Беженцы из гродненской губернии после первой мировой войны: проблема адаптации на родине


Аннотация:

Данная статья посвящена проблеме адаптации на родине беженцев из Гродненской губернии после Первой мировой войны. Эта тема исследована гораздо меньше по сравнению с вопросами, связанными с пребыванием в беженстве. Порой адаптация на родине вызывала не меньше трудностей, чем приспособление к новым условиям жизни за ее пределами, и опыт в решении этой проблемы кажется не менее важным, чем опыт адаптации беженцев за пределами родины.

Abstract:

This article deals with the problem of adapting the home of refugees from Grodno province after the First World War. This topic has been studied much less in comparison with issues related to staying in a refugee. Sometimes adaptations at home are no less difficult than adjusting to new conditions of life abroad, and experience in dealing with this problem does not seem as important as the experience of adaptation of refugees outside the country.

География пребывания беженцев из Гродненской губернии в России была разнообразной. Как правило, места постоянного жительства беженцы оставляли, погрузившись на телеги, а потом пересаживались на поезда, которые увозили их вглубь страны. Как показывает анализ дошедших до наших дней воспоминаний беженцев, доброжелательное отношение населения на новом месте проживания и относительно высокий достаток запомнились очень многим. Работая в поле с хозяевами, можно было неплохо заработать [6]. Однако, по мере нарастания в государстве социальных конфликтов, большинство беженцев стало стремиться вернуться обратно. Желание поскорее оставить охваченную гражданской войной Россию стало распространяться, прежде всего, среди беженцев, пребывавших в европейской части бывшей империи. После заключения 3 марта 1918 г. Брестского мира между Германией и Советской Россией, начинается стихийное возвращение беженцев на родину. Правда, немецкие власти из-за тяжелой продовольственной ситуации пытаются создавать им препятствия. Реэмиграция усиливается после того, как немцы в результате революции в Германии в ноябре 1918 г. начинают оставлять захваченные территории. В след за ними на запад движется Красная Армия. По договоренности с Германией и союзными державами навстречу ей выступают польские войска, сформированные, главным образом, из белорусских и литовских поляков. С февраля 1919 г. на этой территории начинают функционировать органы польской власти. Репатриация в Польшу после Первой мировой войны, которую называют также реэмиграцией или возвращением беженцев, первоначально регулировалась Государственным управлением по делам пленных, беженцев и рабочих, а позже, в ноябре 1920 г., было создано Эмиграционное управление при Министерстве труда и социальной опеки. По данным А. Крысиньского, который использовал подсчеты Главного статистического управления Польши, к моменту завершения репатриации, т. е. до 1 июня 1924 г., с востока в Польшу прибыло около 1265 тыс. человек, в том числе 492 тыс. белорусов, 470 тыс. поляков, 124 тыс. украинцев, 123 тыс. русских, 33 тыс. евреев и 9 тыс. литовцев. То есть, если сопоставлять эти цифры с теми, которые число беженцев только из северо-западных губерний определяют от 1,3 до 2,3 млн., то следует признать, что значительная часть беженцев назад не вернулась. Если же принимать во внимание то, что основная масса беженцев с этих территорий была православными, тогда цифра не вернувшихся белорусов становится еще больше. Разве, что не все репатрианты учитывались, или же среди поляков оказались те, кого ранее причисляли к белорусам [11, с.9]. Возвращение на родину сопровождалось большой смертностью в дороге.

