Одиночество Мао - Великий Мао вблизи

Такой была его натура. В этом смысле он был великим эгоистом. Очевидно, быть руководителем, особенно вождем, при тоталитарной системе могут только эгоисты, хотя, в данном случае, и величающие себя коммунистами. Мао Цзэдун думал, что естественность поведения других людей ведет к развитию частнособственнических инстинктов, а свобода их мышления разрушает предложенный им идеал будущего. Поэтому он стремился навязать всем остальным установленные им правила жизни в коллективе и переделку их сознания в духе подчинения только его идеям.

Неизбежно возникало противостояние его и остальных людей. Оно было создано им самим, его миропредставлениями, его характером. Самое ужасное для других людей при этом заключалось в том, что только тот, кто слепо, не рассуждая, выполнял его предначертания, мог рассчитывать на его временную лояльность, однако равенства, а тем более дружбы, в отношениях даже с таким человеком у Мао Цзэдуна быть не могло. Остальных, более или менее самостоятельно мыслящих и действующих людей, он просто видел, как своих противников, как объект борьбы, борьбы, в которой не было места ни компромиссам, ни человечности.

Мао Цзэдун жил как бы одновременно в "трех мирах". В мире своих грез, в мире реальной политической борьбы (это и был главный мир Мао Цзэдуна) и в мире человеческих взаимоотношений. Эти "три мира" были в одно и то же время и взаимосвязаны, и обособлены один от другого.

Нужно было быть фанатиком, человеком, одержимым сверхценными идеями, чтобы верить в грезы, химеры, идеализированные представления о будущем и настоящем и навязывать их окружающим всей силой своего характера.

Нужно было совпасть характером с потребностями, предъявлявшимися временным эффективным функционированием тоталитарной политической системы; отрешиться от всего человеческого в себе, от всякой гуманности во имя сначала создания, а затем поддержания на плаву политической системы, стержнем которой была одна политическая партия, коммунистическая, а руководящим ядром, или центром политической паутины - один человек, который не мог и не желал руководствоваться гуманным, человеческим подходом к людям.

Наконец, будучи человеческим существом, Мао Цзэдун был вынужден при целом ряде обстоятельств вести себя по-человечески. Однако он умел, мог и, очевидно, органически был предрасположен к тому, чтобы все человеческое, что было в нем, никак не сказывалось на его функционировании в качестве центра или ядра двух его первых миров - мира его грез или идей и мира реальной политической борьбы. Бесчеловечное и эгоистическое начало в характере Мао Цзэдуна было основой его действий. Может быть, это страшно звучит, но бесчеловечность, лишение жизни других людей и давали Мао Цзэдуну заряд его собственных жизненных сил. Он жил за счет жизней других людей.

Мао Цзэдун по своему характеру одинокий человек. Судьба его была судьбой человека, обреченного своим же характером на одиночество. Политическая система, которую он создавал, партия, которую он формировал и пестовал, требовали от каждого оставаться, в конечном счете, одиноким. Тем более одиноким должен был быть вождь такой партии и системы.

По своей натуре и по характеру своей политической деятельности Мао Цзэдун был несовместим с человечностью.

В его характере изначально было нечто бесчеловечное, и оно, развиваясь, отторгало все человеческое и в самом Мао Цзэдуне, и в окружавшей его жизни, в том, чего он касался.

Самая краткая характеристика Мао Цзэдуна, очевидно, такова: бесчеловечный человек. [1]

Мао Цзэдуну пошел девятый десяток. В материалах кинохроники, отснятых во время массовых митингов в Пекине в период "культурной революции", а также в период IX и X съездов КПК, мы видим старого, очень старого и больного человека. Он едва передвигает ноги, и его, как правило, ведут служители, поддерживая с двух сторон. Когда ему нужно посмотреть в сторону, он медленно разворачивается всем телом, как видавший виды, потрепанный в морских бурях дредноут. Рука, которую он протягивает для пожатия, холодна и безжизненна. Теперь уже пекинским фотографам неловко даже монтировать заплыв Председателя через Янцзы - никто не поверит.

Правда, на официальных фотографиях, помещенных в книжках о IX и X съездах КПК, мы видим молодого, розовощекого, преуспевающего Мао Цзэдуна со знаменитой бородавкой на лице, символизирующей, по китайским поверьям, счастливую мету судьбы. Но эти фотографии еще больше подчеркивают печальную действительность - настолько велико их несоответствие подлинному облику Председателя, который нет-нет, да и покажется на совещании, на партийном съезде, на встрече с иностранными гостями?

