Часть. Герой в драме (60- 90 годы), часть. Современный герой - Современный герой "Новой драмы"

Герои в пьесах А. Володина "Фабричная девчонка"

"Пять вечеров"

"Назначение"

"Осенний марафон"

А. Вампилов "Прощание в июне"

"Старший сын"

"Утиная охота"

Л. Петрушевская "Уроки музыки"

"Три девушки в голубом"

Л. Разумовская

"Дорогая Елена Сергеевна"

Н. Коляда

Н. Садур

И Шипенко

Новая драма гришковец мураками

часть. Современный герой

В пьесах молодых драматургов очень часто нет "живых лиц". Можно предположить, что это - наследие абсурдизма: персонажи функциональны, не имеют никаких индивидуальных свойств, только типические, например, "1-ый бизнесмен", "2-ой киллер", "3-ий мент", "мама", "невеста", "вор", "грузин", "продавщица" т. д. Но скорее всего отсутствие характеров объясняется беспомощностью драматургов: чего уж проще, чем брать изобретенные фигурки - маски, уже нагруженные каким-то смыслом, и переставлять их в пространстве своей пьесы как на шахматной доске, где заранее известно, что ладья ходит только по прямой, слон - по диагонали, а конь - буквой "Г". Иногда отсутствие индивидуальных свойств персонажей оправдано концептуально, как, например, в "Терроризме" бр. Пресняковых, или в их же пьесе "Европа-Азия". В пьесе "Европа-Азия" важно то, что настоящие жених, невеста, мама и свидетели ничем не отличаются от жуликов, разыгрывающих эти же роли, в своем авантюрном шоу для иностранных туристов. Но у большинства драматургов даже концептуально оправданная "маска" - невыразительна, не несет в себе типических свойств. Например, если уж 1-ый бизнесмен ничем не отличается от 3-его бизнесмена, то по крайней мере, он должен отличаться от 2-ого мента и 1-ого киллера ("Люди древнейших профессий"). Но меня в моем исследовании интересует та часть пьес (в процентном соотношении, это примерно 50/50), где герой наличествует. И надо сказать, что именно эти пьесы представляют наибольший интерес.

В "Новой драме" я бы выделила двух героев: герой - тридцатилетний и герой-подросток. Очень многие черты у них общие, прежде всего то, что это - романтический герой. Он разочарован и пессимистичен, он находится в конфликте с миром, но современный герой, будучи неспособен на контрдействие (и вообще ни на какое действие) прячется от реальной действительности: в наркотиках, в сексе, в интернете, в собственных фантазиях, а чаще всего в игре. Различие в том, что "Тридцатилетний" - герой инфантильный, он культивирует в себе детское сознание, упорствует в своем нежелании вступать во взрослый мир, быть там на равных, а следовательно нести какую-либо ответственность за несовершенство этого мира, в инфантильности и состоит его протест. Герой-подросток всегда поставлен "взрослым миром" в такие условия, что он вынужден быть взрослым: то есть принимать решения, заботиться о своей безопасности, терпеть боль, насилие, давать отпор. Но зачастую эти герои не противопоставлены друг другу, они скорее причина и следствие. Ребенок, которого рано вынудили стать взрослым и нахлебаться "всего этого взрослого дерьма" (А. Богачева "Учиться, учиться и учиться"), насильственно продлевает детство (в пьесе А. Богачевой "Учиться, учиться и учиться" эта мысль высказана буквально: героиня, заканчивает одну школу, и идет учиться в выпускной класс другой школы, и так много лет подряд). Но существует и другой вариант, герой хочет оставаться ребенком потому что "ты маленький, ручки - ножки новенькие, и все тебя любят, все родственники тобой восхищаются" (Е. Гришковец "Как я съел собаку"). Потому что в детстве было хорошо, и вслед за героем Гришковца, "тридцатилетние" живут в своих детских воспоминаниях, смакуют их. Но, еще чаще, вслед за тем же Гршковцом, "тридцатилетние" в детских воспоминаниях находят причины своих комплексов и взрослых неудач. Постоянное, из пьесы в пьесу переходящее обвинение в адрес старшего поколения "нам не додали!" и "это вы во всем виноваты".

