Генеалогическое дерево Уэллса - Взгляды Е. Замятина на литературное творчество

Если художник -- сам себе предок, если он имеет только потомков -- он входит в историю гением; если предков у него мало или родство его с ними отдаленно -- он входит в историю как талант.

Замятин говорит о двух Уэллсах: один -- обитатель нашего, трехмерного мира, автор бытовых романов; другой -- обитатель мира четырех измерений, путешественник во времени, автор научно-фантастических и социально-фантастических сказок. По мнению автора, именно второй Уэллс увековечил и первого.

Замятин выделяет две линии в английской литературе: Home-Line (воплощения англичанина у себя дома - реальность) и Abroad-Line (воплощение неутомимого искателя новых земель, мечтателя, авантюриста - фантастика). Именно Уэллс у Замятина начинает вторую линию.

Замятин считает, что социально-фантастические романы Уэллса -- не утопии. Есть два родовых и неизменных признака утопии (пишет он). Один -- в содержании: авторы утопий дают в них кажущиеся им идеальным строение обществ", или, если перевести это на язык математический -- утопия имеет знак +. Другой признак, органически вытекающий из содержания -- в форме: утопия -- всегда статична, утопия -- всегда описание, и она не содержит или почти не содержит в себе -- сюжетной динамики.

В социально фантастических романах Уэллса этих признаков мы почти нигде не найдем. Прежде всего, в огромном большинстве случаев его социальная фантастика -- определенно со знаком -, а не +. Своими социально-фантастическими романами он пользуется почти исключительно для того, чтобы вскрыть дефекты существующего социального строя, а не затем, чтобы создать картину некоего грядущего рая.

Социально-фантастические романы Уэллса - это не утопии, это -- в большинстве случаев -- социальные памфлеты, облеченные в художественную форму фантастического романа.

Два элемента придают фантастике Уэллса свой индивидуальный характер: это элемент социальной сатиры и затем -- непременно сплавленный с ним элемент научной фантастики. Этот второй элемент у Уэллса иногда выделяется в чистой, изолированной форме и дает начало его научно-фантастическим романам и рассказам ("Невидимка", "Остров д-ра Моро", "Эпиорнис", "Новейший ускоритель" и пр.).

В социально-фантастических романах Уэллса -- сюжет всегда динамичен, построен на коллизиях, на борьбе; фабула -- сложна и занимательна. Свою социальную и научную фантастику Уэллс неизменно облекает в форму Робинзонады, типического авантюрного романа, столь излюбленного в англо-саксонской литературе. Но взяв форму авантюрного романа, Уэллс значительно углубил его и повысил его интеллектуальную ценность, внес в него элемент социально-философский и научный.

Таким образом, Замятин предвещает начало полосы социально-научной фантастики в литературе и описывает того самого предка, с которого все началось.

Я"

Статья Е. Замятина была расценена цензурой как заупокойная советской литературе, как статья глубоко пессимистическая по отношению к будущему.

Замятина тревожило то, что за годы русской революции на поверхности оказались писатели "юркие", пишущие на злобу дня, которым все равно, о чем писать, лишь бы хорошо оплачивалась их работа. Писатели же не юркие - молчали.

Замятина тревожил низкий профессиональный уровень современной ему литературы, в частности, пролетарской поэзии: "Пролетарские писатели и поэты - усердно пытаются быть авиаторами, оседлав паровоз. Паровоз пыхтит искренне и старательно, но не похоже, чтобы он поднялся в воздух".

Угнетало Замятина то, что талантливые художники, серьезные, неконъюнктурные писатели, оказались в тяжелейшем материальном положении. Им не на что жить, им не до творчества. Кто же будет создавать настоящую литературу?

Самое главное, что вызывало справедливые опасения писателя, - это "католицизм" (нетерпимость) власти, боязнь свободного слова, что равносильно отсутствию воздуха для художника. Новая власть так же, и даже более, была нетерпимой к инакомыслящим, как и дореволюционная. Напомним, что Замятин еще в конце 1917 года выразил публично свое несогласие с решением большевиков закрыть ряд петроградских газет.

Настоящую же литературу, Замятин в этом был убежден, создают не послушные чиновники от литературы, а "безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики". Только они способны взорвать застойное болото, не дать обществу закоснеть и обречь себя на саморазрушение.

Вывод писателя был тревожным: "Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока не перестанут смотреть на демос российский, как на ребенка, невинность которого надо оберегать. Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не меньше старого опасается всякого еретического слова. А если неизлечима болезнь -- я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: ее прошлое".

Похожие статьи




Генеалогическое дерево Уэллса - Взгляды Е. Замятина на литературное творчество

Предыдущая | Следующая