Последствия завещания Ивана Грозного - Защита России своих геополитических интересов

Среди довольно обширной литературы, предлагаемой западному читателю, можно встретить немало работ, отличающихся широкой источниковой и фактологической базой, авторы которых стремятся раскрыть проблему объективно, в широком диапазоне мнений и выводов. В поле зрения многих из них - прежде всего истоки зарождения и эволюции связей России с государствами Центральной Азии. Это закономерно. Не познав их суть и особенность, не представляется возможным показать весь достаточно противоречивый и сложный процесс формирования отношений между субъектами конгломерата, истоки которых обнаруживаются еще в IX-X веках. Об этом свидетельствуют письменные источники, говорящие об интенсивных и плодотворных политических и экономических связях Хорезма и Бухары с Русью, большая роль в которых принадлежала Хазарскому царству, в частности, Итили - крупному политическому, торговому и культурному центру, раскинувшемуся вблизи Каспийского моря, на Волге. Многовековые традиции тесного сотрудничества послужили надежным подспорьем в придании им принципиально нового качества в XVI веке - переломный период в консолидации национальной государственности на Руси и в Центральной Азии. Так, например, доктор Хуман Паймани, независимый консультант ряда международных организаций в Женеве, автор довольно интересной и содержательной книги "Региональная безопасность и будущее Центральной Азии: соперничество Ирана, Турции и России", начало дипломатических контактов России с Центральной Азией относит ко второй половине XVI века - времени правления Ивана IV Грозного. Однако Петер Рудик, чья работа "История республик Центральной Азии" сразу же привлекла к себе внимание читателей, называет более точную дату - 1558 год, то есть период, когда в Хиву и Бухару в качестве дипломатического посланника Московского правительства был направлен представитель смешанной британо-российской торговой компании известный путешественник Энтони Дженкинсон. С ответным визитом в 1559Ѓ@году в Москву прибыло хивинское посольство "с поминками и любовным челобитьем, просячи дороги гостем и береженья", встреченное в столице с почестями. В 1564 году Иван IV Грозный получил личное послание правителя Бухары, в котором тот для расширения торгово-экономических связей предлагал дать дорогу "в свое государство людям его торговати ходити". Несмотря на то, что Московское государство после включения в свой состав Казанского (1552) и Астраханского (1556) ханств приобретало характерные признаки империи, как считает Эндрю Уочтэль, а Хивинское и Бухарское ханства в это время еще только складывались в качестве суверенных и независимых государств на обломках империи Шайбанидов, их отношения носили равноправный и доверительный характер.

Русское правительство открыто демонстрировало свою серьезную заинтересованность в сближении с Хивой и Бухарой, другими регионами Центральной Азии, налаживании с ними дипломатического и торгово-экономического сотрудничества. Об этом, в частности, красноречиво свидетельствует специальная грамота, которая была выдана Иваном IV Грозным в 1566 году хивинскому послу, прибывшему в Москву с посланием от хана Ходжа-Мухаммеда. Она и придала де-юре и де-факто международно-правовой характер дипломатическим отношениям с Россией. Ею хивинским купцам предоставлялось право свободного передвижения по всей территории России и льготные условия для торговли в любом русском городе. Такие же привилегии получили и купцы из Бухары, имевшие отлаженные связи не только с Афганистаном, Ираном и Турцией, но и Индией, а также Китаем. Это означает, что Россия начала налаживать связи с новыми государствами Центральной Азии с того самого момента, когда она впервые заявила о себе как крупное централизованное государство. Причем ее стремление к установлению стабильных контактов с сопредельными регионами Востока, расширению с ними связей, как и намечал Иван IV Грозный, было продиктовано не сиюминутной необходимостью, а объективной внутренней потребностью, обусловленной долгосрочными геополитическими интересами.

Традиции взаимопонимания и взаимовыгодного сотрудничества с сопредельными странами, заложенные Иваном IV Грозным и завещанные им, развивались и обогащались многими последующими российскими правителями. Обмены торгово-дипломатическими посланниками между Россией и государствами Центральной Азии не прерывались и неуклонно совершенствовались. В ХVII столетии в Москве не раз на самом высоком уровне устраивались торжественные и пышные приемы дипломатических и торговых миссий с Востока, которые всякий раз завершались новыми радужными проектами укрепления взаимовыгодных связей. В 1616 году при царствовании Михаила Федоровича хивинские купцы получили право постоянного доступа на Кабалы-Кленскую пристань, куда посылались "бусы" для доставки их товаров в Астрахань, а оттуда, по Волге, в другие российские города. Караваны всюду сопровождались вооруженными дружинами. Такое же право в 1645 году получили царским указом и бухарские купцы. Им был открыт свободный доступ на рынки не только Казани и Астрахани, но и Сибири.

Беспрепятственно посещали многочисленные российские торговцы, дипломатические посланники и ханства Центральной Азии. "С каждым годом, - говорилось в верительной грамоте одного из хивинских посланников в Москве, датированной 1643 г., - приезжают из русской земли, из Ходж-Тархана (Астрахань) по 40 и 50 русских купцов... Они, если хотят, то ведут торговлю в Ургенче, а если хотят, то проезжают через наш Ургенчский вилайет в Бухару; если хотят, то едут в Балх и пребывают там по два и по три года". В период ХVII столетия в ханствах Центральной Азии побывали десятки торговых и дипломатических посланников России. Среди них - Иван Хохлов (1620 г.), Иван Федотьев (1669 г.), Матвей Муромцев (1669 г.), Василий Даудов (1675 г.), Семен Маленький (1695 г.) и др. Часть из них проследовала через Хиву и Бухару в Персию, Китай и Индию, другие страны, находясь под покровительством и опекой хивинского и бухарского ханов. И для тех, кто совершал торговые операции в ханствах, и для следовавших через их территорию транзитом в страны Ближнего и Среднего Востока, Юго-Восточной Азии предоставлялись существенные налоговые льготы, покровительство местных правителей.