"Сын: Помнишь, ты ляпнула, когда я про папу спросил, почему у вас с ним не получилось, ты сказала тогда, - посмотрим, как у тебя получится, помнишь?

Мать: Посмотрим, если у тебя вообще получится, - я так сказала!

Сын: Ты же накаркала мне! У меня же после этих слов в прямом значении ничего ни с кем не получается!

Мать: А зачем мать обвинять, - ты сам попробуй...

Сын: Так я уже напробовался! Из-за тебя у меня ни с кем.." (бр. Пресняковы "Включите свет!").

"Тридцатилетний" герой пассивен. Самая распространенная ремарка в пьесах: "Кровать. На кровати лежит молодой человек в бейсболке" (бр. Пресняковы "Изображая жертву"), "Георгий на диване с книгой" (К. Гашева "...или не быть?"), "Вадим спит" (Л. Карпова "Билет в один конец"), герои говорят о себе или друг о друге: "я лежу, жду когда жена уйдет. Потом ненадолго встаю, потом снова ложусь. В моем распоряжении теперь два одеяла и две подушки" (М. Курочкин "Водка. Ебля. Телевизор"), "ты только и можешь, что лежать в своей комнате, слушать в тысячный раз Стинга, теребить ручонками свой орган, и представлять, как ты идешь в белом мусульманском платке по арабскому рынку" (И. Вырыпаев "Кислород"). То есть "тридцатилетний" значительную часть жизни проводит на диване, он спит, лежит, занимается сексом, читает, слушает музыку, мечтает. И там же пишет пьесы, положив "ноутбук" "на яйца":

Герой. как ты считаешь, это плохо отражается на яйцах, если на них ноутбук лежит?

Ебля. Плохо.

Герой. Я так и думал. Надо что-нибудь придумать... НЕ понимаю, почему не выпускают специальные столики - с зажимами - чтобы писать и яйца не нагревались?

"Кто-нибудь сидит у себя дома на диване (...) и думает: "как бы я хотел быть моряком". (...) то есть конкретным моряком быть не хочется. На самом деле просто хочется, чтобы было хорошо. Было бы здесь хорошо, здесь на диване, у телевизора, в этой жизни, а не в той...в которой можно было бы быть моряком" (Е. Гришковец "ОдноврЕмЕнно"). Но в "ту жизнь", в которой можно было бы кем-то быть, что-то делать, как-то действовать "тридцатилетние" вступать не спешат, и их "жизнь на диване" становится своеобразной формой протеста и философией. В "той жизни" все равно ничего не изменишь, и единственное, что ты можешь делать - не участвовать в навязанной тебе форме существования. "Родители" твердят:

Мать. "Жить! Мы должны жить!"

Валя. "Я не живу... и ты не должна!" (бр. Пресняковы "Изображая жертву").

Антонида: Ради тебя, ради тебя было все! А я? Что я видела? Ни в детстве, ни в юности, ни потом. Как же я? Моя жизнь?

Григорий: - Взгляни на меня. На это единственное изображение своей жизни. Тут все, чего она стоила. (К. Гашева "Или не быть?")

ТРЕПЕТОВА. Нравлюсь! Нравлюсь! Я только сейчас поняла - жизнь прекрасна! Ничего, ничего раньше не замечала! Давай-ка мы пирог испечем, а? К нам скоро Мунин зайдет.

КСЮША. Какой пирог?! У вас сын ... болен, а вы!

ТРЕПЕТОВА. А что я? Что я? . Почему я должна хоронить себя заживо? (Л. Карпова "Билет в один конец").

