Человек и его образы - Человечность как проблема

В последнее время вопрос о природе человека плавно сменился вопросом об образе и образах человека, что подразумевает, что в вопросе об определении человека нет объективной истины, это определение исторически изменчиво и культурно вариативно. Двадцатый век внес перелом в дискуссии об образе человека. Раньше, в эпоху классической картины мира, образ человека рассматривался как сравнительно однозначный, определенный, хотя в остальном возникали разночтения. Согласно одному распространенному мнению, человек по сути хорош, богоподобен, по определению изначально благ и позитивен, а не вполне соответствующие этому образу проявления случайны. С этой оптимистически-религиозной позицией смыкаются столь же оптимистические взгляды светских гуманистов на человека как свободное, рациональное, ответственное и самоопределяющееся существо, присваивающее в своем индивидуальном развитии культуру многих поколений предков. Другое, столь же распространенное мнение выражается известной метафорой "голая обезьяна": человек -- плоть от плоти всех остальных живых существ, он управляется теми же инстинктами, только слегка окультуренными, поэтому он не то чтобы плох, но к нему изначально нужно относиться с большим подозрением, а случайно то хорошее, что он проявляет. И в тех и в других представлениях предлагается "стереть случайные черты" и увидеть, что человек в одном случае прекрасен, в другом -- ужасен. Расхождение в том, что именно в человеческих проявлениях считать случайным, а что нет. Двадцатый век был отмечен ниспровержением обеих названных крайностей. И то, и другое в равной степени неверно, человек может оказаться и таким, и таким, нет таких низостей, до которых человек не мог бы опуститься, и нет таких высот, до которых человек не мог бы подняться. И это привело в плане решения вопроса о природе человека к формулировке, которую лучше всего формулирует Эрих Фромм: природа человека характеризуется тем, что у него нет определенной какой-то зафиксированной природы [1]. В некотором смысле сущность человека подобна легендарному универсальному растворителю, который можно изобрести, но не в чем хранить, поскольку он растворит любой сосуд. Психолог Амедео Джорджи в унисон с этим констатирует, что единственная, главная, универсальная характеристика человеческой природы -- это способность человека к трансценденции, что связано с его интенциональностью, то есть направленностью на что-то вне себя [2]. Правильное определение человека было бы не homo sapiens, a homo transcendens -- человек превосходящий, выходящий за пределы. В этом и заключается сущность человека. Человек есть человек в той мере, в которой он выходит за пределы самого себя и преобразует то, что ему дано. Есть и другая, "народная" формула - более простая и доступная -- человеческой способности к трансценденции. Эта формула в свое время выступала у нас как формула неодобрения: "Ему больше всех надо". Судя по всему, это и есть формула человека. Тот, кому "больше всех надо", -- это человек, который не довольствуется выживанием и адаптацией, не довольствуется соответствием тем требованиям, которые ему предъявляют. и удовлетворением тех прямых и непосредственных потребностей, которые у него возникают. Он выходит за пределы не только внешних требований и ожиданий, но и собственных непосредственных потребностей. Как мы решаем этот вопрос сами для себя? Когда мы говорим про другого человека, что он не человек? Или про себя? Я иногда говорю: "до следующей пятницы я не человек, а потом можете ко мне обращаться". Когда я говорю так, это означает, что я до пятницы не могу делать полностью, что я хочу, не могу отвечать за свои действия в полной мере. По крайней мере, я так себя подаю. До пятницы я делаю только то, что считаю себя вынужденным делать, т. е. контекст моей жизнедеятельности сужается до чего-то узкого, заданного. А после пятницы я уже в большей мере готов отвечать за свои действия, которые становятся более согласующимися с моими желаниями. Говоря про других людей, что они нелюди, мы имеем в виду, напротив, что они слишком сильно руководствуются своими эгоистичными, корыстными желаниями, а с другими людьми соотноситься не хотят. Общее в этих двух случаях - некоторое сужение контекста саморегуляции. Вообще человеку свойственно расширение контекста осмысления себя и собственных действий. И в антропогенезе, и в индивидуальном развитии мы наблюдаем неуклонное расширение хронотопического и смыслового контекста от узкой ситуации "здесь и теперь" во все более широкие контексты, включающие в себя и отдаленные связи, и прошлое, и будущее. Если у высших животных родители выделяют свое потомство из других представителей вида (обратное менее выражено), то для человека не только связь детей с родителями становится прочной и обоюдной, но и возникают родственные связи бабушек и дедушек с внуками и внучками, у животных отсутствующие. Не менее важным проявлением расширения контекстов у человека служит учет им в своей жизнедеятельности других людей, взаимодействие и какое-то согласование собственных индивидуальных представлений о желательном и должном с представлениями других людей. И в этом смысле, конечно, абсолютно прав Умберто Эко, который говорит, что этика возникает именно там, где возникает согласование взаимодействия людей. "Этический подход начинается, когда на сцену приходит Другой" [3].

Похожие статьи




Человек и его образы - Человечность как проблема

Предыдущая | Следующая