По неполным данным, всего за период 1557-1682 гг. Россия и ханства Центральной Азии 36 раз обменивались дипломатическими миссиями. Характерно, что хивинские и бухарские посольства в течение только XVII века посещали Москву 16 раз, а российские Хиву и Бухару в это же время - 9. Факт, заметим, примечательный, свидетельствующий об обоюдной заинтересованности сопредельных государств в налаживании равноправных и тесных взаимовыгодных связей.

Торговые и дипломатические связи России с государствами Центральной Азии развивались не стихийно, а при непосредственном и активном участии правителей государств. В этом отношении несомненный интерес представляет одно из посланий хивинского хана Ануши царю Алексею Михайловичу, сыну Михаила Романова, датированное 1668 г., в котором излагается принципиальная позиция официальной Хивы в отношении перспектив сотрудничества с Русским государством. "Мы желаем, - особо отмечалось в документе, - чтобы...между вами и нами дружба и любовь и ссылка была о всяких добрых делах, и торговым бы людям на обе стороны ходить было привольно, что в нашей стране к руке, то б привозили: немецкие узорочные и соболи, и зуб рыбий, и добрые скарлатные сукна, и бельи товары, шубы, и иные товары; те товары в наших странах, в Юргенской и Семерханской землях, также и в Бухарех, годны". В интересах дальнейшего развития и укрепления двустороннего торгово-экономического и дипломатического сотрудничества, обеспечения безопасности караванов на торговых путях Ануша-хан предложил Московскому правительству заложить на полуострове Мангышлак город, чтобы "на обе стороны послам и посланникам и торговым людям ездить было безопасно". Очень скоро такой пограничный город на восточном побережье Каспийского моря был построен и со временем превратился в важнейший транспортный узел на одном из оживленных торговых магистралей между Востоком и Западом.

Следует признать, что интенсивные торговые и дипломатические сношения между Россией и государствами Центральной Азии в период ХVI-ХVII веков не привели к подписанию каких-либо масштабных и долгосрочных межгосударственных актов. Вместе с тем многочисленные грамоты и послания, однозначно отражавшие позицию официальной Москвы, Хивы и Бухары, которыми правительства обменивались регулярно, безусловно, сыграли свою роль в упорядочении отношений между ними. Они способствовали в первую очередь улучшению взаимопонимания, заложили своеобразные правовые основы для взаимовыгодного и разностороннего сотрудничества соседних государств, развивавшихся каждый своим путем, уже в недалеком будущем.

Однако в западной литературе доминирует иное мнение. В последние годы начали предприниматься целенаправленные усилия, ставящие под сомнение роль России в вовлечении государств Центральной Азии в общемировые политические и экономические процессы, повышении их статуса как самостоятельных субъектов международного права, совершенствовании традиционных контактов с соседними странами в самых различных сферах, расширении участия как в формировании, так и реализации новой структуры геополитических отношений в конгломерате. Буквально вслед за распадом Союза ССР стали появляться претендующие на объективность публикации, в которых упор делается на доказательстве того, что российская восточная политика, якобы, представляла собой весьма искусно замаскированную форму колониалистской стратегии и тактики, попытку установить диктат над Хивой, Бухарой и Кокандом, подчинить их своему контролю и превратить в плацдармы для дальнейшего продвижения в Индию, Афганистан и Персию. При этом наблюдавшиеся вполне очевидные позитивные моменты в отношениях между Россией и государствами Центральной Азии уже на начальных этапах их становления и развития само собой отвергаются.

Ряд авторов утверждает, что, несмотря на интенсивность обменов в период XVI-XVII веков посольствами и некоторое расширение торговых связей, в целом контакты России с государствами Центральной Азии вплоть до XIX века не были достаточно эффективны. При этом приводятся самые различные, большей частью сомнительные аргументы. Эдвард Аллворт, американский историк, профессор Колумбийского университета, руководивший еще недавно Центром по изучению Центральной Азии, в книге под тенденциозным названием "Центральная Азия: 130 лет российского господства", выдержавшей уже три издания, например, указывает, что российская политика в отношении Хивы, Бухары и Коканда носила дискриминационный характер. Русское правительство, заявляет он, по существу никак не реагировало на многочисленные обращения правителей соседних ханств о необходимости обеспечения безопасности на торговых путях, оно оставалось "безразлично к провалам в торговых связях", "первым вводило в пределах империи санкции против купцов из Центральной Азии", поощряло их аресты и конфискацию товаров, не пресекало давление, оказывавшееся на них в Астрахани, Оренбурге, других российских городах, куда приходило большинство торговых караванов, всячески препятствовало заключению смешанных браков между русскоподданными мусульманами и выходцами из соседних стран, воссоединению семей. Таким образом, заключает Э. Аллворт, оно оказывало "давление на дипломатические отношения". Что же касается Хивы и Бухары, то они, якобы, лишь демонстрировали заинтересованность в развитии торговли с Россией, а на самом деле преследовали совершенно иные цели. "Проявляя настойчивость в налаживании торговых связей с Россией, - пишет Э. Аллворт, - Хива тем самым создавала иллюзию, будто русская коммерция была для нее жизненно важной". Не более чем ширмой, по его мнению, служили и дипломатические миссии. Если следовать логике автора, то их целью являлось вовсе не укрепление взаимопонимания и устранение зачастую искусственных барьеров, тормозивших развитие двусторонних отношений, не наполнение их новым содержанием, а воспрепятствование деятельности российской дипломатии. Направляя в российскую столицу посольства и миссии, которые, как признается Э. Аллворт, принимались "на самом высоком уровне", т. е. лично царем или же представителями царствующего двора, правители государств Центральной Азии, якобы, всего лишь "добивались большей результативности в блокировании целей российской дипломатии в торговых делах". Причем автор даже не удосуживается подкреплять свои заявления неопровержимыми фактами. Вместо этого он выхватывает из документов, в частности, послания хивинского хана Асфандияра I (правил в 1623-1642 гг.) русскому царю, а также некоторых других приглянувшиеся ему отрывки и дает им произвольное толкование. Бесспорно, в XVI-XVII веках случаи задержания (а вовсе не ареста!) в российских городах купцов из Хивы, Бухары и Коканда, наложение секвестра на их товары действительно имели место, но это скорее можно считать исключением, чем правилом, ибо санкции всякий раз применялись в качестве адекватных ответных мер на разграбления русских торговых караванов, разбойные нападения на дипломатические миссии, захват в плен российских подданных, их продажу на невольничьих рынках т. п. Не реагировать на подобные факты, где бы они не имели место, не может ни одно уважающее себя государство, призванное обеспечивать защиту собственных граждан внутри страны и за ее пределами. И в данном случае, как констатирует сам Э. Аллворт, касаясь ситуации с введением в 1623 году российской стороной жестких санкций, царь распорядился задержать трех купцов из Хивы и Бухары в связи с "крайне возмутительным приемом, оказанным российскому посланнику". Так что речь может идти только применительно к каждому конкретному случаю с непременным учетом причинно-следственной связи, а вовсе не к российской восточной политике в целом.