Беженцы, начавшие прибывать домой в 1918 г., на местах постоянного проживания столкнулись с многочисленными трудностями. Ситуация с будущей государственной принадлежностью территории бывшей Гродненской губернии в 1918 - 1920 гг. была неясной. В рапорте в организационный отдел польской организации "Страж кресовая" за период с 29 апреля по 27 мая 1919 г. о настроениях населения и состоянии хозяйства Гродненского повета говорилось следующее: "В повете в православных гминах были случаи непризнания польского правительства. Однако, например, возле Скиделя православные крестьяне смирились после того как увидели, что католики получили продукты, а они - нет. (...) Католическое население, не выезжавшее в Россию, имеет засеянные поля, часто украденными у немцев семенами, к примеру, картофелем... Население, которое возвращается, чаще всего без денег, или с "керенками", не может купить дорогих семян" [1, л. 17, 19]. Что же касается возвращавшихся домой из России крестьян, то их положение действительно было незавидным. Им предстояло восстанавливать хозяйство, практически не имея для этого средств. Те "керенки", которые они с собой привозили, не представляли никакой ценности. Вместе с тем некоторым семьям за время пребывания в беженстве удалось скопить определенные суммы в золоте, которое, то ли из-за опасения быть обкраденными, то ли для удобства перевозки, они обменивали на "керенки" и царские рубли. Польские власти в обмен на лояльность оказывали возвращающимся белорусам посильную помощь. "Православные, проживающие в гминах исключительно православных (таких, например, как Дубно, Бершты) хорошо к польской государственности не относятся. Там настроения скорее "цареславящие", чем большевистские. Ходят даже слухи о существовании тайных русских школ. В любом случае продукты и помощь в восстановлении хозяйства, определяют отношение православных к Речи Посполитой", - говорилось в рапорте "Стражи кресовой" из Гродненского повета 1 февраля 1920 г. [2, л.9]

Зачастую беженцы заставали свои поселения и дома разрушенными или опустошенными. Многие семьи долгое время жили в землянках. Соседи, остававшиеся на местах, не всегда доброжелательно к ним относились. Чтобы выжить, приходилось батрачить. Во многих семьях женщины отправлялись просить милостыню, и дети с нетерпением ожидали возвращения матерей и старших сестер со скромным подаянием [12]. Весной подспорьем становились сосновые почки, молодая крапива, лебеда, щавель. Летом 1919 г. был обильный урожай груш, которые, помимо ягод, грибов и растений, составляли рацион многих бывших беженцев. Ослабленные голодом организмы, становились восприимчивыми к различным заболеваниям, особенно тифу. 30 ноября 1921 г. начальник полицейского участка в Скиделе доносил в поветовый участок в Гродно, что "общая ситуация в районе Скиделя неудовлетворительная в связи с массовым возвращением беженцев из России, которые по причине отсутствия средств к существованию вынуждены собирать милостыню по окрестным деревням, а кроме этого многие умирают от истощения и голода" [7, л. 8]. В 1919 - 1920 гг. на территории бывшей Гродненской губернии, как и в целом в Польше, наибольшую эпидемиологическую угрозу, связанную с возвращением беженцев на родину, представляли разные виды тифа, в 1920 г. на литовско-белорусском пограничье были зафиксированы первые заболевания азиатской холерой, в 1921-1922 гг. свирепствовала малярия, в 1922 г. достигает апогея уровень заболеваний повторным тифом, в сентябре этого же года - оспой [3].

Серьезной проблемой для беженцев становилась проблема психологической и ментальной адаптации к новым политическим реалиям. За время жизни в составе Российской империи они привыкли к тому, что православие, имевшее антикатолическую направленность, было привилегированным вероисповеданием, а "русские", каковыми себя в силу религиозной традиции считали православные белорусы, были господствующим народом. Русский язык, пусть и не совсем такой, как язык повседневного общения белорусов, был в общем понятным, имел статус государственного, на нем разговаривали чиновники, интеллигенция, православные священники, на нем проводились занятия в учебных заведениях. Возвратившись из беженства обратно, белорусы столкнулись с диаметрально противоположной ситуацией. Православие и русский язык не только утратили свой былой статус, но и расценивались, как орудия российской имперской политики со всеми вытекающими отсюда последствиями. Польский Комиссар Центрального управления восточных земель Ежи Осмоловский на все должности назначал, как правило, помещиков-поляков, а последние использовали их для сведения счетов с крестьянами в отместку за эксцессы большевистского правления. Должности поветовых старост, войтов гмин тоже, как правило, занимали поляки, при этом очень часто, малосимпатичные для местного белорусского населения. Грабежи и террор польской армии (в той или иной степени этих средств не гнушалась ни одна из воюющих сторон того времени), передача католикам, православных храмов, порой даже там, где они раньше не были костелами, или, когда процент католического населения был крайне незначителен, отталкивали православное население от польской власти [9, с. 152]. Польский язык приобрел статус государственного языка, а большинство белорусов разговаривать на нем не умело. Многие дети за время беженства усвоили не только русский язык, но и языки тех национальностей, среди которых им довелось жить в беженстве, но при возвращении они считались неграмотными, поскольку польского языка не знали.

