Кестлер и Украина - Человек, вместивший заблуждения XX века. Артур Кестлер

О пребывании Кестлера в Украине мы узнаем с его же заметок, где он очень детально описывает свое пребывание в нашей стране. Итак, Кестлер прибыл в Харьков. С вокзала он попытался позвонить Вайсбергам, но единственный телефон был неисправен. Такси также было явлением нетипичным для столицы пролетарской Украины, и немецкому гостю пришлось воспользоваться услугами извозчика, живо вызвавшего у него литературные чеховские ассоциации.

Еще более способствовала погружению в советские реалии поездка в харьковском трамвае. В первую же из них Кестлер лишился не только бумажника, но даже пачки сигарет. "В трамвае была такая давка, что я бы не почувствовал, как мне отрезают штанины. Скученность в транспорте, в учреждениях, в немногочисленных местах отдыха и развлечений превратила Россию в рай для карманников, доведших свое искусство до виртуозной степени", - негодующе пишет Кестлер.

Не менее порадовали Кестлера и советские магазины. "В 1932 году в Харькове в свободной продаже имелись лишь марки, липучки для мух и презервативы. Кооперативные магазины, снабжавшие население продуктами и бытовыми товарами, опустели. Я далеко не сразу ощутил размеры постигшего Украину бедствия, поскольку в привилегированном магазине для иностранцев царило сравнительное изобилие, но с первого же дня меня насторожило отсутствие потребительских товаров: ни обуви, ни одежды, ни писчей бумаги, ни копирки, ни расчесок, ни заколок, ни сковородок, ни кастрюль - ничего, не было даже иголок для примуса, а без этого инструмента невозможно было прочистить горелку примуса, на котором каждая русская семья готовила себе еду".

Примерно в эти же годы с товарищем Петровским, президентом Советской Украины, произошел в харьковском магазине забавный случай, описанный его биографом. Зайдя в один из очагов потребительской кооперации, накануне совещания с ее руководителями, товарищ Петровский попросил взвесить себе макарон, на просьбу продавца упаковать товар в пакет получил ответ в духе: "В стране с бумагой напряженка". На вопрос: "Что же делать?" продавец предложил Петровскому насыпать макароны в шляпу, что и было сделано. Товарищ Петровский явился на совещание кооператоров со шляпой, полной макарон. Наверняка посовещались в тот день на славу.

Неуютная жизнь при социализме постоянно резали глаз Кестлеру, затеваемая книга о достижениях трещала по швам. Слишком многое приходилось относить на счет "наследия проклятого прошлого" и "временных трудностей".

"Слово "трудности" - одно из наиболее употребительных в советском жаргоне, с его помощью катастрофы сводятся к минимуму, а достижения соответственно раздуваются. Советский гражданин сразу же понимает, что "величайшая победа революционных сил в Британии" означает прирост голосов у коммунистической партии на полпроцента, а "определенные трудности в области здравоохранения в Биробиджане" - это эпидемия холеры".

Масштабы Голодомора ощущались в большом городе слабее, чем в сельской местности, но апокалипсические картинки то и дело прорывались в обыденность. Вот, например, что увидел Кестлер на харьковском рынке: "Походы на базар тоже могли бы стать азартным занятием, кабы не сжимающая горло судорога. Рынок находился на большой пустой площади. Продавцы сидели на корточках в пыли, разложив свое добро на платках. В качестве товара предлагались ржавые гвозди, драное платье, сметана - меркой служила ложка, и вместе со сметаной в нее попадали мухи. Старухи горбились над одиноким пасхальным яичком или кучкой засохшего козьего творога, старики с босыми мозолистыми ногами меняли разбитые сапоги на кило черного хлеба и щепотку махорки. На обмен шли также лапти и даже каблуки и подошвы, оторванные от сапог, - вместо них привязывали тряпки. Старики, которым нечего было продавать, пели украинские песни. Кое-кто подавал им копеечку. На коленях у женщин или рядом, на мостовой, лежали младенцы; матери брали их на руки покормить - искусанные мухами губы впивались в иссохшие сосцы и тянули оттуда, должно быть, не молоко, а желчь. У многих было что-то не в порядке со зрением - кто косил, кто лишился глаза, у кого зрачок затянуло непрозрачным, млечным бельмом. У большинства опухли руки и ноги, лица становились не худыми, а одутловатыми, того специфического оттенка, который Толстой, описывая заключенного, сравнил с цветом побегов, прорастающих в погребе из картофельных клубней..."

Всю зиму и весну 1933-го, когда Украина корчилась в спазмах Голодомора, Кестлер сидел в номере харьковского "Интуриста" и писал свою книгу (под которую он сумел выбить еще несколько договоров с советскими издательствами для издания на языках народов советских республик). Помимо Украины, он успел побывать на Кавказе, в Москве и в Средней Азии (его попутчики в Ташкенте - делегация американских негров - отмечали, что Кестлер поразил их своим цинизмом и отвращением к советским реалиям). Материала было много, но материал это был не тот. Но бросить тень на Утопию Кестлер не решился. Карл Радек, с которым Кестлер общался во время путешествия в СССР, сказал: "А потом революция произойдет в Германии, и мы все равно туда все уедем". Так же рассудил и наш герой.

"Эта работа превратилась в своего рода трудотерапию; с ее помощью я преодолевал "заблуждения" и придавал требуемую форму "сырым впечатлениям". ...Теперь я верил в коммунизм не благодаря примеру России, а вопреки ему. Вера, удерживаемая вопреки очевидности, гораздо устойчивей и живучей, нежели вера, опирающаяся на что-либо зримое. Она выдерживает даже разочарование".

В Харькове Кестлер написал бойкую пропагандистскую брошюру "О белых ночах и красных днях" (Von Wei?en Nachten und Roten Tagen), которая должна была выйти на украинском, русском, немецком, армянском и грузинском. Получив все причитающиеся от издательств гонорары, Кестлер вполне обеспеченным человеком покинул пределы СССР. Коминтерн получил еще одного преданного бойца, ставшего одним из столпов бюро антифашистской пропаганды в Париже. Впоследствии, правда, Кестлер узнал, что его книга оказалась никому не нужна, смысл его миссии был, собственно, в проверке на лояльность и найме на работу в пропагандистский аппарат Коминтерна. Проверкой на "вшивость". Книгу издали малым тиражом на немецком в Харькове для местных немецких колонистов, об этом Кестлер узнал 30 лет спустя от американского туриста, побывавшего в СССР и купившего "О белые ночах..." у букиниста.

И вместо морали - после возвращения из Советской Украины Кестлер служил верой и правдой коммунистической идее еще 5 лет. Понадобился опыт гражданской войны в Испании, где ужасы сталинизма начали актуализироваться уже в старой державе Европы, для того чтобы Кестлер отрекся от прежней веры и написал главную книгу своей жизни - роман "Слепящая тьма". Но начало этого долгого пути было положено именно в Советской Украине, подарившей писателю незабываемые картины столкновения со сбывшейся Утопией.

Похожие статьи




Кестлер и Украина - Человек, вместивший заблуждения XX века. Артур Кестлер

Предыдущая | Следующая