Становление жанровой формы записок и ее оценки в современном литературоведении - Специфика жанровой формы записок в творчестве Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского

В "Литературной энциклопедии терминов и понятий" записками называется "жанр, связанный с размышлениями о пережитом и подразумевающий выражение личного отношения автора или рассказчика к описываемому" [27].

В русской литературе понятие записок как литературного жанра складывается в конце 18 - начала 19 века. В 1791 году Н. М.Карамзин называет "Мемуары" (1784 - 1987) К. Гольдони - "Гольдониевыми записками" (Московский журнал. Ч. 2. С.203). В художественной литературе известны "Записки сумасшедшего" (1835) Н. В.Гоголя, "Записки в стихах" (1834) В. Л.Пушкина, "Записки охотника" (1852) И. С.Тургенева, "Записки из Мертвого дома" (1860 - 1862) Ф. М.Достоевского, его же "Записки из подполья" (1864), "Записки институтки" (1902) Л. А.Чарской, "Посмертные записки старца Федора Кузьмича..." (1905) Л. Н.Толстого, ряд книг М. А.Булгакова: "Записки на манжетах" (1923), "Записки юного врача" (1925 - 1926) "Театральный роман (Записки покойника)" (1936 - 1937). Мемуары, дневники, дневники исповедь имеют свою жанровую определенность, лишь отчасти связанную с жанром записок, хотя и существует традиция называть их, а также доклады и сообщения различных обществ и учреждений записок. То, что принято называть записками в переводной литературе, в оригинале выражено иными терминами: "Записки о Галльской войне" Юлия Цезаря - "Commentarii de bello Gallici" (54), "Посмертные записки Пиквикского клуба" Ч. Диккенса - "The posthumous papers of the Pickwick club" (1837), "Замогильные записки" Ф. Р. де Шатобриана - "Les memoires d'outre-tombe" (1848 - 1850), "Записки (Дневник) горничной" О. Мирбо - "Lejournal d'une femme de chamber" (1900).

Жанровая форма "записок" - очень емкое определение, которое вмещает в себя разнородные по своей структуре произведения. В основу художественной формы "записок" кладется не жанровая характеристика произведения, не его объем, а особенности повествования и тип героя. Повествование всегда ведется от первого лица (что не исключает возможность использования вставных конструкций). Такое повествование ставит в центр новую личность: это самосознающий герой, который становится автором "записок", от его лица ведется рассказ о произошедших с ним либо не с ним событиях [34].

В XIX веке В. Г. Белинский и Н. Г. Чернышевский впервые высказали мысль о том, что Гоголь является родоначальником русской прозаической литературы, которая в данный момент выступает в лице натуральной школы.

Начиная с 1970-х годов, в работах Ю. В. Манна и А. А. Жук происходит переосмысление этой проблемы как проблемы диалектических взаимосвязей. Гоголь определил развитие и движение антропологизма, который во многом противостоял физиологическим очеркам, столь популярным у большинства представителей натуральной школы.

Проблема противостояния человека и среды, являющаяся ведущей в литературе 1840-х годов, и движение к антропологизму актуализируют восприятие "Записок сумасшедшего" как повести, в центре которой находится самосознающий герой. Вся повесть воспринимается как акт самосознания "натурального" человека, не порабощенного средой, а выпавшего из нее и обретшего "духовное" поприще. Путь от физиологии к антропологизму и романному типу героя подсказан во многом гоголевской повестью. С этой точки зрения кажется необоснованным в изучении традиции натуральной школы одностороннее рассмотрение ее только в контексте "Шинели" и игнорирование "Записок сумасшедшего", которые становятся первым шагом на пути к антропологизму, лежащему в основе творческих опытов наиболее ярких представителей натуральной школы.

