Историзм в творчестве А. С. Пушкина, Личность А. С. Пушкина и создание трагедии "Борис Годунов" - "Русская смута" в трагедии "Борис Годунов"

Личность А. С.Пушкина и создание трагедии "Борис Годунов"

Пушкин был велик не только своими стихами и прозой, но и драмами. За свою жизнь он написал их семь, две из них остались недоконченными: "Скупой рыцарь", "Моцарт и Сальери", "Каменный гость", "Русалка" и др.

Предельно созрел поэт, развернулся во всю свою мощь гений его в таком капитальном творении, как трагедия народная "Борис Годунов".

Сам Пушкин по праву назвал ее своим подвигом. "Борис Годунов" является первым законченным драматическим произведением поэта. Она писалась Пушкиным во время его ссылки в село Михайловское и была начата им в декабре тысяча восемьсот двадцать четвертого года и закончена в ноябре тысяча восемьсот двадцать пятого года, за месяц до декабрьского восстания. Пушкин вспомнил: "Писанное мною в строгом уединении, в дали охлаждающего света трагедия сия доставила мне все, чем писателю насладиться дозволено: живое вдохновенное занятие, внутренние убеждение, что мною употреблены были все усилия, на конец одобрения малого числа людей избранных".

Основной замысел "Борис Годунов" - первой русской реалистической трагедией - был в высшей степени современным. Пушкин поднимал самый злободневный вопрос, волновавший в то время передовую дворянскую интеллигенцию, - вопрос о самодержавии и крепостном праве, и главным образом - об участии самого народа в борьбе за свое освобождение.

Пушкин писал Н. Н. Раевскому в июле 1825 года: "Я пишу и размышляю. Большая часть сцен требует только рассуждения; когда же я дохожу до сцены, которая требует вдохновения, я жду его или пропускаю эту сцену - такой способ работы для меня совершенно нов".

По возвращении из ссылки осенью 1826г. в Москву Пушкин несколько раз читал "Бориса Годунова" друзьям - литераторам, за что получил строгий выговор от шефа жандармов Бенкендорфа. Николай I, которому Пушкин вынужден был представить на просмотр трагедию, дал ее на отзыв реакционному журналисту, тайному агенту III отделения Ф. Булгарину. Последний указал на ряд недопустимых, с его точки зрения, мест в трагедии ("Монахи слишком представлены в развратном виде", "Царская власть представлена в ужасном виде") и отметил, что в народных сценах не высказывается любви и преданности царю. Николай I не разрешил печатать трагедию, а сделал Пушкину нелепое предложение: "с нужным очищением" переделать ее "в историческую повесть или роман наподобие Вальтер - Скотта". Пушкин предпочел совершенно отказаться от опубликования трагедии.

Пушкин приступил к работе над "Борисом Годуновым" в переломный момент своего творческого развития. В замысле романа "Евгений Онегин" наметились серьезные сдвиги от повествования о духе времени и его воплощении в быте и характерах к социально-психологической интерпретации темы, та же тенденция усиления мотивов психологического анализа ощущалась в "Цыганах", прежние, недавно доставившие ему огромный успех и любовь публики, романтические его произведения не удовлетворяли поэта и даже вызывали его иронию. Сам он рассматривал обращение к новым литературным задачам как сознательный разрыв со своим литературным прошлым и вызов вкусу общества, высоко ценившего его поэзию, считавшего ее образцом современного искусства. Наброски предисловий к "Борису Годунову" пронизаны мыслью о том, что трагедия его не будет понята и принята читателями именно в силу их приверженности его прежней манере и сформированного ею вкуса: "Являюсь, отказавшись от ранней своей манеры. Мне не приходится пестовать безвестное имя и раннюю молодость, и я уже не смею рассчитывать на снисходительность, с какой я был принят. Я уже не ищу благосклонной улыбки минувшей моды. Я добровольно покидаю ряды ее любимцев и смиренно благодарю за ту благосклонность, с какой она встречала мои слабые опыты в течение десяти лет моей жизни". [c. 433, 534]