Большое влияние на отношение белорусского крестьянина к польской власти, да и вообще всякой власти, оказал его опыт, вынесенный со времен пребывания в беженстве, когда в России происходила революция и гражданская война. Слабость очередной власти, быстро переходящей из рук в руки, способствовала падению ее авторитета. В Лунненской гмине 30 ноября 1921 г. полицейские писали следующее: "Отношение населения к государственным и гражданским властям хорошее, временами, правда, на экономической почве, имеет место недовольство среди белорусов. Местное население деморализуют беженцы из России" [6, л.15]. Ришард Радзик для иллюстрации поведения православных белорусов в некоторых местностях цитирует Ф. Селицкого: "Во многих "русских" (т. е. православных) деревнях большевиков ожидали вплоть до 1939 г. Жители Крупников терпеливо ожидали большевиков, начиная с 1921 г., с момента установления польской власти. Каждую осень как можно раньше они сеяли рожь, веря, что именно ранней осенью придут большевики. Неприязнь к "польскому праву" проявлялась, помимо прочего, в том, что в поле они выезжали 3 мая и 11 ноября (даты польских государственных праздников - Дня Конституции и Дня Независимости), не желая праздновать, хоть за это грозило полицейское наказание" [9, c.56]. Именно беженская среда была благодатной почвой для распространения коммунистических взглядов. Среди возвратившихся на родину беженцев было немало участников революции и гражданской войны в России. Не случайно возникновение Коммунистической партии Западной Беларуси в 1923 г. почти совпадает с завершением репатриации в Польшу в 1924 г. Во многом типичной для членов КПЗБ была биография Викентия Микулы из д. Миневичи, который в сентябре 1939 г. был одним из руководителей антипольского выступления в Лунненской гмине, а позже возглавил Лунненский волостной комитет. С 1914 г. он пребывал в беженстве в селе Новая Дегтянка Тамбовской губернии Козловского уезда, с весны 1918 г. был членом союза молодежи, под руководством М. В. Бида, учителя народного училища. В 1919 г. Микула возвратился на родину, своей земли имел один гектар, до 1922 г. работал на неопределенных работах, позже подрабатывал плотником. В 1924 г., по рекомендации М. А. Карася (местного белорусского поэта, более известного под псевдонимом Михася Явора), вступил в КПЗБ и стал секретарем ячейки [8, л.13]. Проблема политической адаптации репатриантов из России в Польше того времени была настолько острой, что нашла свое отражение в произведении польского писателя Стефана Жеромского "Канун весны". В нем описываются трагические метания молодого поляка левых взглядов, прибывшего из России и так и не смогшего адаптироваться в политических реалиях послевоенной Польши.

Практически с момента возникновения польского государства решений проблемы пленных, беженцев, рабочих, уехавших на заработки, или принудительно вывезенных в Германию было одним из приоритетных направлений деятельности польского правительства. Как уже отмечалось, в декабре 1918 г. было создано Государственное управлением по делам пленных, беженцев и рабочих. Задачей Государственного управления была организация возвращения к местам постоянного проживания пленных, беженцев и рабочих поляков, а также обеспечение транзита через территорию Польши пленных, беженцев и рабочих, следующих в другие страны, создание на пути следования пунктов санитарного и продовольственного обеспечения, регулирование через посредничество Министерства внутренних дел условий возвращения пленных, беженцев и рабочих, оказавшихся за пределами Польши. Управление непосредственно подчинялось Совету министров, а возглавлял его Генеральный комиссар. Государственное управление было временным органом. В ноябре 1920 г. было создано Эмиграционное управление при Министерстве труда и социальной опеки.