Мать (все так же из другой комнаты): Да! С сегодняшнего дня я буду жить по-другому, для себя! Начну жить для себя, и каждый день у меня будет праздник!

Сын: Вот здорово! Это тебя, наверное, в ванной осенило! (бр. Пресняковы "Включите свет")

"Взрослые" полны энергии, они стремятся начать новую жизнь, строят планы, меняют работу, делают карьеру и евроремонт, выходят замуж, копят на машину, и постоянно пытаются "вернуть к жизни" своих "детей", поднять их с дивана, заставить выходить на улицу, общаться, жениться, делать карьеру, евроремонт и т. д. Но "тридцатилетних" "детей" родительский пример еще больше отвращает от участия в жизни. Вообще конфликт поколений - основной и для "тридцатилетних" и для "подростков". Конфликт с миром и у тех и у других - это прежде всего конфликт с родителями, со старшими, или вообще с предыдущими поколениями "при слове шестидесятник меня тянет блевать" ("М. Курочкин "Водка. Ебля. Телевизор"). Потому что это они - старшие - виноваты в том, что мир сейчас таков и что я таков. Но классический конфликт "отцы и дети" "поменял ориентацию", теперь он звучит, как "матери и дети". Во всех, рассмотренных мною выше пьесах, и во многих других, которых я еще не касалась, выясняют отношения с матерями. Главная претензия матерей: я на тебя потратила жизнь. Главное требование: живи и дай жить мне. Основная претензия детей: зачем ты меня родила в этот мир. Основная позиция: я не могу жить, и ты не будешь (потому что виновата). "Отцы" в жизни "детей" занимают незначительное место. И сами они всегда представлены не то что незначительными - ничтожными, и всегда в ироничном ключе. Это может быть призрак умершего отца, являющийся сыну развеселым матросиком, а о нем живом вспоминают только то, что у него был больной желудок ("Изображая жертву"). Или же отец ушел в другую семью, и о нем вспоминают только в связи с его единственным выдающимся поступком - когда-то привез из Чехословакии люстру ("Включите свет"). "Родной отец Георгия? Он тень, вымысел" ("Или не быть?"). Или же властная и преуспевающая мать твердит, что отец ничтожество ("Билет в один конец" Л. Карпова, "Женщина года" М. Ладо). "Герой" сам дает себе характеристику "городской мальчик с женским воспитанием из культурной семьи" ("Включите свет"). Единственное исключение - герой Гришковца, его воспоминания об отце идеалистичны, этот отец возил сына на юг, покупал на станциях мороженное, мастерил сабельки, и единственный упрек - забыл купить сыну велосипед.

Герой "тридцатилетний" - новый Гамлет, эта пьеса цитируется на страницах "НД" постоянно, а две пьесы ("Изображая жертву" бр. Пресняковых и "...или не быть?" К. Гашевой) впрямую интерпретируют миф о принце Датском. Подобно Гамлету, "Тридцатилетний" выясняет отношения с вероломной матерью. Но вероломство ее не в том, что она предала отца, она предает сына. Сын, бывшей центром вселенной, вырос, и мать собирается начать новую жизнь. Женскую жизнь, в которой сыну отведено скромное место, а сын видит в этом предательство. Она вынуждает его как бы вторично родиться: выбрасывает в ненавистный, страшный мир из своего чрева. Значит, дважды виновата.

А жить "тридцатилетнему" страшно, он все время хочет вернуться обратно в чрево "хочется вот так лечь, и свернуться калачиком, и постараться занимать как можно меньше места - не получается...бесполезно. Ведь когда-то ты весил три с половиной килограмма. А еще раньше был рыбкой с хвостом. И вроде был и вроде не был. Все это было очень хорошо... наверное" (Е. Гришковец "Как я съел собаку"). Жить и страшно и скучно, "Тридцатилетний" ждет когда жизнь, которая в детстве казалось бы сулила так много, выполнит свои обещания, а она не спешит их выполнять: "Как нелепо... яркие, завораживающие мечты детства и юности медленно превращаются в бесцветный материал ежедневной рутины. Посредственность... неужели - это судьба всех и каждого - серость...

