровня христианского видения реальности - Церковь, мир и Царство Божие, а не только было открыто для них". То есть Таинство было источником богословия - знанием Бога и в Нем - всей реальности. Имея основание, начало и конец во Христе, оно служило откровением о Христе, как о начале и конце всего сущего, его Творце, Спасителе и исполнении. Внешнее выделение Таинства из Литургии повлекло их отчуждение от "богословия, экклезиологии и эсхатологии, стало источником яда "секуляризма..." [6, 4]. Таинства сохранили ценность как средство личного благочестия и очищения. Но они были забыты как кафолические акты Церкви, исполняющей свое назначение, как символы "будущаго века" в этом мире.

Похожие статьи




Таинства в православном учении о спасении, Понятие Таинства в православии и в Западной Церкви - Таинства в православном учении о спасении

Предыдущая | Следующая