Согласно статье 3 Версальского договора с Польшей, польское гражданство распространялось на всех лиц, ранее постоянно проживавших, или родившихся на территории, которая признавалась польской, или которая могла быть признана польской в будущем [5, c.1]. Т. е. национальной принадлежности репатриантов при наделении польским гражданством значения не придавалось и юридических препятствий для возвращения на родину непольских беженцев не создавалось. Правда, некоторые беженцы из России могли обвиняться в "большевистском шпионаже" и после возвращения оказываться в польских тюрьмах. Однако, судя по довольно большому числу среди вернувшихся беженцев участников революции и гражданской войны в России, которые и в Польше продолжали свою коммунистическую деятельность, тщательного контроля над потоками возвращающихся беженцев не существовало и политические мотивы серьезной преградой для возвращения на родину не были.

Большое внимание польским правительством уделялось борьбе с эпидемиями, которые очень быстро распространялись в связи с массовыми миграциями населения. 13 декабря 1918 г. было создано Министерство публичного здоровья, а в июле 1919 г. были приняты законы об обязательных прививках против оспы и по борьбе с заразными болезнями. В декабре 1919 г. был создан институт Чрезвычайного комиссара по борьбе с заразными болезнями на территории Малопольши, Литовско-Белорусских и Волынских земель. Работой Чрезвычайных комиссаров с 28 февраля 1920 г. руководил Главный чрезвычайный комиссар по борьбе с эпидемией. С апреля 1920 г. для санитарного контроля за прибывающими из России репатриантами в распоряжении Главного чрезвычайного комиссара было 4 экспозитуры, 4 этапных инспектората и 2 санитарных инспектората. С 1920 г. усилия Государственного управления по делам пленных, беженцев и рабочих и института Главного чрезвычайного комиссара по борьбе с эпидемией были поддержаны Государственным эпидемиологическим управлением. Бюджет этих структур формировался из государственных средств, заграничных кредитов и пожертвований международных организаций. В июне 1919 г. Польша заключила соглашение с Американской миссией помощи для Европы, которой руководил Герберт Гувер. Американская миссия выделила для Польши 4 млн. долларов на закупку санитарных автомобилей, оборудования и материалов (мыла, дезинфицирующих средств, белья и т. д.). На заседании Совета Лиги Наций в Риме 13 мая 1920 г. было принято решение о создании в Польше Эпидемиологической комиссии, которая с 29 января 1921 г. по 1 февраля 1924 г. координировала международные поставки Польше санитарных материалов и денежных средств для организации госпиталей, бань, бактериологических лабораторий и наблюдательных пунктов. Средства поступали от Лиги Наций, фонда Рокфеллера, Международного комитета Красного Креста, кредиты были выделены Великобританией и другими государствами. Всего с момента завершения войны и до 1923 г. на борьбу с эпидемиями было потрачено более 4 млн. фунтов стерлингов, что было достаточно внушительной суммой для разоренного войной государства. В середине 1920 г. Главный чрезвычайный комиссар располагал 113 госпиталями с 6500 кроватей. Один госпиталь рассчитывался на округу радиусом 20 - 25 км. Если существовала возможность в домашних условиях отделить больных от здоровых, тогда лечение проводилось на дому. Как, правило, в госпиталях находились люди малообеспеченные. Создавалась система бань, начались прививки населения, в первую очередь детей [3]. Предпринятые усилия не пропали даром - в 1924 г., т. е. на момент окончания репатриации, эпидемии в Польше были побеждены. адаптация беженец психологический ментальный