В работах Нейла Дж. Мелвина - старшего научного сотрудника Центра европейских политических исследований (CEPS) в Брюсселе, специалиста по изучению вооруженных конфликтов, особенно этно-национальных, на территории бывшего Советского Союза, занимавшего престижные посты в целом ряде крупных исследовательских центров, в том числе Стокгольмском международном институте исследования проблем мира (СИПРИ), выдвигавшегося старшим советником Верховного комиссара по делам национальных меньшинств при Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ), вся история России, в том числе ее отношений с государствами Центральной Азии неизменно преподносится как цепь колониальных захватов, аннексии сопредельных территорий и закабаления народов. Он вовсе исключает ее какую бы то ни было позитивную роль в эволюции государств региона в XVI-XVII веках, подчеркивая преобладание в российской политике гегемонистских устремлений. Так, в своей работе "Узбекистан: переход к авторитаризму на "Шелковом пути", вышедшей в 2000 году в Амстердаме, верно подметив, что Центральная Азия в XVI столетии переживала относительный упадок, автор тут же противопоставляет ей Россию, которая, напротив, в то же самое время "устойчиво расширяла имперские мощи", не разъясняя, какова связь между этими двумя совершенно противоположными тенденциями. Как известно, они были обусловлены причинами неадекватного порядка и непосредственного отношения друг к другу не имели. На общую стагнацию национального хозяйства Хивинского и Бухарского ханств, а также Коканда оказали определяющее влияние распад традиционного "Шелкового пути" и перенесение важнейших торговых магистралей, шедших через Прикаспий и Приаралье к Индии и Китаю, на только что открытые более эффективные океанские и морские трассы, острая борьба за власть между ведущими кланами шайбанидов, череда набегов воинственных кочевых племен, разрушавших и опустошавших города и селения. Однако Н. Дж. Мелвин, замалчивая об этом, акцентирует внимание читателя на совершенно другом. Он пишет, что Россия уже в XV столетии под предводительством Ивана III (1440-1505) взялась за объединение территорий (хотя следовало бы сказать "русских земель" и "удельных княжеств". - М. Н.), где в течение двух столетий доминировали монголы, а в XVI веке расширение империи начало набирать темп с исконных территорий в европейской части, когда войска Ивана IV (Иван Грозный) в 1552 году захватили татарский город Казань и вскоре после этого тюркские поселения Волжского региона были включены в состав Российской империи. В XVII столетии, продолжает далее автор, империя расширилась глубоко в Сибирь и затем выдвинулась в восточном направлении и на юг через степные регионы Центральной Азии, достигнув северных границ Казахских степей. Постепенно российская колониальная система поглотила все местные племена. Таким образом, произвольно выстраивая разрозненные события и факты в русле не выдерживающей критики концепции, Нейл Дж. Мелвин тщетно пытается доказать колониалистскую природу российской политики, отсутствие конструктивных связей между Россией и государствами Центральной Азии, кардинальное различие их интересов на разных этапах эволюции взаимоотношений.

Примечательно, что с подобного рода крайне примитивизированной трактовкой сути начальных этапов формирования геополитических отношений в одном из обширнейших регионов Евразийского конгломерата согласны далеко не все. Например, в коллективной монографии " "Религиозные традиции Азии: религия, история и культура" (Лондон - Нью-Йорк, 2002), подготовленной под редакцией Джозефа Митсуо Китагавы, миссии России в Центральной Азии уделено значительное место. Авторы не торопятся выносить анормальную политическую оценку ее практическим действиям, избегают навешивания разного рода ярлыков, отдавая предпочтение позитивизации противоречивых процессов, наблюдавшихся в эволюции региона в XVI-XVIII веках, тех доминирующих объективных и субъективных факторов, которые оказывали то или иное влияние на формирование отношений не только России, но и других соседних стран с государствами Центральной Азии, а также самих Хивы, Бухары и Коканда между собой на стадии становления как субъектов международного права. Так, Александр Беннигсен и Фанни Э. Брайен - авторы раздела "Ислам в Центральной Азии" - считают, что азиатский регион к XVIII веку постепенно, но неудержимо скатывался "в период экономического, политического и, наконец, культурного и интеллектуального упадка". Его истоки авторы видят, прежде всего, во вторжении "варваров" - кочевых племен из Внутренней Азии, точнее западных областей Монголии и их сородичей из Джунгарии, пересекших Центральную Азию и обосновавшихся в 1613 г. на юге Волжского региона, откуда они, будучи воинственными буддистами и противников ислама, систематически совершили набеги на территорию Центральной Азии, не имея ни малейшего намерения, в отличие от монгольских орд Чингиз-хана, хотя бы осесть в Туркестане. "Их интерес, - подчеркивают А. Беннигсен и Ф. Э. Брайен, - был ограничен разграблением и разрушением ненавистных им врагов, их полчища несли с собой всю свирепость религиозной войны, "буддистского крестового похода". По своим ужасающим последствиям "варвары" превзошли фактически всех предшественников, затмили память о предыдущих захватчиках, включая кара-хитаев и монголов. Спасение к мусульманам пришло после 1757 года, когда государство ойратов в Джунгарии было, наконец, разгромлено Маньчжурскими армиями. Но длительная борьба против буддистов нанесла огромный урон Центральной Азии, вызвав разрушение ее городов и поломав единство". Это означает, что главная причина стагнации хозяйства государств Центральной Азии в период XVI-XVIII веков кроится все же вовсе не в "устойчивом расширении имперской мощи" Российского государства путем объединения удельных княжеств и присоединения русских земель, а крайне сложной политической и экономической ситуации, складывавшейся в регионе из-за систематических набегов кочевых племен. К этому нужно добавить неутихавшую борьбу предводителей различных узбекских кланов - шайбанидов и джанидов, а также исмаилитов из Ирана, их стремление осуществить территориальный передел и расширить собственные владения, что влекло за собой череду вторжений то одной, то другой армии наемников в Мерв и Хиву, Бухару и Исфаган, Хорасан и Герат, Коканд и Самарканд, Балх и Бадахшан, другие регионы Хорезма, Мавераннахра, Ирана, Ирака и Афганистана. Не случайно поэтому правители и Хивы, и Бухары стремились укрепить союзнические отношения с Россией, опереться на ее поддержку в организации защиты собственной страны от внешних врагов и построении национальной государственности.

