Михаил Зощенко. - Поэзия Заболоцкого

В "Столбцах", -- как говорил Зощенко, -- есть "резкий контраст между жизнерадостностью формы и какой-то мрачной нежизнерадостной философией", -- "мир поэта, зажатый плоскими домами, кажется тягостным и бредовым миром... чувствуется какой-то безысходный тупик... нечем дышать!". . В печати появились отдельные одобрительные отзывы, автора заметили и поддержали В. А. Гофман, В. А. Каверин, С. Я. Маршак, Н. Л. Степанов, Н. С. Тихонов, Ю. Н. Тынянов, Б. М. Эйхенбаум... Но дальнейшаялитературная судьба поэта осложнилась превратным, иногда прямо-таки враждебно-клеветническим толкованием его произведений большинством критиков. После "Столбцов" Заболоцкий выступил с поэмой "Торжество земледелия" Особенно усилилась травля Заболоцкого после публикации в 1933 году этой поэмы. Совсем недавно войдя в литературу, он уже оказался с клеймом поборника формализма и апологета чуждой идеологии. Составленная им новая, готовая к печати книга стихов (1933 г.) не смогла увидеть свет. Вот тут и пригодился жизненный принцип поэта: "Надо работать и бороться за самихсебя. Сколько неудач еще впереди, сколько разочарований, сомнений! Но если втакие минуты человек поколеблется -- его песня спета. Вера и упорство. Труд и честность..." (1928 г., письмо к Е. В. Клыковой). И Николай Алексеевичпродолжал трудиться. Средства к существованию давала начатая еще в 1927 году работа в детской литературе -- в 30-х годах он сотрудничал в журналах "Еж" и"Чиж", писал стихи и прозу для детей. Наиболее известны его перевод -- обработка для юношества поэмы Ш. Руставели "Витязь в тигровой шкуре" (в 50-хгодах был сделан полный перевод поэмы), а также переложения книги Рабле "Гаргантюа и Пантагрюэль" и романа де Костера "Тиль Уленшпигель

. Полный текст этой поэмы не был опубликован и о "Торжестве земледелия" мы можем судить только по "словесным фрескам", по напечатанным фрагментам. Среди них попадаются и до неузнаваемости искаженные цензурой. Так, строки "Крестьяне, скудно закусив, газеты длинные читают" (судя по выступлению Заболоцкого в 1933 г. в Ленинградском Доме Писателей имени Воинова) в "Звезде" уже "исправлены" так: -- "Крестьяне, сытно закусив, газеты длинные читают". Разбор поэмы Заболоцкого без точного учета подобных переделок, естественно, затруднителен. И тем не менее даже известный нам текст "Торжества земледелия" производит сильное впечатление.

В этой поэме сразу захватывает мастерская гармонизация народных песен, фольклорных мотивов. Когда ее читаешь, кажется, что Заболоцкий виртуозно дирижирует оркестром народных инструментов с балалайками, гуслями, баянами, гармониками, дудками и рожками. При этом поэт то иронически переосмысляет народные песни, частушки, плясовые наигрыши, то неожиданно сворачивает на совершенно противоположный путь идеализации фольклора.

Умерла царица пашен,

Коробейница старух,

И растет над нею важен

Сын забвения лопух.

И растет лопух унылый

И листвой о камень бьет,

И над вещею могилой

Память вечную поет.

Известные нам фрагменты "Торжества земледелия" показывают, что Заболоцкий придал значительно больший размах тому сатирическому гротеску, который мы уже видели в "Столбцах". Но одновременно с этим поэт теперь приобщается и к некрасовскому началу. В "Торжестве земледелия" и в "Кому на Руси жить хорошо" одни и те же песенные просторы; Некрасов показал панораму русской жизни, после падения крепостного права, Заболоцкий же семьдесят лет спустя предпринял путешествие по "Некрасовским местам", чтобы показать панораму крестьянской жизни, когда русская деревня начала хождение по адским кругам сплошной коллективизации.

Кулак ревет на лавке сидя,

Скребет ногтями толстый бок,

И лает пес, беду предвидя,

Перед толпою многих ног

И слышен голос был солдата

И скрип дверей, и через час

Одна фигура, виновата,

Уже отъехала от нас.