Еще одним направлением деятельности польских властей в области решения проблемы адаптации беженцев была организация занятости населения и материальной помощи нуждающимся. 27 января 1919 г. было созданы Государственные управления посредничества труда и опеки над беженцами. Они занималось проблемами наемных рабочих, которые после возвращения на родину не имели средств существования. Государственные управления регистрировали тех, кто нуждался в работе, и прилагали усилия по организации публичных работ, налаживанию работы фабрик и мастерских. Помимо этого, они оказывали денежную помощь и помощь продуктами, мылом, дровами безработным. Главный попечительский совет начал организовывать попечительские дома для детей - сирот. Некоторые беженцы, не имея возможности содержать своих детей, отдавали их временно в такие дома, которые назывались "охронкой". Большую роль в этом деле сыграл Польско-американский комитет помощи детям, созданный вышеупомянутой Американской миссией под руководством Гувера. Начиная с марта 1919 г. в Польшу стала поступать международная гуманитарная помощь: транспорты привозили муку, концентрированное молоко, жиры, мясные консервы, одежду, обувь и перевязочные материалы [4]. Естественно, этой помощи было недостаточно, для того, чтобы обеспечить хотя бы минимум потребностей возвращающихся беженцев, но и недооценивать ее нельзя, поскольку зачастую она помогала выжить в условиях голода. Нельзя не заметить, что польские власти эту помощь в отношении православных беженцев зачастую использовали как средство обеспечения их лояльности, и, тем не менее, следует признать, что все-таки помощь оказывали. Другое дело, что достигнутая таким путем лояльность была совсем не прочной. Что же касается восстановления хозяйства, то эта проблема оставалась личной проблемой крестьян. Средств на оказание подобной помощи в польской казне попросту не было. Положительным моментом было то, что польское государство не оспаривало права собственности хозяев на те наделы, которыми они владели во времена Российской империи. Постепенно, преодолевая неимоверные трудности, крестьяне смогли свои хозяйства восстановить, но это не обеспечило им необходимого достатка, поскольку более половины хозяйств насчитывали пять и менее гектаров земли, а в условиях сельскохозяйственной культуры того времени этого было явно недостаточно. Поэтому, несмотря на восстановление хозяйств, оставалось широкое поле для недовольства, которое затрудняло политическую интеграцию бывших православных беженцев в польское общество. На недовольство, вызванное экономическими причинами, накладывалось недовольство от невозможности реализовать потребности, обусловленные национальным развитием. С другой стороны, препятствием на пути интеграции, становилась политика польских властей, которые в своем стремлении интегрировать разнородное в этническом плане общество ставку преимущественно делали на силу. Порой может из-за того, что не хватало средств, а порой может и потому, что такой подход полагали самым простым и быстрее всего ведущим к цели. Большая инициатива в этом деле предоставлялась местным чиновникам, которые вели себя на данной территории, как на оккупированной, и тем самым лишь отталкивали местное население. Бесплановость и отправка на восточные территории самых плохих чиновников была характерна для всего межвоенного двадцатилетия. Местная администрация считала белорусов "чужими" и никакая демонстрация лояльности не была в состоянии изменить это отношение [11, c. 14 - 15]. С другой стороны, очень часто враждебность белорусского населения была обусловлена не столько политикой польского государства, сколько его неприятием как такового.