Вместе с тем в целом интересной работе А. Беннигсена и Ф. Э. Брайен встречаются и дискуссионные моменты. Остается, к примеру, неясным синтезация понятия "Туркестан" ко всей Центральной Азии, хотя под ним подразумевается совершенно определенная более узкая географическая территория - "Transoxiana - "Междуречье" (или "Заречье"), т. е. регион, лежащий между Амударьей и Сырдарьей, а еще точнее - территория на правой стороне Амударьи, которая в работе, кстати, упоминается часто. И потом, не совсем понятно, каким образом захват Манчжурской армией Джунгарии мог принести "спасение мусульманам" (каким именно?), разбросанным по всему миру, например, тем, которые находились под юрисдикцией России или же населяли некоторые государства Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока, другие страны и континенты. Ничем более или менее убедительным не подкреплено и утверждение о том, что в результате прихода в Иране к власти в XVI веке Сефевидов, проповедовавших шиизм, и присоединения к Московской Руси в 1556 году Астрахани были воздвигнуты барьеры как на севере, так и на юге Каспийского моря, обусловившие разделение мира мусульман суннитов на две части и систематическую изоляцию "восточных тюркских народов Центральной Азии" от своих единоверцев на западе, в Османской империи. Кстати, примерно то же самое, лишь за исключением упоминания Астрахани, писал и Сеймур Беккер, профессор истории Гарвардского университета, в своей монографии "Российские протектораты в Центральной Азии: Бухара и Хива, 1867-1924". Следовательно, мнение это устоявшееся и остановиться на нем стоит. Давно уже является общепризнанным тот факт, что царское самодержавие в России не создавало каких-либо серьезных препятствий для деятельности мусульманских религиозных институтов. Напротив, во имя укрепления гражданского согласия оно поддерживало и даже поощряло открытие в мусульманских регионах империи мечетей, медресе, создание религиозных объединений, проповедующих ислам. По данным Цезаря Е. Фары, профессора истории университете Миннесоты, в период правления царицы Екатерины II (1762-1796) были сняты все ограничения на пропаганду ислама, возрождались мусульманские сообщества. К 1897 году на территории Российской империи, отмечает автор, функционировали приблизительно 1555 мечетей, 6220 мусульманских школ. Не имелось существенных преград для конструктивных контактов суннитов с единоверцами из Османской империи, хотя она, как известно, сама систематически нарушала условия Кючук-Кайнарджинского мирного договора 1774 г., была настроена к России вызывающе враждебно и, пользуясь связями с мусульманской общиной на ее территории, а также государствах Центральной Азии, подстрекала к антиправительственным выступлениям. Кроме того, так называемое "единство" среди мусульман, о чем немало пишется в западных публикациях, изначально было мнимым. Об этом говорят кровопролитные войны, которые велись в период XIV-XVIII веков между государствами, большинство населения которых проповедовало истинный ислам, следовательно, между единоверцами. Достаточно сослаться на походы тимуридов, шайбанидов, бабуридов, аштарханидов и др., а также войны, сотрясавшие Мавераннахр, Хиву, Бухару, Ирак, Афганистан или Иран. Оно окончательно было демонтировано тем, что в одной из древних цитаделей ислама - Иране еще в XVI веке государственной религией был принят шиизм, противостоящий суннизму. Потому правильнее было бы говорить о единстве самой веры, а отнюдь не политических и социально-экономических интересов, имевших (и имеющих) весьма существенные отличия в мусульманском мире от региона к региону. Таковы факты, которые нельзя обойти.

Выход в свет восьмитомного собрания документов и материалов под общим названием "Большая Игра: Британия и Россия в Центральной Азии", к которой мы уже обращались, - результат, без всякого преувеличения, поистине напряженной работы большой группы ученых под руководством сэра Мартина Эванса, чьи исследования о странах Востока неизменно представляют интерес - был призван помочь устранению встречающихся в публикациях просчетов и ошибок, приданию большей историчности и объективности освещению малоизученных аспектов истории и практики геополитических отношений в этом весьма специфическом регионе. В нем полностью или частично помещены многие ставшие библиографической редкостью работы, посвященные по-прежнему остающейся актуальной проблеме. Однако, к сожалению, листая страницы сборника, замечаешь, что его составители сами не избежали досадных оплошностей. Увлекаясь новаторством, они предприняли попытку показать, что безусловная заслуга в начале всестороннего изучения региона принадлежит европейцам. На этом стоит остановиться подробнее.