Глядя на это немощное величие, китаец, быть может, вспоминает слова другого крестьянского сына, великого насмешника Ян Чжу (IV-V вв. до н. э.): "Сто лет - это высший предел продолжительности человеческой жизни. Из тысячи людей даже одному не удается достичь столетнего возраста. Предположим, однако, что найдется один (такой человек). Но детство, проведенное в объятиях матери, вместе со старческими годами отнимет почти половину этого (срока). Ночное забвение во сне, впустую потраченные в дневном бодрствовании часы отнимут еще половину (оставшихся лет). Болезни и страдания, скорбь и горе, потери и утраты, беспокойство и страх отнимут еще половину этого. В (оставшиеся) немногим больше чем десять лет тоже (невозможно найти) даже ни одного момента, когда человек добр и весел, доволен и беззаботен - вот и все!

В таком случае, для чего существует человеческая жизнь, какие в ней радости?.. Люди суетливы, соперничают ради пустой мимолетной славы и рассчитывают на ненужные почести после смерти... То, что делает все вещи разными,- это жизнь. То, что делает их одинаковыми,- это смерть. При жизни существуют различия между умными и глупыми, между знатными и низкими. В смерти существует тождество - это тождество смрада и разложения, исчезновения, уничтожения" ("Древняя китайская философия", т. I, стр. 214-215.).

Но в Китае редко кто прислушивался к насмешливым словам Ян Чжу, особенно из числа тех, кому удалось обрести сладкое бремя верховной власти в этой гигантской стране с ее неисчислимым населением. Мао Цзэ-дун не составил исключения из этого правила. Немощный телом, он все еще обуреваем жаждой активности, стремлением постоянно быть в центре внимания китайского народа да и народов других стран и континентов. Он не устает тормошить и взрыхлять жизнь китайского общества, не прекращает плести свои тонкие сети. В них один за другим увязают его бывшие соратники и друзья: вчера это был Лю Шао-ци, сегодня Линь Бяо и Чэнь Бо-да, кто будет завтра?

Быть может, прав был Эдгар Сноу, который еще в 30-х годах называл его "человеком магической силы"? Впрочем, Сноу имел случай пересмотреть восторженные оценки периода своей молодости. Он встречался с Мао Цзэдуном в 1960 и 1971 годах. Главное впечатление, которое он вынес, касалось бесчисленных атрибутов обожествления Мао, наделенного такими прерогативами власти, которыми едва ли кто-либо обладал в Китае, да и за его пределами.

Поучительно сопоставить размышления молодого Сноу о 40-летнем Мао Цзэдуне, которого Сноу называл "спасителем Китая", с наблюдениями весьма зрелого Сноу над 78-летним Мао Цзэ-дуном. Вот что писал Сноу в эту пору:

"Культ, созданный вокруг личности Мао, не является чем-то новым. Чан (Кай-ши.- Ф. Б.) положил начало самообожествлению. До него был культ Сунь Ят-сена. А до Сунь Ят-сена были императоры и обожествление императоров. Нации, которыми в течение веков правили авторитарным путем, могут сбросить с себя одну шкуру и покрыться другой. Но они не могут изменить хромосом, генов и тел в течение одного или двух поколений. Сегодняшний образ Мао в представлении масс вряд ли напоминает тирана. Всесильным он является не потому, что он просто партийный босс. Многие миллионы китайцев совершенно искренне смотрят на него как на учителя, государственного деятеля, стратега, философа, поэта, лауреата, национального героя, главу семьи, величайшего освободителя истории. Для них он Конфуций, больше чем Лao-цзы и Руссо, больше Маркса и Будды... Этот феномен для человека западного мира является тошнотворным. Ни одно общественное здание, ни одну коммуну, фабрику или женское общежитие нельзя представить себе без торжественной статуи или гипсового бюста человека с бородавкой на подбородке. Они являются такой же частью мебели в любой приемной, как неизбежная зеленая скатерть на столе и чашка с горячим чаем" (Е. Snow, The othes side of the river, pp. 122, 150, 151.). И еще: "Ценность отца нации "в демократической диктатуре" ясно признается китайской партией. С распадом больших семей в результате индустриализации, как в городе, так и в деревне, а также в результате замены семейного авторитета партийным мантия национального патриарха неизбежно опустится на плечи любого лидера страны, обожествление которого ничем не отличается от обожествления предков и императора. В настоящее время Мао стал институтом такого престижа и власти, что никто в партии не может ликвидировать его, не принеся в жертву коллективные интересы первостепенной важности. По-видимому, никто не знает это лучше, чем сам Мао"[ 4]

Похожие статьи




Одиночество Мао - Великий Мао вблизи

Предыдущая | Следующая