Понятие "антропологизм" является ключевым для понимания философии и эстетики натуральной школы. В качестве философской базы антропологизма натуральной школы выступает философия Фейербаха. В центре новой литературы должна была стоять личность, однако процесс ее становления оказался довольно длительным. Первым шагом на пути к формированию натуральной школы стал натурализм, который наиболее ярко воплотился в физиологических очерках, где "личности как таковой не существует, ибо персонаж здесь всегда функция среды, он не обладает ни малейшей степенью свободы" [1]. Герой очерка - социальный тип в чистом виде. Истоки этих социальных типов - в творчестве Гоголя, однако масштабы гоголевской собирательности и типичности не совпадают с сословными и профессиональными масштабами. Его типы выше и сложнее любой сословной классификации. Напротив, в физиологиях сословная классификация выдвигается на первый план. Насколько Гоголю важно было расширить жизненное содержание образа, настолько авторам физиологии важно это содержание четко определить и локализовать [4]. Герой представляет среду и состоит из социальных качеств и признаков. В этом смысле он одномерен.

Сложнее дело обстояло в романах натуральной школы, где уже постепенно начинал формироваться характер, который "хотя и сформирован во многом средой и существенно от нее зависит, тем не менее не подчинен ей полностью. В нем всегда есть нечто противостоящее среде и оказывающее на нее воздействие. Такая концепция личности соответствовала гуманистическим учениям эпохи". По мнению Л. Я. Гинзбург, "в жизни характер - соотношение устойчивых реакций личности, - воспринимаемых как черты, свойства, - на... внутренние или внешние ситуации. Создавая литературный характер, писатель частью сам называет и объясняет конфигурации свойств, частью предоставляет читателю разгадывать их на основе поведения персонажей.

Литературный характер - динамическая, многомерная система; в ней существенны уже не сами по себе свойства, которые можно перечислить, но отношения между ними" [1]. Делая героя самосознающим и зачастую идеалистом, авторы натуральной школы подвергают его испытанию обстоятельствами, раскрывая его способность либо неспособность противостоять им.

Антропологизм натуральной школы выражается не только через особенности героя, но и через жанровую характеристику произведений. В центре записок - а эта форма присуща всем рассматриваемым нами повестям, - находится пишущий герой, поэтому важной становится категория письма. Письмо - это фиксация различий, все то, что делает возможной запись как таковую. Понимаемое письмо - не просто культурная универсалия, но предпосылка существования культуры, всякое проявление культуры -- письмо [4].

В. Н. Захаров изучает функцию рассказа в структуре произведений Достоевского, прослеживает хронологию "Записок", считая, что писатель "типизировал свою острожную судьбу" через "создание вымышленного образа условного повествователя Александра Петровича Горянчикова" [21; 177], что не позволяет отнести "Записки из Мертвого дома" к мемуарам. Захаров считает, что "создавая художественное произведение, Достоевский не претендовал на фактографическую верность: его исследование каторги было художественным, а не "научным". Поэтому Достоевский вводит условного рассказчика ("неизвестного"), создает художественную хронологию пребывания героя на каторге, меняет фамилии многих арестантов" [21;180]. Исследовав огромное количество научно-критических работ, Захаров приходит к выводу, что "Записки из Мертвого дома" следует отнести к "оригинальным жанрам" [21;174].

Нельзя не упомянуть монографию В. Н. Захарова "Система жанров Достоевского" [21], в которой он проводит глубокое, обширное исследование жанрового своеобразия "Записок из Мертвого дома", раскрывая традиции и новаторство великого русского писателя.

Г. М. Фридлендер рассматривает творчество Достоевского через призму мировой литературы: "Одна из особенностей Достоевского состояла в том, что он не смотрел на свою художественную работу, как на плод одних лишь собственных творческих усилий, но видел в ней продолжение коллективной работы писателей разных стран и эпох, проявление общих по своему смыслу тенденций и закономерностей развития национальной и мировой литературы" [37; 101].