Сославшись на существование сведений о Центральной Азии еще в древних греческих, католических, арабских и китайских источниках, авторы сборника, тем не менее, не стали обращаться к ним, чтобы, как они поясняют, "не расширять рамки главы". В нем, взяв за основу "Исторический обзор событий в Центральной Азии с древних времен до IX века христианской эры, составленный по китайским источникам отцом греческой церкви Хьякинтом в 1851 году", сообщается, что первые сведения о прямых контактах между Европой и Центральной Азией относятся к IX веку, когда англосаксонский король Альфред Великий послал епископа Шернбурга с пасторальной миссией в христианские общины Индии. Его маршрут пролегал через Хазарское царство у Каспийского моря и Балх. Однако никакое детальное описание поездки не сохранилось. Лишь через 400 лет раввин из небольшого городка Наварра Бенджамин Туделл, обязавшийся посетить все синагоги мира, во время своего путешествия достиг западных границ Персии. Несмотря на это, представление европейцев о странах Центральной Азии оставалось ошибочным, о чем говорят карты XI-XIII веков, на которых современный Дон изображен как берущий начало с неких Рифенских гор, а Каспийское море - заливом Северного Ледовитого океана. Положение изменилось лишь с XIII века вместе с расширением политических и коммерческих связей между Европой и западной частью Центральной Азии благодаря освоению Черного моря, превращению его в эффективный путь торговли с Дальним Востоком. Здесь в этот период побывали монахи Бенедикт, Лоренс, Джон Планикарпин, Квентин, Александр, Альберт, Эндрю и многие другие, знаменитые путешественники братья Николас и Мэтью Поло, Марко Поло, а в 1375 году - Марио Сунито, составивший более точное описание Каспийского и Аральского морей. Но к концу XV векаконтакты со Центральной Азией были снова прерваны, теперь уже в течение длительного периода в связи с тем, что, во-первых, Турция установился свой контроль над Черным морем и закрыла на целых 300 лет европейский доступ к нему; во-вторых - открытием торгового морского пути к Индии, а также приходом к власти на большей части Центральной Азии деспотичных правителей, захватом ее территории кочующими ордами варваров, перекрывшими традиционные каналы торговли. По этой причине, подытоживают авторы, в течение последующего более чем столетия никакие поездки в Центральную Азию европейцами не были предприняты. Как видим, многочисленные попытки западных стран наладить диалог с государствами Центральной Азии в течение свыше пяти веков не дали никаких ощутимых результатов, ибо опирались преимущественно на энтузиазм лишь отдельных миссионеров и отчаянных путешественников, а не на государственную политику.

А что же Россия, к тому времени уже имевшая значительный опыт дипломатического и торгово-экономического сотрудничества со всеми государствами региона? На этот вопрос составители сборника отвечают весьма своеобразно. В нем вы не найдете ни ясный экскурс в историю отношений между Россией и Центральной Азией, ни давно ставшие общеизвестными факты, касающиеся ее миссии в регионе, хотя этого предполагает уже само название сборника. Вместо этого авторы пишут: "После падения во второй половине XVI столетия Астраханского и Казанского ханств и постепенного распространения российского управления в Сибири, как естественное продолжение, Россия вступила в торговые отношения с Центральной Азией посредством только что приобретенных сибирских подданных и стремилась получить точную информацию относительно этого региона... Таким образом, в то время как Россия с конца XVI века, благодаря своему географическому положению, поддерживала постоянный коммерческий контакт с Центральной Азией, регион так же стал посещаться западноевропейцами в надежде на открытие новых маршрутов к Индии...". Все это преподносится западному читателю, увы, как истина в последней инстанции, облаченная в наукоязычные доспехи, чтобы, скрыв провалы в политике европейских держав, представить их в роли первооткрывателей Центральной Азии, а Россию - носителем колониальной экспансии.

Немало исследователей, не отрицая наличие некоторых противоречий в процессе эволюции отношений России с Центральной Азией в допетровскую эпоху, их главную причину видит преимущественно не в нюансах российской восточной политики, а прежде всего в самой специфике развития государств региона. И это закономерно. Важно иметь в виду, что оно шло несколько отличным путем, чем, например, России или же многих других европейских стран. Так, Дж. П. Николь - один из видных специалистов в области международных отношений, в своей монографии "Дипломатия в бывших советских республиках", изданной в 1995 году в США и Англии. обращает внимание на то, что на характер эволюции Центральной Азии наложили отпечаток, в частности, такие факторы, как укрепление позиций ислама и ослабление влияния монгольских хаканов, вызвавшие в XV веке полный упадок торгового "Шелкового пути" восток - запад. Берта Г. Фрагнер, автор статьи "Формирование узбекской и таджикской нации", помещенной в коллективном сборнике "Мусульманские сообщества вновь возрождаются: исторические перспективы национальностей, политики и оппозиции" (Дирхам - Лондон, 1994), как бы дополняя перечень негативных тенденций, отмечает усиление распрей между преемниками эмира Тимура, их ожесточенную борьбу за власть, поставившие под угрозу и военный, и политический суверенитет созданного им государства, облегчив переход важнейших рычагов управления обширным регионом из рук тимуридов к предводителям элитных кланов узбекских племен. Однако их борьба за господство переделом сфер влияния не закончилась. Марта Брилл Олкотт - политолог, входящая в число ведущих американских экспертов по Центральной Азии, специальный консультант Фонда Карнеги, в написанной в остро полемичной форме работе "Церемониальность и сущность: иллюзия единства в Центральной Азии", вошедшей в сборник статей "Центральная Азии и мир: Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, Кыргызстан и Туркменистан" (Нью-Йорк, 1994), указывает, что в XVI веке династия Шайбани-хана распалась на две соперничающие группировки, результатом противостояния которых стало овладение одной частью бывшей империи Тимура хивинским ханом, а другой - бухарским эмиром. Ферганская долина выделилась в самостоятельную административно-территориальную единицу под правлением вассала бухарского хана в Коканде. Аналогичной точки зрения придерживаются и некоторые другие исследователи. Таким образом, несмотря на крайне сложную экономическую и социально-политическую ситуацию, накал межклановых и межфеодальных распрей, в Центральной Азии четко обозначились контуры трех де-факто суверенных государств - Хивинского, Бухарского и Кокандского ханств, имевших единые духовные и культурные традиции, общую религию, но отличавшихся друг от друга как природно-экономическим потенциалом, так и общим уровнем социально-политического развития, а также степенью восприимчивости к радикальным прогрессивным переменам, открытостью для внешнего мира.

