Особенности стиля Виктории Токаревой - Творчество Виктории Токаревой

"У Виктории Токаревой нет плохих рассказов. У нее есть только хорошие, очень хорошие и блестящие..." Юрий Нагибин.

Герои В. Токаревой - простые люди, но жизнь их меняется по каким-либо причинам. Все они в поисках наиболее удобного способа существования в этом мире, в своеобразном и вечном подсчете плюсов и минусов своей жизни. Они узнаваемы, да и жизненные ситуации, описанные В. Токаревой, узнаваемы. Эти ситуации именно описаны, подсмотрены, выхвачены из жизненного водоворота. В их обыденность и правдивость веришь с самых первых строк, без пространных предисловий, без "предварительного знакомства" читатель сразу втягивается в бытовую ситуацию-схему, волей-неволей начиная сопереживать героям произведения, мучаясь с ними в поисках смысла, жизни, любви, радости: "Очереди были небольшие и состояли преимущественно из старух" (так начинается, например, рассказ "Один кубик надежды").

Часто произведения начинаются с диалога, на первый взгляд, ничего общего не имеющего с сюжетно-концептуальным замыслом автора:

"- Челку поправь! - приказала Ирка.

    - Как? - виновато поинтересовалась Наташа. - Как, как, Господи! - расстроилась Ирка, вытерла руки о фартучек и задвигала вокруг Наташи. Двигалась она легко, прикосновения ее были легкими, и пахло от нее французскими духами" ("Уж как пал туман...").

Но именно в этом диалоге расставлены образно-позиционные акценты: Ирка - легкая, со своей жизнью, где все легко, есть три жениха наготове, заграница, то та, то другая, и французские духи, как символ чего-то далекого недостижимого, что где-то есть, оно "вокруг", но не с тобой, не в тебе, мимо тебя. И Наташа с покорным вопросом "Как?". Именно эта челка, именно "потрясающие волосы" станут той жизненной зацепкой, неким паролем, что сделает возможным "узнавание" своего счастья, судьбы, что так "озадачит" концертмейстера Петю, ведь только близкие видели красоту Наташи. Увидел ее и Петя.

Многие произведения заканчиваются диалогом:

"- Слушай, а у тебя потрясающие волосы. Ты это знаешь?

    - Конечно, - сказала Наташа. - Ко мне надо просто привыкнуть..." ("Уж как пал туман...").

На малом языковом пространстве множество смыслов, подтекстов, что достигается благодаря эмоциональному рисунку, уместности, правдивости словесных форм:

"- Я так и знал, что вы подождете...

    - Почему вы знали? - Я видел ваши глаза" ("Один кубик надежды").

Мало среди героев В. Токаревой поистине счастливых людей. Но ведь никто не знает точного определения слова "счастье", у каждого оно свое: "Конечно, это был не самый счастливый день в моей жизни. Просто счастливый. А самого счастливого дня у меня еще не было. Он у меня - впереди" ("Самый счастливый день"), "Марина вспомнила, как учитель эксплуатировал ее чувства. А она - его. И это было СЧАСТЬЕ. И в результате она стала НАСТОЯЩИМ музыкантом" ("Лиловый костюм").

Партитура эмоционального воздействия произведений В. Токаревой своеобразна. В тот момент, когда хочется узнать большего, когда, казалось бы, накал эмоций достигает своего пика, читателю приходится расставаться с ними. Расставаться, когда они только встретились, двое, ищущих друг друга ("Ехал грека", "Один кубик надежды"), когда они отправляются в путь ("Будет другое лето"), когда к ним приходит осознание собственной значимости, не потерянности в этом мире, осознание того, что все лучшее еще будет, что жить не поздно ("Старая собака").

Синтаксические конструкции отличаются своей простотой, что является одной из главных особенностей стиля В. Токаревой. В произведениях мало развернутых причастных оборотов, сравнительных оборотов, синтаксических структур, осложняющих языковую ткань предложения: "Марина ощутила глубокое удовлетворение, полноту бытия. Какое счастье - кормить голодное зависимое существо. В глазах Люси стояли виноватые слезы. Видимо, она чувствовала то же самое". ("Лиловый костюм").

Виктория Токарева оставляет в своих произведениях самое главное, поэтому так ценишь прекрасные лирические отступления, наполненные поэзией, музыкой: "Марина подумала: сентябрь в пересчете на человеческую жизнь равняется примерно сорока пяти годам, когда плоды уже собраны. Женщина в сорок пять еще красива, еще не сбросила боевого оперения, еще горят глаза и кровь, но мало осталось впереди. Так и деревья: они еще горят теплом и благородными красками, но скоро все облетит и выпадет первый снег. Потом второй" ("Лиловый костюм").