Изгнанник мира и скупец

Сидел и слушал бубенец,

С избою мысленно прощался,

Как пьяный на возу качался,

И ночь, строительница дня,

Уже решительно и смело,

Как ведьма с крыши полетела,

Телегу в пропасть наклоня.

Но в отличие от Клюева, Клычкова, Есенина, Николай Заболоцкий чужд идеализации старой деревни. Поэту не по душе косность и застой мужичьей Руси, не по душе лампады суеверий и темноты. Для него это -- лишь засохшие, мертвые ветви живого дуба, у которого в народной почве крепкая и прочная система корней. И для него -- безумие, когда под самый корень рубят весь лес. Эпоха "великого перелома" в деревне (конец двадцатых -- начало тридцатых годов) и представляется поэту таким варварски-бессмысленным уничтожением могучего векового бора. В поэме "Торжество земледелия" эпоха колхозного строительства показана поэтом, как эпоха великого разорения.

Изба стояла словно крепость,

Внутри разрушенной природы,

Открыв крестьянину нелепость

Труда, колхоза и свободы.

При этом и здесь Заболоцкий проявляет себя только как художник, а не как публицист. Но если мы посмотрим на созвездия художественных образов его поэмы глазами социолога, то увидим, что "Торжество земледелия" связано с убеждениями той среды, откуда вышел поэт: в своем большинстве агрономы и землеустроители эпохи НЭПа предпочитали, конечно, постепенное изменение основ деревенской жизни, а не революционную ломку коренных устоев крестьянского бытия. Раскулачивание представлялось им злом и по гуманным и по хозяйственно-экономическим соображениям. Эти взгляды в поэме "Торжество земледелия" нашли свое поэтическое выражение. Этим и тематически, и формально смелым произведением Заболоцкий еще раз подтвердил свое мастерство. Таков первый период творчества Заболоцкого.

Во втором периоде поэт переходит от сатирического гротеска к лирическому пейзажу. Футуристические искания тут вытесняются стремлением реставрировать стихотворные формы русского классицизма XVIII века. На смену Хлебникову приходят Державин и даже Сумароков.

-- "Заболоцкий поразил меня феноменальной начитанностью и зрелостью -- пусть необычных, пусть парадоксальных суждений... Впрочем, его неожиданные открытия выдают в нем не столько исследователя, сколько оригинального поэта", -- так отзывался об изучении Заболоцким русского классицизма Г. А. Гуковский, знаток русской литературы XVIII века. По словам Гуковского Заболоцкий умел отделять в русском классицизме "давно отмершее" от "неувядаемого". Но чем же объяснить столь стремительный переход поэта от новаторства к архаике? Почему прорыв в будущее так внезапно вытесняется устремлением в минувшее? Я думаю, это объясняется тем, что Заболоцкий понял: -- одинокому бунтовщику никак не совладать с господствующим в литературе направлением, -- социалистическим реализмом.

Переход Заболоцкого от футуризма к классицизму представляется мне в какой-то степени вынужденным, навязанным поэту извне. И совсем неслучайно, что этот переход последовал после злостных выпадов официальной критики. Не противясь тому, что поэзия его страны, начиная с тридцатых годов, была искусственно направляема в классическое русло, Заболоцкий поплыл вслед за другими в XVIII век, чтобы не остаться на мели и сохранить себя, как поэта. Только Заболоцкий держался при этом особняком и настороже. Ведь это правда, что в русском классицизме XVIII века Заболоцким отвергнуто как раз то, что социалистический реализм благословил и канонизировал -- высокопарность, выспренность. Заболоцкий же ориентировался не на "давно отмершее", а на "неувядаемое".

В 1937 году поэт выпускает второй сборник стихотворений -- "Вторая книга". Это как бы цикл лирических пейзажей. Это русская природа, которую видят все, но мало кто знает так, как знал Заболоцкий. Недаром известный физиолог Ухтомский говорил, что своеобразие поэтического дарования Заболоцкого сделало его как-бы естествоиспытателем. Заболоцкий смотрел на прочитанное в книгах словно как на набор резцов, с помощью которых можно самостоятельно ваять поэтические миры из собственных наблюдений над жизнью деревьев, трав, цветов, животных, птиц. И во втором сборнике Заболоцкий то противопоставляет природе свой книжный мир, то, напротив, сближает с ним природу.