Таким образом, массовое беженство из Гродненской губернии, которая в то время охватывала территории Гродненщины, Белосточчины и Брестчины, и пребывание в глуби России огромного количества местного населения, во многом повлияли на события, протекавшие на этих землях в последующие годы, поспособствовали формированию национального сознания белорусов, определили особенности мировосприятия для целого поколения людей. Специфика беженства из северо-западных губерний Российской империи в годы Первой мировой войны заключалась в том, что оно фактически не затрагивало территории сопредельных государств и не регулировалось никакими международными нормами. Беженцы порой перемещались на тысячи километров, но эти перемещения продолжали оставаться внутренним делом России, а беженцы продолжали оставаться российскими подданными со всеми вытекающими отсюда последствиями. И, наоборот, для многих православных белорусов, а именно они составляли основную массу беженцев из Гродненской губернии, возвращение на родину, по сути, превращалось в прибытие на территорию сопредельного государства, поскольку земли их постоянного места жительства оказались в составе польского государства. Адаптироваться на родине, для них порой было гораздо сложнее, чем вдалеке от родины, но на территории психологически, религиозно и культурно близкой им страны. Следует признать, что польское правительство успешно справилось с проблемой доставки на родину многочисленных пленных, беженцев и рабочих, как и с отправкой по месту жительства тех, кто в силу военных действий оказался на территории, признанной за польским государством. В большей или меньшей степени успешными были также мероприятия, направленные на борьбу с эпидемиями, и оказание продовольственной и другой помощи прибывающим беженцам. Гораздо меньшую роль государственные структуры сыграли в оказании помощи беженцам в восстановлении разрушенного войной хозяйства. Как правило, государство лишь признавало право собственности крестьян на землю, которой они владели до того, как отправились в беженство, и за неимением средств оставляло их один на один с задачей восстановления разрушенных домов, хозяйственных построек, посевных площадей и т. д. Неимоверными усилиями и эта проблема была решена, но тот результат, который в итоге крестьяне получили, отнюдь не компенсировал им тех трудностей, которыми он был достигнут. По этой причине, а также по причине национального притеснения, почва для недовольства в среде бывших беженцев сохранялась, и политической адаптации к реалиям польского государства так, по сути, не произошло. Антипольские настроения в среде православных белорусов были характерны для всего периода существования II Речи Посполитой, и со всей очевидностью проявились в сентябре 1939 г. И хоть обусловлены они были уже скорее внутренней политикой Польши в межвоенный период, чем мероприятиями по отношению к беженцам, истоки их следует искать, в том числе, и в недостаточно эффективном решении проблемы адаптации вернувшихся на родину беженцев.

Библиографический список

    1. Archiwum Akt Nowych (ААN). Towarzystwo Straїy Kresowej. Sygn. 305. Wydziaі organizacyjny. Powiat Grodzieсski. Raport spoіeczny od 29.04. do 27.05.1919. 2. AAN. Towarzystwo Straїy Kresowej. Sygn. 306. Wydziaі organizacyjny. Powiat Grodzieсski. Raport рolityczny od 01.02. 1920. 3. Berner W. Z dziejуw walki z ostrymi chorobami zakaџnymi w Polsce po I wojnie њwiatowej - do 1924 r. (z uwzglкdnieniem wielkich miast). URL: www. pzh. gov. pl/przeglad.../62-4/624_19.pdf. (дата обращения: 15.10.2014). 4. 10 lat polityki spoіecznej paсstwa polskiego 1918 - 1928. URL: www. ptps. org. pl/muzeum.../1264634879.pdf (дата обращения: 15.10.2014). 5. Kurenda M. Polityka repatriacyjna Polski. Zarys ewolucji rozwi№zaс instytucjonalno-prawowych w latach 1918 - 1998 // Ekspertyza. 1999. № 188. 6. Бежанства 1915 г., рэд. Віталь Луба. Беласток, 2000. URL: http: // kamunikat. org/usie_knihi. html? pubid=3545 (дата обращения: 16.10.2014). 7. Государственный архив Гродненской области (ГАГО). Ф. 17. Оп.1. Д. 3. Донесения полицейских постов о происшествиях, событиях на участках. 8. ГАГО. Ф. 6195. Оп. 1. Д. 19. Документы о подготовке и проведении выборов в Народное Собрание Западной Беларуси. 9. Латышонак А., Мiрановiч Я. Гiсторыя Беларусi ад сярэдзiны XVIII ст. да пачатку XIX ст. Вiльня, Беласток, 2010. 10. Радзік Р. Палякі-беларусы: узаемныя стэрэатыпы у ХІХ - ХХ ст. // Беларускi гiстарычны агляд. Т.4. Сш. 1-2 (6-7). Снежань 1997. 11. Сильванович С. А. Польское население северо-восточных (западнобелорусских) земель ІІ Речи Посполитой в межвоенный период // Гуманитарные научные исследования. 2014. № 11.

Похожие статьи




Беженцы из гродненской губернии после первой мировой войны: проблема адаптации на родине

Предыдущая | Следующая