Территориальный передел и суверенизация не принесли региону ни политическую стабильность, ни экономическое процветание. Напротив, они обусловили в XVI-XVII веках дальнейшее обострение и углубление противоречий между Хивинским, Бухарским и Кокандским ханствами. "...Их границы, - как пишет Сара Дж. Ллойд в коллективной монографии "Государства Африки и Азии, имеющие выход к морю", - были неустойчивы и представлялись наживой для других". Тем не менее, у каждого вполне однозначно обозначились собственные зоны "жизненных интересов", контрастно позитивизировалось стремление к расширению сферы влияния. Хива, к примеру, настойчиво претендовала не только на Приаралье, но и всю территорию восточного Прикаспия и Казахские степи, включая Сырдарью. Бухара пыталась подчинить Бадахшан, Вахан и ряд других княжеств на севере Афганистана и племена на Памире, Коканд - освободиться из-под опеки Бухары и изгнать эмирских ставленников с плодородной Заравшанской долины и т. д. Здесь их устремления входили в явное противоречие с интересами некоторых соседних государств, прежде всего Афганистана, Персии и Турции, не говоря уже о России. "Персия, - продолжает Сара Дж. Ллойд, - оспаривала регион Хорасана и Герата с Хивой и Афганистаном, в то время как последний претендовал на Балх, Гиссар, Куляб, Бадахшан и Памир". В этой борьбе каждый пытался заручиться чьей-либо весомой поддержкой: если Хива большие надежды в отражении внешней агрессии и решении внутренних проблем возлагала в основном на своего северного соседа - Россию, то Бухара - на Турцию и Россию. В то же самое время они продолжали дипломатические игры с Афганистаном, Ираном, Индией и Турцией, куда посылали представительные посольские и торговые миссии.

Отсутствие тройственного мирного пакта между Хивой, Бухарой и Кокандом, а также каких-либо двусторонних соглашений, взаимные претензии, остававшиеся нерешенными и накапливавшиеся как снежный ком, служили благодатной почвой для развязывания локальных войн из-за земли, воды, пастбищ, крестьян и мастеровых, которых захватчики угоняли сотнями тысяч. Американский историк, экономист и политолог доктор Джон Андерсон, автор книги "Международная политика Центральной Азии", изданной еще в 1997 году в Манчестере и Нью-Йорке, справедливо указывает на постоянную вражду и вооруженные столкновения между тремя соседними ханствами Центральной Азии - Бухарским, Хивинским и Кокандским - и считает, что конфронтационный настрой достаточно продолжительное время не позволял им найти путь к согласию, наладить сотрудничество и выработать единую позицию по ключевым проблемам взаимодействия и сотрудничества. Оливье Руа, доктор политических наук, профессор Европейского университета во Флоренции (Италия) в своей буквально недавно увидевшей свет весьма интересной книге "Новая Центральная Азия: геополитика и рождение наций" так же подчеркивает, что все три ханства Центральной Азии - и на западе, и на востоке - переживали муки неугасающего конфликта. К такому выводу он пришел путем не только тщательного изучения документов, но и непосредственного знакомства с регионом будучи уже консультантом Министерства иностранных дел Франции и работая одновременно в Управлении по координации помощи Афганистану (ЮНОКА) Организации Объединенных Наций, специальным представителем, а затем - главой миссии ОБСЕ в Таджикистане.

Длительное противостояние серьезно истощало силы и ресурсы каждого из государств Центральной Азии. Эпизодические дипломатические и торгово-экономические обмены не могли устранить наметившиеся стагнационные тенденции в социально-политической и экономической жизни. Именно поэтому в то время, когда на Западе, в том числе и России, уже расчищались последние остатки феодального строя как в аграрном секторе, так и промышленности, резко интенсифицировался подъем капиталистического хозяйства, утверждался новый господствующий класс - буржуазия, сформировались крупные индустриальные города и культурные центры, на территории Прикаспия и Приаралья значительная часть населения все еще сохраняла пережитки патриархальной родовой организации, многочисленные племена, прежде всего каракалпакские и казахские, вели давно устаревший кочевой образ жизни, по-прежнему яростно враждовали друг с другом, то гасли, то вновь вспыхивали разрушавшие древние города, научные и культурные центры междоусобные кровопролитные войны, которые развязывались феодальными правителями, не были уничтожены рабство и работорговля.

Политическая нестабильность, отягощенная экономической стагнацией, социальный дискомфорт не позволяли государствам Центральной Азии взаимовыгодно и эффективно использовать богатейшие внутренние возможности, опираясь на позитивный потенциал традиционного сотрудничества с Россией, завещанного Иваном IV Грозным. Отсутствие ясных и конструктивных внешнеполитических ориентиров у правителей Хивы, Бухары, Коканда и других сопредельных регионов так же мешало осуществлению совместными усилиями исторического скачка на пути общественного прогресса.

Россия ведет тщательно продуманную и сбалансированную игру в Центральной Азии - высказываемое ею беспокойство об американском военном присутствии - лишь часть этой игры.