Все, что было в душе, все как будто опять потерялось,

И лежал я в траве, и печалью и скукой томим,

И прекрасное тело цветка надо мной поднималось,

И кузнечик, как маленький сторож, стоял перед ним.

И тогда я открыл свою книгу в большом переплете,

Где на первой странице растения виден чертеж.

И черна и мертва, протянулась от книги к природе

То ли правда цветка, то ли в нем заключенная ложь.

И цветок с удивленьем смотрел на свое отраженье,

И как будто пытался чужую премудрость понять.

Трепетало в листах непривычное мысли движенье,

То усилие воли, которое не передать.

И кузнечик трубу свою поднял, и природа внезапно проснулась,

И запела печальная тварь славословье уму,

И подобье цветка в старой книге моей шевельнулось

Так, что сердце мое шевельнулось навстречу ему.

Есть ли соприкосновение между "Столбцами" и "Второй книгой"? Фрагменты из поэмы "Лодейников" надо рассматривать, как мост, переброшенный от первого сборника ко второму. Работу над "Лодейниковым" Заболоцкий начал в 1932 году и продолжал до последних дней жизни. Поэма осталась неоконченной, а из того, что написано, опубликованы лишь немногие отрывки. Но и их достаточно, чтобы сказать, что "Лодейников" представляет собой поэтически оправданное единство сатирического гротеска даже не с лирическим, а я бы :сказал с эсхатологическим пейзажем. Обыденные, всем примелькавшиеся поляны и ручьи, луга и села здесь, как и в "Столбцах", принимают фантастические, бредовые очертания и, точно охваченные приступом белой горячки, становятся символами разрухи, запустения, гибели. И часто смешное в поэме становится трагическим.

Судя по всему, герой поэмы Лодейников, агроном. Это какой-то молодой Дон Кихот. Он гораздо и умнее и тоньше окружающего его провинциального ничтожества, которое смотрит на него сверху вниз. Несчастная любовь Лодейникова показана Заболоцким в комическом плане.

А свет луны летел из-за карниза,

И, нарумянив серое лицо,

Наследница хозяйская Лариса

В суконной шляпке вышла на крыльцо.

Лодейников ей был неинтересен:

Хотелось ей веселья, счастья, песен, --

Он был угрюм и скучен. За рекой

Плясал девиц многообразный рой.

Там Соколов ходил с своей гитарой.

К нему, к нему! Он песни распевал,

Он издевался над любою парой

И, словно бог, красоток целовал.

Но в новом свете Лодейников предстает перед читателем, когда болезненно переживает страдания окружающего его мира.

Лодейников прислушался -- над садом

Шел смутный шорох тысячи смертей,

Природа, обернувшаяся адом,

Свои дела вершила без затей.

Так вот она, гармония природы,

Так вот они, ночные голоса,

На безднах мук сияют наши воды,

На безднах горя высятся леса.

И есть какой-то символический смысл в том, что бездны мук и бездны горя возникают перед агрономом Лодейниковым после того, как он -- пытливым, настороженным -- взглядом всматривается в русские поля и деревни.

К сожалению, у нас слишком мало данных, чтобы судить обо всем произведении по сохранившимся фрагментам. Но и из этих опубликованных отрывков ясно, что "Лодейников" -- поэма об оскудении полей и деревни, и в ней -- в образно поэтической форме, -- выражен тот же протест против варварского разрушения деревенской России.

"Вторая книга"(1937), -- несмотря на то, что по содержанию она гораздо аполитичнее "Столбцов" -- не спасла Заболоцкого от концентрационного лагеря. 19 марта 1938 года Н. А. Заболоцкий был арестован и надолго оторван от литературы, от семьи, от свободного человеческого существования. В качестве обвинительного материала в его деле фигурировали злопыхательские критические статьи и обзорная "рецензия", тенденциозно искажавшая существо и идейную направленность его творчества. Сам Заболоцкии писал о годах своего заключения и писал о том, что пришлось ему пережить цитирую: "Первые дни меня не били, стараясь разложить морально и физически, -. - Мне не давали пищи. Не разрешали спать. Следователи сменяли друг друга, я же неподвижно сидел на стуле перед следовательским столом - сутки за сутками. За стеной, в соседнем кабинете, по временам слышались чьи-то неистовые вопли. Ноги мои стали отекать, и на третьи сутки мне пришлось разорвать ботинки, так как я не мог переносить боли в стопах. Сознание стало затуманиваться, и я все силы напрягал для того, чтобы отвечать разумно и не допустить какой-либо несправедливости в отношении тех людей, о которых меня спрашивали..." "В годы моего заключения, средний человек, без всякой уважительной причины лишенный свободы, униженный, оскорбленный, напуганный и сбитый с толку той фантастической действительностью, в которую он внезапно попадал, чаще всего терял самообладание... Через несколько дней тюремной обработки черты раба явственно выступали на его облике, и ложь, наведенная на него, начинала пускать свои корни в его смятенную и дрожащую душу"