НЕ хочу быть мясом, зомби, "обывателем", среднестатистическим человеком!!!!!!!!!!!" (К. Малинина "Город 3.0"). "Тридцатилетний" ищет виноватых, помимо матери, он винит город, мир, жизнь. Поэтому главный вопрос, мучивший датского принца, "тридцатилетний" решает однозначно: "...не быть". Выход как "не быть" в этом мире, находят по-разному: в наркотиках ("Билет в один конец" Л. Карпова), в игре, в придуманной реальности ("Собиратели пуль" Ю. Клавдиев, "Джуроб"......, "Учиться, учиться и учиться" А. Богачева), в самоубийстве ("...или не быть?" К. Гашева, "Город 3.0" К. Малинина. "Пять двадцать пять" Д. Привалов), в убийстве ("Изображая жертву" бр. Пресняковы). Обвиняя всех и вся, "тридцатилетний" только изредка, в единичных пьесах, устраивает обвинительный процесс для самого себя, подытоживая: "Жизнь: - Я обвиняю его в лени. Он часто проклинал меня, обвинял. Ничего не делая и не меняя, он хотел, чтобы я выстроила его счастье. Но такого не бывает. Я не официант, чтобы выполнять заказы... тем более просто так. Прикрывая свою лень душевными переживаниями, он придумал сказку про город, который не дает ему жить, давит и убивает. И только из-за своей лени он предпочел смерть. Ему показалось, что он хозяин, что жизнь он выбирает сам, и поэтому никому не обязан. Его лень его же и убила" (К. Малинина "Город 3.0").

"Тридцатилетний" бравирует своей инфантильностью, провозглашает ее как закон: "Позднее развитие - благословение. Люди будущего будут созревать к сорока годам" ("Водка. Ебля. Телевизор"). Но однажды вдруг спохватывается и обнаруживает: Обручев. Я лысеть начал.

ДАША. Где?

ОБРУЧЕВ. Вот. Сейчас не видно, надо при дневном свете смотреть. Я себя никак не могу взрослым почувствовать. Я же на велике гонял, в девчонок из рогатки стрелял, хотел собаку. И вдруг - жена, дети... И надо, чтобы они сыты были, заботиться о них надо. Нет, ты не думай, я вас люблю, всех, очень. Просто странно... Я же маленький. (С. Сапеев "Прянички").

"Тридцатилетний" ощущает себя одновременно и "маленьким" то есть не способным на поступки, на принятие решений, на то чтобы нести ответственность (не то что за других, - за себя); и в то же время чувствует себя старым: "я лысеть начинаю (...) мне мама всегда говорила: "у тебя вся жизнь впереди". А я верил. Мама...А оказывается - нет. Оказывается это "впереди" уже кончилось (,,,) Страшно" ("Прянички"). "Я старый. Мне 33 года, и по науке меня уже 8 лет нельзя ничему научить" (М. Курочкин "Водка. Ебля. Телевизор"). "Это началось давно. Тридцать лет назад, когда я родился" (И. Вырыпаев "Город, где я"). Ощущение "старости" есть и у героя - подростка, но оно идет от несоответствия ("перегруза") громадности и непосильности жизненного опыта и юного возраста героя. Тогда как "старость" "тридцатилетнего" - это его философская позиция.

("Тридцатилетний" - усталость

Страх смерти ("Изображая жертву", "дневник грязной Евы")

Тяга к насилию

Подробнее о "тридцатилетнем" и "герое - подростке" во 2-ом варианте).

Похожие статьи




Часть. Герой в драме (60- 90 годы), часть. Современный герой - Современный герой "Новой драмы"

Предыдущая | Следующая