Тело и Власть - Homo lego: новый человек в пространстве культуры XXI века

Биосоциальная природа феномена телесности как и крайняя степень зависимости этой природы от социального окружения и существующего властного дискурса уже давно не вызывают споров. В свое время М. Фуко указывал, что тело в эпоху Нового времени становится проводником этого властного дискурса. Собственно, по мысли М. Фуко оно всегда таковым и являлось - власть в буквальном смысле воздействовала на тело физически, утверждая себя. Только с XVIII века воздействие становится все более изощренным и, возможно, не столь очевидным широким массам. Хирургическое вмешательство, массовый спорт, медицинские осмотры - все это буквально пронизывает жизнь человека и развивается по нарастающей, начиная с XIX века. В тоталитарных государствах ХХ века эти методы достигают своего апогея. Проводится работа с городским пространством, жестом, позой, формой - каждый отдельно взятый человек индустриального общества становится предметом тщательно изучения и контроля. И сегодня мы все также имеем дело с обществом контроля. В двух лекционных курсах "Безопасность, территория, население" [4] и

"Рождение биополитики" [5]. Философ анализирует феномен контроля уже в дискурсе развития либерализма. М. Фуко утверждает мысль об избытке свободы, о бесконечных возможностях либерализма на современном этапе учитывать множественные интересы, при этом разрабатывая новую, гибкую систему контроля. Причем, речь идет об управлении поведением. Власть усиливает вмешательство в личную жизнь пропорционально расширению спектра свобод и их совершенствованию [6, 146].

О стремлении власти подчинить себе тело написано много. Причем речь идет не только о научных текстах. Усиление влияния феминистской критики актуализировало гендерный анализ художественного текста, что в свою очередь вывело на авансцену научной и художественной рефлексии проблему феминности и маскулинности в современном обществе. Одной из центральных тем феминистских текстов становится тема клиторального обрезания. В этой теме воедино сливаются сразу две научные проблемы - это феминистская критика и сам по себе феминистский научный дискурс с одной стороны и проблема давления власти на личность - с другой. Остановимся на нескольких наиболее показательных образцах. Так автобиографический текст сенегальского автора Хади "Искалеченная" повествует о женщине из сельской глубинки и поднимает эту мрачную проблему - по сути, настоящую трагедию, - которую по сей день переживает до двух миллионов девочек. Тема домашнего насилия подается здесь совершенно буднично. Хади описывает повседневность Сенегала в спокойной повествовательной манере, избегая нагнетания страстей. Текст сложно назвать художественным. Это не "литература" в чистом виде. Перед нами документ, со всей очевидностью показывающий разрушительную и бесчеловечную сущность патриархального общества - общества, базирующегося на калечащих человека и давно отживших традициях. Сейчас в России много говорят о необходимости возрождения традиций, о неких мифологических достоинствах консерватизма, о "духовных скрепах" и корнях. "Искалеченная" как раз об этом - о традициях и "скрепах". И о том, что они делают с человеком. Понятно, что в рамках феминистского дискурса на первый план выходит протест против мужского насилия и подчиненного места женщины. Но мы должны обратить внимание и на иной аспект - посредством калечащей телесной трансформации власть утверждает свое господство. Именно так, через тело проводится идея подчинения.

Эту же тему, но уже в более привычных нам литературно-художественных формах развивает Венсан Уаттара. Роман "Жизнь в красном" - текст, написанный в традиционной для ушедшего постмодернизма манере "псевдоавтобиографии". Роман представляет собой своеобразное интервью: пожилая по меркам Буркина-Фасо Йели - ей 55 лет - рассказывает историю своей жизни alter ego автора. Повествование насыщено бытовыми деталями - особенности повседневной жизни, пища, праздники и обряды, устройство дома - что позволяет читателю соприкоснуться с африканскими реалиями, буквально ощутить их. Мы видим, как девочку воспитывают в абсолютном подчинении, детям запрещают задавать вопросы, каждому предназначена определенная, проверенная веками роль. И снова власть утверждает себя через удаление клитора, словно бы еще более подчиняя женщину. Ведь стремление к свободе проявляется не только в уличных протестах или творчестве - оно в неконтролируемых чувствах и сексуальных желаниях. Сначала патриархальная власть в лице родителей запрещает задавать вопросы, а потом калечит тело.

Именно в телесных практиках проявляется стремление к свободе, к освобождению от диктата традиций и власти. Но патриархальная власть мстит за любую попытку бегства. И, что характерно, мстит еще большими телесными увечьями или, даже, физической смертью. Об этом повествует роман-скандал "Сожженная заживо. Жертва закона мужчин", написанный под псевдонимом Суад. Долгое время считалось, что женщина, скрывавшаяся за этим псевдонимом, - первая выжившая после того, что в арабской традиции называется "убийство чести", когда женщину, заподозренную во внебрачной связи, убивают. Чаще всего - сжигают заживо. В данном случае перед нами - душная, вызывающая клаустрофобию арабская повседневность Западного Берега реки Иордан. Традиционно - патриархальное общество здесь явлено во всей своей неприглядности. Женщина ценится в этом обществе меньше домашней скотины, а потому "лишних" девочек мать сама убивает сразу после рождения. Старшие девочки, родившиеся первыми, а потому "нелишние", ибо могут принести пользу через выгодный брак, проживают такую жизнь, что завидовать им в любом случае не приходится. Главная героиня нарушила семейные заповеди и позволила себе полюбить, за что ее облили бензином и подожгли. Она позволила себе распорядится своим телом по-своему, за что и была наказана. Ведь в патриархальном обществе тело принадлежит общине, семье, а не человеку. Объятая пламенем, Суад бежала и чудом спаслась.

Роман не однозначный, поскольку написан в результате восстановления подавленной памяти. Тереза Тейлор, исследовательница из Австралии, указала на ряд несоответствий в тексте, включая отельные культурно-бытовые реалии. Также неясной осталась и степень ожогов тела - в европейском издании это 70%, а в американском - вообще 90%. Как бы там ни было, даже если сам текст и является художественном вымыслом, основан он на реальном положении дел и на реальной патриархальной традиции "убийства чести". А в нашем контексте нас интересует, прежде всего, феномен несвободы тела в патриархальном обществе.

Современная власть не случайно ратует за сохранение традиционной семьи и отказывается принимать любые иные ее формы, ограждая неприкосновенность биполярных патриархальных отношений даже юридически. Так дети ни в коем случае не должны узнать о многообразии семейных форм или возможности добровольной смены гендерной роли и свободе выбора гендера, ибо одно лишь это знание поставит под вопрос легитимность существования патриархальной власти. Сегодня нам кажется, что такие понятия как "детство" и "подростковый возраст" являются естественными и определенными природой. Между тем, мы забываем о том, что оба понятия есть не более чем продукт человеческой цивилизации, причем продукт весьма и весьма молодой - он создается лишь в XIX столетии, когда общество вступило в новый этап развития и механизмы контроля, заложенные в XVIII веке заработали в полную с силу. "Детство", которое нужно оберегать, - это лишь один из самых жестких механизмов властного контроля. бодрийяр тело искусствосфера телесность

Похожие статьи




Тело и Власть - Homo lego: новый человек в пространстве культуры XXI века

Предыдущая | Следующая