Свою лагерную жизнь поэт подробно описал в книгах "Сто писем периода 1938-1944 годов", "История моего заключения", а также в некоторых стихах. Во время заключения Заболоцкий писал своему другу Степанову, занявшись в ссылке переводом "Слова о полку Игореве": "Можно ли урывками и по ночам, после утомительного дневного труда, сделать это большое дело? Не грех ли только последние остатки своих сил тратить на этот перевод, которому можно было бы и целую жизнь посвятить, и все свои интересы подчинить. А я даже стола не имею, где я мог бы разложить свои бумаги, и даже лампочки у меня нет, которая могла бы гореть всю ночь...".

"Где--то в поле возле Магадана,

Посреди опасностей и бед,

В испареньях мерзлого тумана

Шли они за розвальнями вслед...

От солдат, от их луженых глоток,

От бандитов шайки воровской

Здесь спасали только околодок

Да наряды в город за мукой...

Вот они и шли в своих бушлатах --

Два несчастных русских старика,

Вспоминая о родимых хатах

И томясь о них издалека...

Жизнь над ними в образах природы

Чередою двигалась своей.

Только звезды, символы свободы,

Не смотрели больше на людей...

Дивная мистерия вселенной

Шла в театре северных светил,

Но огонь ее проникновенный

До людей уже не доходил...

Его мемуары "История моего заключения" были опубликованы за рубежом на английском языке в 1981 году, а в России -- лишь в 1988 году.

В 1946 Заболоцкий был восстановлен в Союзе писателей, сначала жил в Переделкино, затем, наконец-то, получил жилье в Москве, зарабатывал переводами. В 1948 году вышел из печати третий сборник стихов Николая Заболоцкого -- "Стихотворения". В нем появляется новая для Заболоцкого тема индустриальных пейзажей. Однако, как в третьем, так и в четвертом (предсмертном) сборнике стихотворений Заболоцкого мы находим не только "восторженное" описание социалистического строительства, но и отзвуки прежних тем поэта о том, что все эти технические достижения неотделимы от человеческих страданий.

"Рожок поет протяжно и уныло, --

Давно знакомый утренний сигнал!

Покуда медлит сонное светило,

В свои права вступает аммонал.

..........................................

И, выдохнув короткий белый пламень,

Под напряженьем многих атмосфер,

Завыл, запел, взлетел под небо камень,

И заволокся дымом весь карьер.

..........................................

Поет рожок над дальнею горою,

Восходит солнце, заливая лес,

И мы бежим нестройною толпою,

Подняв ломы, горам наперерез.

Так под напором сказочных гигантов,

Работающих тысячами рук,

Из недр вселенной ад поднялся Дантов

И, грохнув наземь, раскололся вдруг.

В оригинальном творчестве подъем 1946-48 сменился спадом в 1949-52 и новым подъемом в 1956-58, когда было создано около половины стихотворений московского периода. Возобновляется "натурфилософская" тема ("Читайте, деревья, стихи Гезиода..." , "Я не ищу гармонии в природе..." ), включающая искусство в картину естественного бытия ("Гомборский лес" , "Бетховен")

Дубравой труб и озером мелодий

Ты превозмог нестройный ураган,

И крикнул ты в лицо самой природе,

Свой львиный лик просунув сквозь орган

По формуле "мысль-образ-музыка".

Новый этап знаменуется вниманием к человеческой личности и ее этике, что проявилось в ранее несвойственной ему автобиографичности ("В этой роще березовой...", цикл "Последняя любовь" ), в посвящении памяти обэриутов"Прощание с друзьями", в психологизированных портретах ("Портрет", "Некрасивая девочка")

Ни тени зависти, ни умысла худого

Еще не знает это существо.