Во многих произведениях Виктории Токаревой музыка - важный в смысловом плане образ, самоценный и самодостаточный, конкурирующий по своей наполненности и важности с живыми, осязаемыми ценностями: "Марина подумала: если бы с ней была скрипка, она сейчас вскинула бы ее к щеке и заиграла мелодию, которую никто не писал, - она изливалась бы сама...и все бы слилось в один звук - время и пространство" ("Лиловый костюм"). Музыка "звучит" почти во всех произведениях Виктории Токаревой.

Женское и мужское восприятие мира различно, мужчина видит все целиком, лишь потом раскладывая на детали целое, а женщина наоборот. В. Токарева по-женски фиксирует наше внимание на отдельных деталях, штрихах, лишь потом подводит к общему восприятию образа: "У нее были волосы цвета древесной стружки, синие глаза, красивые крупные зубы. По отдельности все хорошо, а вместе не складывалось. Может быть, причина в агрессии лица. В нем стояла открытая агрессия. Ей все не нравилось" ("Лиловый костюм").

Так удивительно тонко вплетаются в общую канву произведения внутренние монологи, мысли не вслух, про себя. Читатель не только видит героев, он и слышит их:

"- У тебя впереди вся жизнь. А мне тоже хочется счастья.

Я не понимаю, как можно в тридцать пять лет, имея ребенка, хотеть какого-то счастья еще для себя. Но сказать так - не тактично. И я говорю:

    - А где ты видела счастливых на все сто процентов?". ("Самый счастливый день").

Удивительное проникновение во внутренний мир героев Разных поколений, социальных групп, эмоциональных типажей, обусловленное уважительным, трепетным отношением к героям маленьким и большим, присущ В. Токаревой. Душа конкретного "маленького человека" для "женской прозы" не менее сложна и загадочна, чем глобальные катаклизмы эпохи.

Никто из писателей-мужчин не может передать переживания женщины, как сама женщина. Поэтому так чутко, достоверно и ярко передает В. Токарева переживания самой Женщины. Здесь больше чувственности, меньше прямоты, запутанности, интриг, здесь все на симпатиях и антипатиях. Любая попытка "выйти" на логику разбивается о вечное желание эмоциональной гармонии. Так, героиня произведения "Старая собака", желая наконец-то устроить свою судьбу, отправляется в санаторий. Складывается все, как задумано: он, красивый, как Белинский, машина, устроенность, но все разбивается от простого толчка извне: "Как молодая" - скажет герой о собаке. "Как любовь" - почувствует и осознает героиня. Пусто, где нет чувств, любви. Эта любовь не только к мужчине, к женщине ("Лиловый костюм"), но и к музыке, собаке.

В произведениях В. Токаревой много философских отступлений. Все они очень мастерски, стилистически уместно вплетаются в ткань произведения, не выглядят неким инородным "довеском" в тексте: "Стоял сентябрь. Бабье лето, золотая осень. Склон - пестрый от красок, горит золотом и багрянцем, густой зеленью. Марина подумала: сентябрь в пересчете на человеческую жизнь равняется примерно сорока пяти годам, когда плоды уже собраны" ("Лиловый костюм").

Диалоги героев обычно происходят на уровне быта, при отсутствии необходимости работать с мыслью и, следовательно, предположительном отсутствии самой мысли как таковой, для всего повествования характерен завуалированный психический аспект, как следствие экономия языковых средств. Для иллюстрации этого положения обратимся к каждому из проанализированных рассказов и повести "Лиловый костюм":

"- А мужчина у вас был?

    - Да. Вернер. - И чего? - У него было двое детей. - А жена? - удивилась Марина. - Жена его бросила и оставила детей с ним" ("Лиловый костюм").

"- Вы где живете?

    - Нигде. - Как это "нигде"? - Очень просто. Плаваю - и все"

("Уж как пал туман...").

"- Я с ним разведусь, - говорит мама.

    - Причина? - Он мне не помогает..." ("Самый счастливый день").

"- А вы что, нарочно прятались?

    - Нет. Я опоздал. - А почему вы опоздали? - спросила Лора. - Я забыл, что "Казахстан". Я только понял, что Средняя Азия" ("Один кубик надежды").