В соответствии с их постсоветской политикой, российские официальные лица последовательно выражали поддержку миссии НАТО в Афганистане. В конце концов, они не хотят, чтобы силы североатлантического альянса в обозримом будущем покинули эту страну, так как опасаются, что афганское военное бремя будет свалено на них. Но если НАТО сможет стабилизировать ситуацию в Афганистане, русские будут первыми, кто потребует вывода Западных войск. И в то же время, русские чиновники намерены ограничить военное присутствие НАТО в Евразии, делая его зависимым от доброй воли Москвы.

До недавнего времени большинство стран НАТО осуществляло транспортировку невоенных грузов через Карачи. Но с закрытием пакистанского маршрута в конце ноября 2011 года, почти все поставки НАТО теперь транспортируются в Афганистан через так называемую Северную Распределительную сеть (NDN). NDN, которая используется прежде всего для невоенных грузов и оборудования, соединяет Балтийские и Каспийские порты с Афганистаном через Россию, Центральную Азию и Кавказ. Эта 5 000-километровая сеть транспортировки осуществляет доставку грузов к европейским портам, где они погружаются в железнодорожные вагоны и самолеты, и отправляются через территорию России в Казахстан или Узбекистан. Оттуда груз помещается на грузовики или поезда для отправки в Афганистан.

Только самые важные поставки в Афганистан осуществляются по воздуху - это оружие, боеприпасы, критически необходимое оборудование и американские солдаты, которые входят в Афганистан и покидают его через базу транзитных перевозок Манас в Кыргызстане. Хотя официально Манас и не входит в NDN, почти все силы НАТО в Афганистане перебрасываются через эту авиабазу, которая также обеспечивает дозаправку в воздухе, аварийную эвакуацию и другие необходимые услуги.

Министр обороны США Леон Панетта отправился в Кыргызстан, чтобы при встрече с новым правительством подчеркнуть всю важность данной базы, которую Вашингтон использует для поддержки военных операций с конца 2001 года, выполняя миссию в Афганистане. Значение базы выросло после того, как Пентагон был выслан из Узбекистана в 2005 году из-за споров между политиками о нарушениях узбекского правительства в области прав человека.

Пентагон в настоящее время платит около $60 млн. в год за использование объекта, по сравнению с $ 7 млн. до истечения предыдущего соглашения, которое было переподписано на новых условиях в 2009 году. 1500 американских военнослужащих и частных подрядчиков при этом покупают товары и услуги местной экономики. Испытывая недостаток в нефтяных и газовых ресурсах, найденных в других Центральноазиатских странах, этой не имеющей выхода к морю бывшей советской республики с населением 5,5 миллионов человек, требуются другие источники дохода. Поэтому киргизское правительство указало, что, даже если США больше не могут использовать базу для проведения военных операций, они могли бы ее задействовать при транспортировке невоенных грузов.

Тем не менее, NDN не может полноценно функционировать без доступа к российской территории. Поэтому Москва оказалась в ключевой позиции с точки зрения удовлетворения материально-технических потребностей НАТО в Евразии. Хотя Россия хочет, чтобы силы НАТО остались в Афганистане в настоящее время, ей при этом хочется сохранить своего союзника - Иран, углубить центральноазиатские страхи о постоянном американском военном присутствии в их регионе, а также напомнить Вашингтону, что Кремль по-прежнему считает страны бывшего Советского Союза своей стратегической зоной влияния.

В результате, русские политики пытаются усилить опасения стран Центральной Азии по поводу вероятной войны США с Ираном, и предупреждают их о том, что американцы, пользуясь различными привилегиями на территории этих стран, втянут их в войну. Российские СМИ, контролируемые государством, в свою очередь, поддерживают Иран, и утверждают, что американцы используют военные объекты в Центральной Азии не для защиты местных властей от талибов или аль-Каиды (как утверждают сами США), а с целью проведения различных операций в Иране. Например, в 2010 году, англоязычное телевидение России Russia Today процитировало высказывание киргизского политолога Токтогула Какчекеева: "Грустно, что американская авиабаза теперь стала коридором для транзита проамериканских боевиков из суннитских повстанческих группировок, которые организуют атаки на Иран."

Совсем недавно, когда сильно обострилась обстановка в Персидском заливе, российское руководство грамотно воспользовалось ситуацией - предупредив центральноазиатские страны о возможных рисках. Русские заявили, что страны, которые обеспечат США и Израилю доступ к военным объектам и выделят воздушные коридоры, могут оказаться втянутыми в войну. В феврале этого года, например, представитель российского Министерства иностранных дел Александр Лукашевич предостерег эти страны, сказав: "Нельзя исключать, что данный объект может быть задействован в потенциальном конфликте с Ираном". А это, по его словам, будет являться прямым нарушением со стороны Пентагона договора об аренде базы.

"Страны Центральной Азии и, в частности, президент Кыргызстана Алмазбек Атамбаев, серьезно обеспокоены катастрофическими последствиями гипотетического военного удара по Ирану", - добавил он.

Российское Министерство иностранных дел также утверждало, что Западные державы используют иранскую ядерную проблему, чтобы "в очередной раз вырезать на геополитической карте большой богатый углеводородами регион, который включает в себя Центральную Азию". Аналогичные заявления киргизский президент Альмазбек Атамбаев сделал 24 февраля, во время своего визита в Москву. На протяжении всей своей избирательной кампании, Атамбаев заявлял, что он не будет продлевать аренду Пентагоном объекта после истечнеия срока договора в июле 2014 года. Хотя киргизские власти и утверждают, что Соединенные Штаты не могут использовать базу для военных операций против Ирана и любых других целей, кроме поддержки миссии НАТО в Афганистане, Атамбаев выразил тревогу, что Иран в ответ на удары США атакует базу Манас.