Предчувствие, что его замысел и его понимание романтической драмы окажется недоступным носителям господствующего вкуса, сопровождало Пушкина на протяжении нескольких лет, со времени, когда замысел только формировался, и до самого появления трагедии в печати. Уже в 1829 г. он писал: "Успех или неудача моей трагедии будет иметь влияние на преобразование драматической нашей системы. Боюсь, чтоб собственные недостатки не были б отнесены к романтизму и чтоб она тем самым не замедлила хода... Хотя успех "Полтавы" одобряет меня" [c. 433.]. Характерно, что, говоря о своем драматическом произведении, Пушкин видит его значение и свою задачу в решении общих вопросов искусства -- утверждении нового "романтического" стиля и что, помышляя о реформе русской сцены, он связывает свои надежды с восприятием своей поэмы -- сочинения другого жанра и вида. Можно отметить, что аналогичную "ошибку" допустил и А. А. Дельвиг в незаконченном отзыве на "Бориса Годунова", представив дело таким образом, будто "Полтава" предшествовала в творчестве Пушкина "Борису Годунову" и явилась переходным моментом в его эволюции. "Мы готовы утвердительно сказать, что драма "Полтава" не уступила бы драме, нами разбираемой", писал А. А. Дельвиг. [c. 15--16]. Потребность "перекинуть мост" от "Бориса Годунова" к самым разным по жанру произведениям поэта испытывали многие критики. Так, например, критик "Сына отечества" (1831. № 40--41) Иван Средний Камашев утверждал, что ""Борис Годунов" есть "Онегин", "Онегин" высшего объема, в котором рисуются черты народной жизни, точно так же как в "Евгении Онегине" вы видите черты жизни частной"[c. 179].

Эта тенденция измерить новизну "Бориса Годунова" другими его произведениями, в той или иной мере уже освоенными читателями, определялась не только "робостью вкуса", в котором Пушкин обвинял современников (см. его письмо П. А. Катенину ок. 14 сентября 1825 г. и А. А. Бестужеву от 30 ноября 1825 г.), но и стихийным восприятием творческих поисков поэта. Сознание того, что "Полтава", "Евгений Онегин" и "Борис Годунов" -- явления единого стиля Пушкина, что поэт создает не образцы того или другого жанра в непривычной манере, а новую, "свою" литературу, опиралось на факты.

Первое название произведения - "Комедия о настоящей беде Московскому Государству, о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве...". Пушкин, всегда любивший лаконичность, переименовал в краткое и точное - "Борис Годунов".

История народов, ее движущие силы, внутренний мир человека, его таинственные законы, соотношение индивидуальности, характера личности и судеб общества, традиции национальной жизни, трагический театр человечества развертывался перед его умственным взором, когда он помышлял о значении сюжетов из национальной жизни, об отказе от стеснительных правил поэтики классицизма, о замене александрийского стиха на пятистопный ямб и смешении комических и трагических эпизодов в едином драматическом действии.

"Вот моя трагедия, раз уж вы непременно хотите ее, но я требую, чтобы прежде прочтения вы пробежали последний том Карамзина. Она полна славных шуток и тонких намеков на историю того времени, вроде наших киевских и каменских обиняков. Надо понимать их -- это sine qua non (лат.: непременное условие -- Ред.)". [c. 112, 519]. Так обращался Пушкин к друзьям (Н. Н. Раевскому) в одном из "проэктов" своего предисловия к "Борису Годунову". Это "наставление" поэта читателям, тем более близким ему, не следует считать, как это нередко делалось в пушкиноведении на ранних его стадиях, признанием того, что автор "Бориса Годунова" основал свою трагедию целиком на "Истории государства Российского" Карамзина или, как это утверждали впоследствии, что трагедия его имеет смысл, главным образом, как выражение идей будущих декабристов и что в ней следует искать намеков на эти идеи.