Ей все на свете так безмерно ново,

Так живо все, что для иных мертво!

И не хочу я думать, наблюдая,

Что будет день, когда она, рыдая,

Увидит с ужасом, что посреди подруг

Она всего лишь бедная дурнушка!

Мне верить хочется, что сердце не игрушка,

Сломать его едва ли можно вдруг!

С элементами драматического сюжета. В этом стихотворении Заболоцкий ставит проблему красоты, традиционную для русской литературы. Понятие красоты меняется со временем, как и восприятие ее. "Красота спасет мир! - эти слова традиционно приписывают Ф. М. Достоевскому, хотя произносит их не сам писатель, а герой его романа "Идиот", Ипполит. Другой герой - Дмитрий - в романе "Братья Карамазовы"так говорит о красоте: "Красота - это страшная и ужасная вещь! Страшная, потому что неопределимая, а определить нельзя, потому что бог задал одни загадки... ужасно то, что красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. Тут Дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей"*.

Чтобы нам лучше понять, как же Заболоцкий определяет красоту, попытаемся дать представление о разных подходах к проблеме красоты в русской литературе. В стихотворении "Красавица" А. С. Пушкин пишет: "Все в ней гармония, все диво, // Все выше мира и страстей", и в этих строках - признание сверхъестественного воздействия красоты, ее обожествление. Красота для Пушкина самодостаточна, для него она заключается в прекрасной внешности. Такое отношение к красоте идет от античной эстетики, которая предполагала необходимым условием для красоты правильные черты лица в состоянии полного покоя. Любое движение души нарушало бы спокойствие черт и лишало лицо гармонии. Требованием античной эстетики объясняется состояние покоя, характерное для пушкинской красавицы: "Она покоится стыдливо // В красе торжественной своей".

("Жена", "В кино" , "Старая актриса" , "Где-то в поле возле Магадана" ). Начатая в стихотворениях 1938 года ("Север" , "Седов" ) тема человеческого созидания, вписанного в творчество природы, развивается в "Творцах дорог" , "Городе в степи" (оба - 1947) и других произведениях, основанных на впечатлениях от восточных строек. Интерес к истории и эпосу соседствует в поэме "Рубрук в Монголии" (1958) - о путешествии монаха-миссионера 13 в. - с характерными для лирики поэта мотивами отчуждения и одиночества. Не все было просто в московской жизни Николая Алексеевича. Творческий подъем, проявлявшийся в первые годы после возвращения, сменился спадом почти полным переключением творческой активности на художественные переводы в 1949--1952 годах. Время было тревожным. Опасаясь, что его идеи снова будут использованы против него, Заболоцкий зачастую сдерживал себя и не позволял себе перенести на бумагу все то, что созревало в сознании и просилось в стихотворение. Положение изменилось только после XX съезда партии, осудившего извращения, связанные с культом личности Сталина. На новые веяния в жизни страны Заболоцкий откликнулся стихотворениями "Где-то в поле возле Магадана", "Противостояние Марса", "Казбек". Дышать стало легче. Достаточно сказать, что за последние три года жизни (1956-- 1958) Заболоцкий создал около половины всех стихотворений московского периода. Некоторые из них появились в печати.

В 1957 году вышел четвертый, наиболее полный его прижизненный сборник (64 стихотворения и избранные переводы). Прочитав эту книжку, авторитетный ценитель поэзии Корней Иванович Чуковский написал Николаю Алексеевичу восторженные слова, столь важные для неизбалованного критикой поэта: "Пишу Вам с той почтительной робостью, с какой писал бы Тютчеву или Державину. Для меня нет никакого сомнения, что автор "Журавлей", Лебедя", "Уступи мне, скворец, уголок", "Неудачника", "Актрисы","Человеческих лиц", "Утра", "Лесного озера", "Слепого", "В кино", "Ходоков",Некрасивой девочки", "Я не ищу гармонии в природе" -- подлинно великий поэт, творчеством которого рано или поздно советской культуре (может быть даже против воли) придется гордиться, как одним из высочайших своих достижений. Кое-кому из нынешних эти мои строки покажутся опрометчивой и грубой ошибкой, но я отвечаю за них всем своим семидесятилетним читательским опытом" (5 июня 1957 г.). В этом сборнике лирический пейзаж по-прежнему привлекает Заболоцкого. Может быть даже сильнее, чем прежде, "о только теперь он все более схож с Тютчевским. Стихи позднего Заболоцкого о природе пронизаны подлинным трагизмом, это стихи о гибели человеческой личности.