Юмор присущ героям произведений Токаревой в той же мере, что и автору, на основании чего критик В. Новиков отмечал, что в ее произведениях "для разговора о серьезных проблемах найден сегодняшний тип иронического мышления, всем знакомый и простой язык": "Старухи выскакивали из процедурного кабинета розовые, помолодевшие от смятения и страха..." ("Один кубик надежды"); "Автобус резво затормозил - видимо, дорогу перебегала кошка или собака, и водитель не захотел брать грех на душу" ("Один кубик надежды").

То, о чем повествует читателю Виктория Токарева - печальные в своей несостоятельности современные житейские истории. Они несостоятельны именно в силу своей житейскости: они все - о сегодняшнем. Рассказы Токаревой построены почти целиком на злободневности, их языкообразность проста и функциональна, так как истоком своим имеет современную бытовую речь горожанина.

Творчество Виктории Токаревой отличается большой чувственностью. Роль ее произведений огромна, так как мир домохозяек, жен, матерей ничуть не скучнее жизни мужчин.

Многого в жизни героев В. Токаревой еще не было: любви, счастья, семьи. Герои в ожидании, читатель прощается с ними, испытывая сожаление, тревогу за их судьбу: от новых поисков к другим, от новых испытаний к следующим. Может, поэтому Виктория Токарева широко использует умолчание. Автор намеренно умалчивает, недоговаривает, она и сама, кажется, не знает, что ждет ее героев дальше, ведь они пришли из самой гущи жизни: из поликлиник, санаториев, школ, квартир, парикмахерских. Никто не знает, как развернется их жизнь дальше: "Думаю: Господи, да я ли это..." ("Уж как пал туман..."); "Она примет свою дорогу. Или будет желать невозможного, кто знает... Хотя, может, кто-то и знает..." ("Лиловый костюм"); "Наташа успела заметить, что рубашка у него белая и накрахмаленная, лежит мягко..." ("Уж как пал туман...").

Одной из главных определяющих особенностей стиля В. Токаревой литературоведы называют простейшую разработку сюжета: явный контраст между положительным и отрицательным, настоящим и ненастоящим, важным и неважным, своим или показавшимся таковым. По какой-то ведомой только им интуиции, герои В. Токаревой четко отделяют все лишнее, оставляя за собой право идти дальше со своим багажом жизненных установок, привязанностей, антипатий. Также говорят о том, что разговор происходит на уровне быта, при отсутствии необходимости работать с мыслью и, следовательно, предположительном отсутствии и самой мысли так таковой; для всего повествования характерен более или менее завуалированный сентиментальный психический настрой; обычно наблюдается стилистическая неопределенность и как результат - девальвация слов.

Барабара ("Лиловый костюм") - "противная и прекрасная, неуязвимая и ранимая, сильная и беспомощная, как ребенок". В ней все на противоречиях, созданная для счастья несчастна, умеющая нравиться, одинока, притягивающая внимание мужчин, любит женщин. Чужая свадьба, чужая устроенная и понятная жизнь и свой близкий до слез город. Жизнь контрастна.

Экономия языковых средств писательницы не следствие некой "бедности" стиля, а скорее следствие его емкости, богатства подтекстной информации, правдивости, максимальной приближенности к читателю. В героях Виктории Токаревой мы видим самих себя, в их жизненных коллизиях - собственные бытовые перипетии, в их речи "слышим" себя. Именно поэтому язык произведений писательницы стилистически можно отнести к разговорному, что делает ее прозу близкой читателю.

В рецензии на одну из 7 книг Токаревой, вышедших в 1990-97 на немецком языке, критик Х. Шлаффер выделил главную особенность творчества писательницы: "Истории Токаревой так же одинаковы, прозаичны и однотонны, как сама жизнь, если воспринимать ее как повседневность, и так же увлекательны, как повседневность, если хочешь узнать ее строй, ее основу".

Произведения Виктории Токаревой - "литература для домохозяек" - так считает критик Римма Вейли считает. Этот термин появился в контрасте жестокого взаимосцепления "читательский спрос - рынок предложения". Внутреннее содержание самого понятия "литература для домохозяек" традиционно подразумевалось негативным, так как в художественном отношении феномен подобной литературы мыслился набором "псевдо": псевдогерои, псевдомелодраматические коллизии, воплощенные к тому же так называемым "среднедоступным" языком. Именно поэтому "литература для домохозяек" исследовалась не литературоведами, а психологами.

Похожие статьи




Особенности стиля Виктории Токаревой - Творчество Виктории Токаревой

Предыдущая | Следующая