Эта тактика сеяния страха среди государств Центральной Азии уже успела оправдать себя еще в конце прошлого года. Тогда лидеры России, Кыргызстана, Армении, Беларуси, Казахстана, Таджикистана и Узбекистана собрались на заседании Организации Договора о коллективной безопасности, где подписали важный документ. Согласно которому, размещение иностранной военной базы в стране-участнице организации возможно только в случае одобрения данной инициативы всеми правительствами членов ОДКБ. Цель этих мер - ограничить американское военное присутствие в Евразии, а также сделать его зависимым от доброй воли Москвы, повышая таким образом влияние России.

Президент России на то время Дмитрий Медведев на февральской встрече с Атамбаевым в Москве развил тему, поднятую Лукашевичем, чтобы ослабить давление Запада на Сирию. Он утверждал, что события "на Ближнем Востоке (вокруг Ирана, Сирии, и некоторых других стран) имеют непосредственное влияние на ситуацию в нашем регионе". Медведев призвал правительства этих стран тесно сотрудничать с Россией в борьбе с этой угрозой.

Опасения правительств стран Центральной Азии о нападении США на Иран оправданы? Скорее всего, нет - очень маловероятно, что США нападут на Иран, Сирию, или любые другие ближневосточные страны, с территории Средней Азии, учитывая имеющиеся в распоряжении Пентагона более подходящие и лучше расположенные военные объекты и платформы в Персидском заливе, на суше и на море. Например, палубная авиация ВМС США могла бы бомбить ядерные объекты без необходимости лететь через воздушное пространство других стран.

Но это не остановит русских чиновников, которые делают упор именно на иранскую угрозу, не в последнюю очередь потому, что они хотят отвлечь государства Центральной Азии от их разногласий с Москвой. Например, следует напомнить, что перед приездом в Москву, Атамбаев упрекал Россию в ее неспособности выплачивать достаточную компенсацию Кыргызстану за размещение русских военных объектов, в том числе военно-воздушной базы в Канте, крупнейшей военной базе России в Центральной Азии. В интервью "Коммерсанту", Атамбаев тогда заявил, что база должна быть закрыта, так как она не способствует укреплению региональной безопасности и от нее нет никакой пользы, кроме как "лесть тщеславию русских генералов".

Таким образом, Атамбаев стремится не только выручить побольше денег для Кыргызстана, но и хочет продемонстрировать киргизскому народу свою жесткую националистическую позицию, а также свою способность противостоять, и даже манипулировать великими державами. (В Кыргызстане самая демократическая политическая система в Центральной Азии, и поэтому политические деятели вынуждены уделять большое внимание своей популярности, чтобы обеспечить свое переизбрание).

В российском Министерстве обороны, в свою очередь, заявляют, что согласно условиям аренды они не должны платить за базу в Канте, которую Москва определила как объект в рамках Организации Договора о коллективной безопасности, а не как российскую базу. (Это так, однако, по данным Коммерсанта, Россия не оплатила аренду трех других военных объектов и перестала выполнять в 1993 году контракт на поставки оружия и оказание помощи Кыргызстану в военной подготовке, которые были обещаны Москвой в обмен на размещение баз).

Но в то время, как споры России с Кыргызстаном проходили в тени и мало освещались международными СМИ, другая сторона внешней политики Кремля была у всех навиду - это связи с Тегераном.

Интересы России и Ирана в отношении Центральной Азии во многом совпадают - это и продвижение энергетического и экономического развития региона как альтернативы Западным рынкам, противостояние поддерживаемому суннитами терроризму, и ослабление американского влияния в регионе. Таким образом, Россия поддерживает иранские устремления в ограничении американского военного присутствия в Центральной Азии и соседних регионах, включая территорию, воздушное пространство и военные объекты. В том числе и те, которые США могли бы использовать для нападения на Иран.

Тегеран всегда признавал и уважал интересы Москвы, ведя свои торговые отношения со странами Центральной Азии. Например, Иран поддержал военное вмешательство России во время гражданской войны в Таджикистане. Для Ирана двусторонние отношения с Россией остаются более важными, чем его по-прежнему ограниченные отношения с центральноазиатскими государствами. Кроме того, поскольку Иран надеется расширить свои торговые отношения со странами Центральной Азии, и поэтому он опасается появления другой обременительной гражданской войны, такой как в Афганистане, которая фактически "затопила" Исламскую Республику миллионами беженцев. Исходя из этого, Тегеран рассматривает российские военное присутствие, как залог стабильности, что, безусловно, его устраивает.

Таким образом, это означает, что Запад борется с союзом Москва-Тегеран? Это не совсем так. Несмотря на некоторые общие интересы, важно не преувеличивать качество отношений между Россией и Ираном. Связи Тегерана с международным терроризмом, поддержка антиправительственных группировок в Ливане и других странах, и, прежде всего, его спорная программа по развитию ядерной энергетики - все это вынуждает Москву держаться на расстоянии от Тегерана.

В действительности же, Москва пока поддерживает Тегеран в решении его проблем в Центральной Азии, но как и Вашингтон со своими союзниками по НАТО, Россия гораздо больше заботится о продвижении своих интересов.

Распад СССР и образование новых независимых государств закономерно привели к формированию кардинально новой геополитической ситуации в Центрально-азиатском регионе, включающем Казахстан, Кыргызстан, Таджикистан, Туркменистан, Узбекистан. Специфика региона Центральной Азии состоит в том, что, несмотря на его кажущуюся периферийность, в нем пересекаются интересы крупнейших держав мира, а также других секторов международного взаимодействия. Само географическое положение Центральной Азии определяет ее геополитические векторы. На востоке расположены Китай и страны Азиатско-тихоокеанского региона; на юге - Афганистан, страны Ближнего Востока и ряд других исламских государств; на западе и на севере - Кавказ, Турция, Европа, Россия.

В Центральной Азии переплетаются интересы Российской Едерации, Соединенных Штатов Америки, Китайской Народной Республики, а также Турции, Индии, Ирана, Пакистана, Афганитстан, и государств Европейского Союза.

Последствия завещания Ивана Грозного - Защита России своих геополитических интересов

Похожие статьи