В общелитературном ключе рассматривал творчество Достоевского и К. Г. Щенников. Он называет "Записки из Мертвого дома" "своеобразным художественным исследованием кардинальных философско-социологических проблем". Исследователь также раскрывает проблему добра и зла в человеке, как ее понимал Достоевский. "В "Записках из Мертвого дома" автор и его двойник Горянчиков оценивали уровень современной цивилизации психологией каторжников и палачей", - считает он [40].

Т. С. Карлова обращается к структурному образу "Мертвого дома" [22], по ее мнению, метафора "Мертвого дома" определяет структуру "Записок" в целом, и несет в себе социально-политический и этический подтекст. Т. С. Карлова уделяет большое внимание особенностям функционирования пространства и времени в произведении, определяя последнее как "одновременность разновременного". Она считает, что "о каторжной тюрьме Достоевский писал как об особой физической данности со своими законами времени и пространства" [22;136].

Андрей Битов в статье "Новый Робинзон", посвященной 125-летию выхода в свет "Записок из Мертвого дома" [7], сравнивает Ф. М. Достоевского с Робинзоном Крузо, называя писателя "первооткрывателем как материала, так и формы" "Записок". Битов обращается к особенностям стиля Достоевского и утверждает, что феномен его стиля заключается в "новом способе мысли". Он называет книгу Достоевского философской, посвященной теме заключения как такового и теме жизни как таковой.

Что же касается книги Н. В. Гоголя, то исследований, специально посвященных проблеме общественно-литературного фона повести, в гоголеведении почти нет. Однако о всемирно-историческом происхождении "Записок сумасшедшего" и о том, что они - суть исторические "записки" об узловом моменте в истории русского государства, размышлял Л. В. Пумпянский.

Есть работы, рассматривающие повесть в контексте "Арабесок" либо "Петербургских повестей". О повестях из "Арабесок" и "Миргорода" писал В. Г. Белинский, отмечая такие качества повестей, как народность, оригинальность и совершенную истину жизни. В более поздних работах критик говорит о том, что натуральная школа берет свое начало в произведениях Гоголя, и эту его мысль продолжает Н. Г. Чернышевский в "Очерках гоголевского периода русской литературы". Тема цикла определилась сразу и сохранилась до конца: значение "гоголевского" направления в русской литературе в изменяющихся общественно-политических условиях.

Михаил Вайскопф справедливо говорил о "космическом бунте" гоголевского героя и возводил традицию "Записок" к большому контексту мировой философской и словесной культуры [9]. О вхождении традиции "Записок сумасшедшего" в русскую культуру и о их "всечеловеческой отзывчивости" в последнее время говорил А. С. Янушкевич [42].

О том, что идеи гоголевских произведений, такие, как идея сумасшествия, носились в воздухе, говорит В. Гиппиус в книге "Гоголь" (глава "Миссия комического писателя") [11].

В работах Г. А. Гуковского, Ю. В. Манна, Ф. З. Кануновой, В. М. Марковича, О. Г. Дилакторской "Записки сумасшедшего" рассматриваются в основном в контексте "Петербургских повестей" и в связи с этим в аспекте проблемы "маленького человека". Исследования П. Паламарчука, С. Фуссо представляют собой попытку вписать "Записки сумасшедшего" в контекст "Арабесок". П. Паламарчук указывает на связь повести с размышлениями Гоголя о всемирной истории и об истории и России в частности. С. Фуссо определяет "Арабески" как "нерешительность Гоголя <...> в отношении его призвания: следовало ли ему заниматься наукой или искусством", а Поприщин, по ее мнению, "пародия серьезного историка, чей голос звучит в других очерках".

Таким образом, большинство современных ученых признают указанный жанр самостоятельной и оригинальной формой подачи материала и раскрытия характера героя.

Похожие статьи




Становление жанровой формы записок и ее оценки в современном литературоведении - Специфика жанровой формы записок в творчестве Н. В. Гоголя и Ф. М. Достоевского

Предыдущая | Следующая