Условия, которые Пушкин считал необходимым соблюдать для полного усвоения смысла произведения, означали только то, что трагедия "Борис Годунов" возникла на основе широкого круга размышлений над историческими и политическими вопросами, которые были предметом анализа, обсуждений и споров в кругу его друзей, свободомыслящих людей его поколения. Как известно, в этом кругу политическая концепция "Истории государства Российского" подвергалась нередко резкой критике, и Пушкин, в годы своей ранней молодости склонный поддерживать эту критику, впоследствии не раз защищал Карамзина как честного человека, связанного условиями публикации труда в России, тщательно обследовавшего источники и сославшегося на них. Пушкин отмечал и воздействие Карамзина на его замысел, ставя его труд, правда, в один ряд с другими источниками, дававшими пищу его воображению: "Изучение Шекспира, Карамзина и старых наших летописей дало мне мысль облечь в драматические формы одну из самых драматических эпох новейшей истории. Не смущаемый никаким иным влиянием, Шекспиру я подражал в его вольном и широком изображении характеров, в небрежном и простом составлении типов, Карамзину следовал я в светлом развитии происшествий, в летописях старался угадать образ мыслей и язык тогдашнего времени[c. 114--115.] "Догадливость", по его мнению, выражалась в умении, преодолев недостаток деталей в источниках, восстановить историческую истину. Характерно, что ни в интерпретации характеров, ни в логике поступков и в образе мыслей людей изображаемой эпохи Пушкин не считал Карамзина своим вдохновителем.

Он принял концепцию Карамзина в отношении центрального трагического эпизода, во многом определявшего гибель Годунова и его семьи, несмотря на слабость аргументации историка, безапелляционно "обвинившего" Бориса Годунова в убийстве царевича Димитрия на основании собственного, составленного в определенной художественной манере его психологического портрета, но именно в образе Годунова поэт проявил полную самостоятельность; он не воспользовался советом Карамзина, переданным ему Вяземским, о главном противоречии, которое историк усматривал в личности Годунова -- сочетании глубокой набожности и преступных страстей. Вежливо откликаясь на это "указание" Карамзина, Пушкин представляет существенное возражение по поводу характера Бориса: "Я смотрел на него с политической точки, не замечая поэтической его стороны..." [c. 141].

Это на первый взгляд неожиданное заявление Пушкина о различии своего подхода и отношения Карамзина к личности Годунова чрезвычайно важно: интерпретация Бориса Годунова как политического героя, человека, находящегося в центре исторических коллизий, царя, пытающегося проводить определенную государственную линию в обстановке социальных конфликтов, слома старых форм быта и становления новых составляет кардинальную особенность замысла трагедии Пушкина. В этом смысле в трагедии "первая персона Борис Годунов" [c. 188], несмотря на то что этот герой непосредственно присутствует лишь в 6-ти из 23-х сцен трагедии -- обстоятельство, которое некоторым исследователям кажется основанием для сомнения в том, что именно Борис Годунов составляет центр трагедии, и, предположения, что само название ее условно. "Здесь сказалось непосредственное влияние Шекспира [c. 34]. Именно в образе царя, избранного и свергнутого, заключено ядро проблематики произведения.

Говоря о Карамзине как "последнем нашем летописце", Пушкин имел в виду прежде всего его искренность и простоту его оценок и мотивировок.

Пушкин "принимает" предложенную Карамзиным интерпретацию исторической загадки гибели царевича Димитрия и впоследствии в спорах с критиками этой концепции, в частности в споре с историком и писателем М. П. Погодиным, отстаивает правильность своей интуиции -- "догадливости". На самом же деле он руководствовался своим художественным замыслом -- целостной системой своей историко-политической пьесы.

В числе других источников сведений Пушкина об эпохе конца XVI -- начала XVII в. безусловно должен быть учтен и труд И. И. Голикова.

Похожие статьи




Историзм в творчестве А. С. Пушкина, Личность А. С. Пушкина и создание трагедии "Борис Годунов" - "Русская смута" в трагедии "Борис Годунов"

Предыдущая | Следующая