Поэзия заболоцкий стихотворение

Принесли букет чертополоха

И на стол поставили, и вот

Предо мной пожар и суматоха

И огней багровый хоровод.

В этот последний период творчества Заболоцкого на первый план выходит уже не разум, а сердце, человеческая душа, страдающая и одинокая, ведущая свое таинственное бытие. Исследователь творчества Заболоцкого Македонов так пишет об этом:: "Лирический голос поэта приобретает новую теплоту и сердечность. Он обращается к гигантским по своим возможностям нравственным началам, которые заложены в сердце отдельного человека, живущего обычной повседневной жизнью. "Чудо земли" раскрывается как глубинное чудо человечности, не абстрактной, а вооруженной всем жизненным опытом"*.Расширяется лирическая тематика Заболоцкого. Интересно, что именно в этот период стихи Заболоцкого становятся настоящей лирикой (подчеркнуто нами. - С. К.). "Столбцы" совершенно лишены лирического начала; характерно в этом отношении окончание стихотворения "Отдых":

Все спокойно. Вечер с нами!

Лишь по улице глухой

Слышу: бьется под ногами

Заглушенный голос мой.

В стихах этих лет Заболоцкий создает образ античеловеческого разума, оторванного от души и сердца. В 10-м номере журнала "Новый мир" за 1956 год было опубликовано стихотворение Заболоцкого "Противостояние Марса". Звероподобный дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души, - это и тот "дух" фашизма, в борьбе с которым Россия понесла столько жертв, но это и звероподобный дух выродков сталинских времен, это дух всякого холодного, индивидуалистического, лишенного нравственных критериев разума. В стихах этих лет Заболоцкий создает образ античеловеческого разума, оторванного от души и сердца. В 10-м номере журнала "Новый мир" за 1956 год было опубликовано стихотворение Заболоцкого "Противостояние Марса". Звероподобный дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души, - это и тот "дух" фашизма, в борьбе с которым Россия понесла столько жертв, но это и звероподобный дух выродков сталинских времен, это дух всякого холодного, индивидуалистического, лишенного нравственных критериев разума. В стихах этих лет Заболоцкий создает образ античеловеческого разума, оторванного от души и сердца. В 10-м номере журнала "Новый мир" за 1956 год было опубликовано стихотворение Заболоцкого "Противостояние Марса". Звероподобный дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души, - это и тот "дух" фашизма, в борьбе с которым Россия понесла столько жертв, но это и звероподобный дух выродков сталинских времен, это дух всякого холодного, индивидуалистического, лишенного нравственных критериев разума. В стихах этих лет Заболоцкий создает образ античеловеческого разума, оторванного от души и сердца. В 10-м номере журнала "Новый мир" за 1956 год было опубликовано стихотворение Заболоцкого "Противостояние Марса". Звероподобный дух, полный разума и воли, лишенный сердца и души, - это и тот "дух" фашизма, в борьбе с которым Россия понесла столько жертв, но это и звероподобный дух выродков сталинских времен, это дух всякого холодного, индивидуалистического, лишенного нравственных критериев разума.

Противостояние Марса

Подобный огненному зверю

Глядишь на землю ты мою,

Но я ни в чем тебе не верю

И славословий не пою.

Звезда зловещая! Во мраке

Печальных лет моей страны

Ты в небесах чертила знаки

Страданья, крови и войны.

Последние стихи были написаны Заболоцким в 1957-1958 годах, а в 1958 году скончался оставив после себя большое наследство своим наследникам. Предсказание К. И. Чуковского сбывается. В наше время поэзия Н. А. Заболоцкого широко издается, она переведена на многие иностранные языки, всесторонне и серьезно изучается литературоведами, о ней пишутся диссертации и монографии. Поэт достиг той цели, к которой стремился на протяжении всей своей жизни, -- он создал книгу, достойно продолжившую великую традицию русской философской лирики, и эта книга пришла к читателю.

Похожие статьи




Михаил Зощенко. - Поэзия Заболоцкого

Предыдущая | Следующая